Пушкин учит свои стихи
«Пушкин за тебя стихи учить будет, что ли? – устало говорила Елена Михайловна. – Он-то их давно написал». Уже третий раз у меня не получалось как следует подготовиться к уроку. Задано было «Зимнее утро», а я всё никак не мог запомнить слова о янтарном блеске, бурой кобылке и бледном пятне. Хотя, честно говоря, Александр Сергеевич мне нравился. Он любил друзей, заступался за жену и часто носил с собой тяжёлую трость, чтобы развивать силу рук. А ещё метко стрелял из пистолета.
Вот странно, он ведь не любил весну. Так и писал – весной я болен. Почему тогда я в мае должен мучиться с мутным небом и злой вьюгой? Вообще, как-то даже невежливо. Ладно, сейчас всё сделаем. День был погожим, солнце расшалилось и норовило залезть под каждую куртку и пальто. Прохожие, судя по их потным лицам, очень хорошо понимали великого поэта. Я решил зайти в Летний сад. Во-первых, на его аллеях всегда достаточно тени, а во-вторых, Пушкин там тоже часто гулял. Прямо в домашнем халате. Нам в школе рассказывали.
Сажусь на скамейку. Читаю и перечитываю. Закрываю глаза. Повторяю. Опять спотыкаюсь на бурой кобылке. Открываю глаза. Читаю и перечитываю. Справа от меня опускается какой-то человек. Закрываю глаза. «Вся комната янтарным блеском освещена. Веселым треском…» Стоп! Не освещена, а озарена. Опять сначала… Устал. Опускаю книгу, выпрямляю спину и смотрю по сторонам. Человек рядом что-то пишет. Странный... Высокая чёрная шляпа, курчавые волосы, толстые губы, плащ. К скамейке прислонена тяжёлая трость. Заметив боковым зрением моё движение, он поворачивается. Из-под плаща становятся видны полы шёлкового халата и голые ноги.
И тут я вижу, что он списывает. Списывает стихотворение «Зимнее утро». «Пожалуйста, – слышу, – не закрывайте его. Мне совсем немного осталось». Потом наклоняется ко мне и шёпотом говорит: «Я и сам когда-то с ним совершенно замучился. До сих пор путаю слова, и черновик потерялся. Спасибо вам. Удачи».
После этого он встал, поклонился, взял трость и исчез в соседней аллее. Где я мог его видеть? Книга соскользнула с колен и раскрылась на первой странице. Пушкин торопливо занимал своё место в рамке и довольно улыбался.
