Comic Book Hero
Недавно костёр жгли на фоне речного пейзажа.
Шутили, смеялись, накидывали мыслишки.
Решили создать для комикса персонажа,
Буквально знакомого всем нам не понаслышке.
В основе сюжета извечно лежит конфликт.
Мы моде в угоду четвёртую стену сломаем.
Так единогласно был вынесен этот вердикт:
Герой должен быть общественно узнаваем.
И чтобы продюсеры тут же несли бабло,
У «Marvel» c «DC» чтоб были мы нарасхват,
Придуман был супергерой: Человек-Хамло.
И говорящее имя: Навсех Насрат.
Он не с Криптона, не с Марса. Он наш – родной!
Паук не кусал его с прочими насекомыми.
Родители чёткий пример показали свой.
Ещё вдохновлялся соседями и знакомыми.
Отец – диванный эксперт всех возможных сфер.
Мать не телефоне с подругами год от года.
В квартире из книг – лишь роман времён СССР,
И тот подпирает шаткую ножку комода.
Его научили с балкона швырять окурки,
Бросать сигаретные пачки лишь мимо урны.
Сказали, все люди на свете – тупые придурки.
А главные в речи слова – те всегда нецензурны.
Лет в восемь Навсех Насрат сжёг все кнопки в лифте.
А в десять уже сложнее решал задачи:
Хватал за грудкИ: «Копеечкой осчасливьте!»
Всегда выбирая тех, кто не мог дать сдачи.
Учебник открыл лишь однажды в учёбы часы.
Аукались долго потом директрисе скандалы.
Из Гоголя Гитлера сделал, добавив усы,
И пошлые Пушкину пририсовал причиндалы.
Он мир предпочёл по-своему постигать.
Идейное есть воплощение. Вот оно:
Всё можно либо сломать, либо обоссать.
А третьего варианта не предусмотрено.
Плевался везде, словно в городе жили верблюды,
Орал благим матом под окнами песни ночами.
И пенсию зА год спёр как-то у бабы Люды,
Пропивши её за пятнадцать минут с корешами.
Сломал сотню лавочек, тыщу разбил фонарей,
И отфильтровал своей печенью пива он тонны.
Коль ляжет на кассовый сканер вдруг мордой своей,
То в чеке пробьются дешёвые тут же гoндoны.
Конечно, в подъезде любил он справлять нужду,
К большой, неуёмной, восторженной собственной радости.
А к людям культурным испытывал с детства вражду,
Считая, что вежливость - признак терпилы и слабости.
Бухнув шмурдяка, валялся, пуская ленты.
Сидел на кортАх, плюясь шелухой от семечек.
И пошлые отпускал всегда комплименты,
Свистя возбуждённо на всех проходящих девочек.
Замолвим за джентльмена хотя б словечко.
Уж если попал под обстрел из Амурных стрел,
То на снегу нарисует ей жёлтым сердечко,
И имя любимой, но если он долго терпел
Ещё в комментариях с «левых» страниц шалил.
В ком много говна, тот рьяно говнит других.
Фекалии метко метал он, как гамадрил,
Катая снаряды из мыслей вонючих своих.
Вгонял оппонентов порой тугоумьем в истерику,
Для спора всегда находя крайне веские поводы.
Одним аргументом: «Та, нах, так сказали по телеку», -
Он рушил любые солидные разума доводы.
Общение с ним людей заводило в тупик:
Был нужен толмачь с гоп-сленга на человечий.
Он всем, кто не пьёт, говорил: «Ну, ты чё, не мужик?», -
Не видя в сужденьи логических противоречий.
Он коммуницирует с нами во всей красе,
Мы все для него «корефаны, «батяни» и «братцы».
И чтобы не злить его, лучше ты будь как все,
Не дай тебе Боже хоть чем-нибудь выделяться.
Одну знает рифму на слово «противогаз»,
Отрыжку считает он шуткой высокого тона.
И чтобы не драить зазря телесА лишний раз,
Себя заливает флаконами одеколона.
Бетховен и Моцарт для парня «ваще никакие»,
Дали и Ван Гог для него – лишь тупая мазня.
Во всех его бедах всегда виноваты другие:
Соседи, масоны, правительство, учителя.
Но стоит ли так Человека-Хамло обвинять?
Такая реальность. В том нету его вины.
Всю жизнь он пытается всех на Земле обосрать,
Забыв перед этим процессом стянуть штаны.
Но как-то однажды, отправившись погулять,
Он видит – навстречу шагает парнишка со скрипкой
С блаженною мыслью: «Легко тут мобилу отжать»,
Путь перерезает, сверкая шакальей улыбкой.
Учтиво со всеми учил обращаться Кант,
Насрат ни прочёл из философа даже строчку.
Заточку достал из кармана: «Сюда, музыкант!
Давай телефон и деньги гони на бочку».
Что «после» - забыл. Запомнилось только «до».
У жертвы гоп-стопа движения были лОвки.
Парнишка ходил кроме музыки на дзюдо,
Увидел в Хамле он пособие для тренировки.
Хрустели и рёбра и кости обеих рук,
И череп - по звуку судя - совсем пустой.
И зубы на землю посыпались – под каблук.
А челюсть заклинило в просьбе молитвенной: «Стой».
Покинув спустя полгода одну из палат,
И думая, чем и когда за леченье заплатит,
Сегодня Навсех Насрат стал вдруг Всех Уважат.
Но вряд ли его задора надолго хватит.
Урок этикета в теории не понять.
Доходчиво всё познаётся на собственной шкуре.
Пытаться бессмысленно кое-кого обучать.
Есть люди, подвластные только лишь грубой дрессуре.
