САГА О ТОЛКАЧАХ

Эдуард Струков

Эдуард Струков САГА О ТОЛКАЧАХ

Эта сюрреалистическая история

случилась со мною в 92-м,

в те самые чумовые времена,

когда только что развалился СССР,

экономика полетела в никуда,

всё рухнуло и перемешалось,

деньги в стране закончились,

гаджеты и вай-фай ещё не изобрели,

зато щедро расцвели биржи-брокеры,

а людям при этом надо было как-то жить,

крутиться, работать, кормить семью.

В те смутные весёлые деньки

довелось мне всласть порулить

отделом снабжения большого завода,

содержавшего целый отряд «толкачей»,

а частенько и самому

бывать в этом амплуа.

"Толкачом" во времена СССР

называли специального человека,

которого посылали в нужное место,

чтобы "выбить" необходимые фонды,

ускорить отгрузку дефицитных материалов,

порешать возникающие вопросы

любым доступным способом,

в общем, протолкнуть проблему.

Сердечники пуль для патронов

рубили у нас на заводе

из специальной проволоки,

но отгрузка её из далёкого Череповца

задерживалась из-за нехватки вагонов.

И тогда кто-то предложил

в порядке бреда

доставить проволоку самолётом.

«Бред» обсчитали, прикинули –

да, простой обходился заводу куда дороже!

Я выпытал у коллеги с авиазавода,

что на днях из Ливии

возвращается борт их авиаотряда,

летавший туда за экипажами,

перегонявшими истребители

нашему «лучшему другу»

Муаммару Каддафи.

И если лётчикам прикажут,

то они готовы сесть где угодно

и прихватить с собой что угодно,

хотя я плохо представлял себе,

как можно будет запихнуть

в благообразное брюшко АН-12

пять катушек стальной проволоки

весом в тонну каждая.

В конце двадцатого века

дело делались уже куда быстрее.

чем сказка сказывалась,

поэтому первым же рейсом

я улетел в Москву,

прихватив с собою младшего братца,

недавно демобилизованного из армии,

который сам упросил меня

устроить его на такую работу,

чтоб покататься и мир посмотреть,

то есть в заводские экспедиторы,

а проще говоря, в "толкачи".

Младший брат мой служил срочную

в радиоразведке под Киевом,

но осенью девяносто первого

весёлые хлопцы с автоматами

ночью вывезли личный состав

в какой-то ров за Броварами

где взяли пацанов на прицел

и предложили присягнуть

самостийной Украйне,

а когда вволю накуражились,

то просто турнули солдатиков

в близлежайшую Россию

без копейки денег.

Слава Богу, что это были

ещё вегетарианские времена,

брат уважал "ридну мову",

обожал Наташу Королёву,

он честно служил этим людям,

не разделяя мир на национальности,

а потом в пять минут стал чужим,

постоял ночь под стволами,

неделю ехал через всю страну злым и голодным,

и что-то изменилось в нём тогда,

исчез милый добрый мальчик,

зажёгся в его глазах упрямый мужицкий огонь,

который так хорошо будет виден потом

в глазах героев Сергея Бодрова.

Главная проблема состояла в том,

что в стране не было авиационного топлива,

рейсы часто задерживались,

аэропорты то и дело закрывались,

сам я чудом вырвался из Тбилиси,

где три недели жил на одних мандаринах,

и самолёту с проволокой

предстояло совершить чудо,

добравшись от Череповца

до самого Комсомольска-на-Амуре.

Это была полная авантюра,

но выхода не было,

спасти ситуацию мог только фарт,

слепая удача русской рулетки,

и я, всерьёз опасаясь того,

что лимит моей собственной удачи

в самый нужный момент

может оказаться исчерпанным,

искренне надеялся на то, что

младшему брату моему,

как новичку,

кто-то там сверху

щедрой рукой

сыпанёт этой удачи сполна.

Остановленный комбинат

был похож на мертвецки пьяного

ржавого железного великана,

упавшего на спину

и заснувшего в странной позе.

Нелепо растопырившись,

задрав в небо трубы-руки,

он лежал посреди холодной

грязной осенней степи,

носившей гордое название

Русский Север.

Сам город был сер, хмур и неприветлив,

местные называли себя «черепами»,

в этом жутковатом месте

просто невозможно было

долго оставаться трезвым,

мы явно не вписывались

в местный унылый колорит,

хотелось напиться водки,

чтобы мимикрировать,

не отсвечивая на улицах

нашими позитивными физиономиями.

Поскольку никто толком не работал,

все предприятия давно закрылись,

а назавтра был День Конституции,

то есть вполне весомый повод,

для более комфортного восприятия

окружающей нас действительности

мы немедленно напились в хлам,

долго орали песню про чёрного ворона

в каком-то замызганном кафе,

причём наше отвязное поведение

почему-то никого совсем не удивляло.

Потом мы долго брели по городу,

брат был похож на пьяного Дон Кихота,

а я напоминал скорее Санчо Пансу.

