Сценарий "Карантина" будет обязательно продолжен, а сейчас объявляется ещё один антракт.

Юра прислал небольшой свежий рассказ, и я его здесь представлю.

 

 

 

Зуб заболел в четверг вечером внезапно и сразу очень сильно.

С трудом дождавшись окончания смены, я бегом помчался домой, где проглотил несколько таблеток анальгина. Боль не утихала, и ночь я провёл практически без сна, занимаясь полосканием солью, содой и водкой, попутно глотая анальгин в перемешку с димедролом, то есть, использовал весь арсенал имеющихся у меня медицинских средств.

Утром я потащился к врачу. Скула моя на глазах приобретала всё более асимметричные формы.

 

Врачом в нашей части служил азербайджанец старший лейтенант Ахмед.

Надо отдать ему должное, был он на все руки мастер, лечил всё, даже принимал роды у офицерских жён.

Вот только стоматологом не был.

Ближайший стоматологический кабинет находился в городе нефтяников Али-Байрамлы, расположенном километрах в двадцати от части. Я позвонил начальнику своей службы и, с трудом ворочая языком, объяснил ему невозможность моего присутствия на работе. Он выслушал меня с сочувствием и дал разрешение убыть из части на лечение.

 

В пассажирский "пазик" кроме меня сели местные торговки с корзинами и вёдрами.

Они с испугом посматривали в мою сторону, стараясь расположиться от меня как можно дальше.

Я усмехнулся про себя, представив, насколько непривлекательно выгляжу после тяжёлой бессонной ночи, и занял первое сиденье, чтобы никого не смущать своей распухшей физиономией.

К девяти утра я уже был в городе, но, к моему несчастью, кабинет стоматолога был закрыт.

Надпись на азербайджанском и русском языках гласила, что в пятницу часы работы кабинета с 11:00 до 17:00. Надо было придумать, как убить время.

И тут я увидел афишу местного кинотеатрика, на которой советский лейтенант из пистолета отстреливался от длинноносых душманов, трусливо прячущихся за скалами. Я понял, что лучшего средства отключиться на полтора часа мне не придумать. Первый сеанс начинался в 9:30. Как раз в одиннадцать, сообразил я, фильм закончится, и я прямо к открытию поспею в спасительный кабинет.

 

Фильм подходил к концу, и я уже поглядывал на часы, чтобы первым выскочить на улицу, когда свет в зале неожиданно зажёгся, и громкий мужской голос на чистом русском языке объявил:

"Товарищи, прошу всех на выход. Предъявите, пожалуйста, ваши документы. Действует специальный городской рейд по контролю за трудовой дисциплиной и пресечению прогулов."

Действительно, недавно заступивший на пост генерального секретаря КПСС товарищ Андропов начал свою деятельность на посту руководителя страны несколько экстравагантно, заявив о необходимости принятия жёстких мер по усилению контроля за правильным использованием гражданами их рабочего времени.

 

Я тогда не обратил на это злободневное заявление ровно никакого внимания, ибо армии эта инициатива никаким боком не касалась.

В армии контроля и без генерального секретаря выше крыши. А что делалось на гражданке, я представления, конечно, не имел.

Но факт остаётся фактом, остросюжетный фильм про героического советского офицера, который только-только притупил мою боль, досмотреть мне не дали.

Трое молодых людей с красными повязками на рукавах и с одинаково аккуратными причёсками уже фильтровали всех выходящих из зала, пропуская одних обратно в кинотеатр и задерживая других.

Я встал в очередь на выход.

Какая-то женщина рядом со мной сказала, что проверяющие не из милиции, а из местного отделения КГБ.

Это меня расстроило. Документов у меня при себе не было никаких.

Кроме того, я был в штатском.

И если с милицией я бы как-то ещё разобрался, то предстоящая встреча с сотрудниками госбезопасности внушала мне небезосновательные опасения.

 

По мере приближения к парням с повязками начала усиливаться зубная боль.

- Ваши документы, товарищ, - вежливо обратился ко мне молодой человек примерно моего возраста.

- Нет у меня документов, - хмуро отозвался я. - Неместный я. И вообще - военный.

- Хорошо, это мы выясним, - сказал кэгэбэшник, оглядев меня с большим подозрением, и велел отойти к группе задержанных. Я с тоской посмотрел на часы. До открытия кабинета оставалось не более десяти минут.

 

После того, как весь зал был проверен, нас (человек пятнадцать задержанных) погрузили в специально подогнанный автобус и повезли в местное отделение милиции.

Здесь в маленькой приёмной промурыжили не менее часа, после чего по одному стали вызывать в кабинет.

К этому времени у меня болел уже не только зуб, а пылала вся голова, готовая взорваться, как переспелый арбуз. Наконец, очередь дошла до меня.

 

В кабинете сидели двое в штатском. На милиционеров они точно не походили.

- Ваше имя и фамилия, - не глядя на меня, спросил утомлённый молодой человек в очках.

Я угрюмо назвался.

- Место работы?

- Вооружённые силы…

Тут он впервые поднял голову. Щурясь, он осмотрел меня с ног до головы своими близорукими глазами и, как пишут в романах, лёгкая тень сомнения омрачила его лицо.

- Полно сочинять-то. Мы не в театре, говорите, товарищ, правду, на каком предприятии работаете, где числитесь?

- Будете врать, хуже будет, попадёте под статью, - отозвался второй, который до того молчал.

Это был длинный анемичный тип с пустыми прозрачными, как осенняя вода, глазами.

- Мужики, так это ж и есть самая что ни на есть правда, - настаивал я. - Лейтенант я, в кино прибыл из Аджикабула, потому что мне к врачу надо.

Надо сказать, что говорить чётко у меня не получалось. Артикуляции мешала до невозможности распухшая губа, а мысли путались после бессонной ночи и выпитых мной лечебных препаратов.

Вот и получилось, что вместо слов "прибыл из Аджикабула" эти парни расслышали что-то вроде "прибыл аж из Кабула", что привело их в неожиданно весёлое расположение духа.

- Так ты прямо с фронта, лейтенант? Так сказать, с корабля на бал? - издевательски поинтересовался очкастый, незаметно перейдя на ты. - А кинотеатр, конечно, самое место для того, чтобы встретиться с врачом. Тебя вообще куда ранили-то, не в мозг, случайно?

 

Я не понял его дурацкого юмора и угрюмо погладил болевшую скулу.

- Да нет, он прямо из фильма, - хохотнул второй. - В роль вошёл и никак выйти из неё не может. Я, приятель, фильм это уже один раз посмотрел, так что не надо мне его пересказывать.

- Нет, ты только погляди на его небритую пьяную рожу, - делился своими наблюдениями очкастый. - В вытрезвитель тебе, афганец, надо, а не к врачу.

А скажи-ка, чего это ты, скромняга такой, всего лишь лейтенант, а не генерал-майор или какой-нибудь полковник?

 

Оба гэбэшника нагло ржали. А я с сожалением вспомнил, что уже два дня не брился.

Мне все их шуточки вовсе не казались смешными. Однако попытки отмести подозрения и объяснить, что я приехал к врачу из воинской части, ни к чему не привели. Когда я заявил, что буду жаловаться на незаконное задержание, длинный, которого назвали Пашей, сказал прямо:

- Ты погляди на себя, алкаш, - и он показал мне на ноги. - Ты же сапоги свои пропил, лейтенант хренов.

Может быть, пора прекратить уже гнать нам свою лажу?

 

Я посмотрел на ноги и обомлел.

На мне были надеты старые потрёпанные жизнью пропитанные белой пылью домашние тапочки.

Вместе с брюками смотрелись они очень экстравагантно. От бессонницы и головной боли я просто забыл переобуться и вот так, в тапочках, и пропутешествовал в Али-Байрамлы.

Теперь-то мне стали понятны косые взгляды женщин в автобусе.

 

Ситуация получилась неудобная. Я начал что-то лепетать, пытаясь объяснить про зуб, про кино и про стоматолога, который уже два месяца как вышел в отставку.

Однако моим мучителям уже было скучно слушать меня.

- Знаешь, приятель, иди-ка проспись, приди в себя, а потом будем разговаривать, - сказал Паша. - Вот и узнаем, в каком-таком Кабуле ты служишь.

И он бесцеремонно вытолкал меня в коридор.

Там меня взяли в оборот двое настоящих ментов в форме и, поддав кулаком в ребро, увели вниз по лестнице, где и заперли в какой-то комнатушке, без единого стула.