В нетопленной заводской гостинице

нас ждала администратор,

толстая перепуганная дама,

кто-то позвонил ей и попросил передать,

чтобы утром встречали самолёт,

но какой, откуда -- она толком не поняла,

и вообще аэропорт в их городе

был уже лет пять как закрыт.

Ночью меня позвала вниз сонная дежурная,

и пьяный весёлый голос

в трубке телефона

по-военному доложил,

что борт 305 сел,

экипаж готов к заправке и погрузке,

просьба подвезти завтра с утра

чего-нибудь пожрать и выпить,

желательно побольше.

На вопрос: «А где вы сели, где вас искать?»

лётчик ответил:

«А хрен его знает! Куда-то сели…»

жизнерадостно захохотал и пропал.

Я положил трубку и закрыл глаза.

Светлый огонь исправно горел наверху,

как случалось уже не раз и не два,

мне снова повезло,

моя удача была со мной.

Я поднялся в номер и спокойно уснул.

Наутро город преобразился.

Кто-то пустил удивительный слух,

что самолёт, прилетевший ночью

в давно закрытый аэропорт,

привёз деньги, много денег,

всем выдадут зарплату за прошлый год,

люди со слезами обнимались на улицах,

с надеждой глядя друг другу в глаза.

А ещё по случаю праздника

в городе объявилось бабье лето,

согревшее всех желающих

последним теплом уходящей осени.

Несмотря на выходной день,

сталепрокатный завод

встретил нас, как родных,

перед нами распахивались все двери,

мгновенно нашлись крановые и стропали,

и к обеду три загруженных до отказа самосвала

вслед за автокраном

торжественно выехали за ворота.

Мы с удивлением наблюдали,

как местные жители разглядывают купюры,

оказалось, что многие уже забыли,

как вообще выглядят деньги,

поэтому новая зелёная двухсотрублёвка

повергала их в священный транс,

мгновенно решая любые вопросы.

В такой обстановке был неминуем

интерес вездесущего криминала,

поэтому время пошло на часы.

Самолёт отыскался довольно просто,

он гордо стоял посреди

старого полузаброшенного аэродрома

на заросшем кустами лётном поле,

тутошняя авиация теперь летала

исключительно на вертолётах,

которым на бетонке

разгона не требовалось,

да и топлива на полёты

всё равно никому давно не давали.

Злобно матерящийся механик объяснил,

что нам предстоит немыслимое,

расчистить от кустов взлётную полосу

запихать на борт самолёта

пять блестящих от масла

толстых катушек проволоки,

найти керосин для заправки самолёта

и попытаться взлететь

с качающихся плит аэродрома,

которые с треском лопались от старости

под колёсами тяжёлых грузовиков.

Глаза боятся, руки делают.

Мы действовали жёстко и энергично,

пока брат гонял в город за водкой и колбасой,

устроив среди торговцев лёгкую панику

(не так уж и много оказалось в городе

этой самой колбасы),

начальник аэродрома за бакшиш

отдал летунам заныканый керосин,

местные бичи за ящик вина

резво очистили поле от кустов,

на борту АН оказалась лебёдка,

мы с матом и криками кое-как

впихнули груз внутрь самолёта.

Шесть долгих осенних дней

горемычный борт 305

пилил через всю страну,

перелетая от одного аэропорта к другому.

Именные чеки Сбербанка

никто не хотел принимать,

а налички у брата не было.

Где-то летуны уламывали знакомых

одолжить бак керосина,

где-то просто воровали по ночам

топливо с заправщиков.

При взлёте мотки проволоки

угрожающе дрейфовали в хвост,

при посадке смещаясь обратно

в сторону кабины.

Лётчики очень скоро решили,

что ввязались в блудняк,

они-то по простоте своей считали,

что помогают своим, заводским,

но оказалось, что их обманули,

борт зафрахтовали какие-то мутные чужаки.

Пару раз дело чуть не доходило до драки,

экипаж пытался выкинуть на землю

перепачканные тавотом катушки,

но экспедитор, сопровождающий груз,

стоял насмерть.

Брату досталось изрядно,

когда у него закончились

водка, деньги и колбаса,

авторитет его резко упал,

летуны стали позволять себе

обидные шуточки и гадости,

но делать было нечего,

оставалось только терпеть и ждать,

скрипя зубами от досады.

Дома он недолго проходил в героях,

его опять послали

в этот чёртов Череповец,

там у него по пьянке

вытащили деньги и документы,

две недели пришлось жить

на содержании местных путан,

он был гордым, ел мало,

не хотел одалживаться,

в последние дни декабря

зайцем добрался до Москвы,

на перроне Ярославского вокзала

от голода у него свело желудок,

ему обещали с оказией

передать документы,

но увы, его никто не встречал.

И когда кто-то ткнул его в плечо,

младший брат обернулся

и не поверил своим глазам:

«Русские своих не бросают!»

На домодедовском контроле он оглянулся,

тщетно пытаясь разглядеть в толпе

своего старшего брата,

специально ради него

прилетевшего

встречать в одиночку Новый год

в красивой, холодной и чужой Москве.

Но я уже спешил к электричке.