МИШКА
Вне-конкурсно-форматное...
1
В городе Энске под самый Новый Год
в пьяной кабацкой драке
убили единственного сына судьи Петрова.
Сын, между нами говоря, был засранец ещё тот,
но зачем же за такие мелочи
разбивать битой голову живому человеку?
Понятное дело, что на могиле сына судья
торжественно поклялся наказать виновных.
Случилась вполне себе обычная история,
накачанная гормонами и водкой молодёжь передралась,
однако следствию было не совсем понятно,
кто же из троих нападавших нанёс роковой удар.
Мишку задержали первым из подозреваемых,
и адвокат уговорил его молчать,
что было сделано не совсем разумно,
потому что теперь следователь мог сам лепить дело
так, как ему заблагорассудится.
Сам Мишка сына судьи точно не убивал,
и я лично вполне ему верю.
Рассказывать следствию правду он не захотел,
но причастность его к делу была доказана,
и морозным январским утром
коллега несчастного судьи-отца
в пять минут отправил парня под арест.
2.
Прошла зима, пролетела весна, наступило лето,
а Мишка наш всё парился и парился на нарах.
На воле он работал ректором филиала Эрского университета,
занимался спортом, знал иностранные языки,
то есть был вполне образованным молодым человеком
с весьма тонкой душевной организацией,
а таким в тюрьме приходится очень непросто.
Посадили его сначала в так называемую "пресс-хату",
где натасканные уголовники-рецидивисты
начали методичную психологическую обработку новичка
путём "накидывания колпаков" и "нагнетания жути",
чем изрядно подрасшатали Мишкину психику.
Кроме того, адвокаты не нашли ничего умнее,
как отправить его "подельников" на время в бега,
так что по сути Мишка страдал в СИЗО один за всех,
поскольку свято верил в то, что сдавать друзей "западло".
Кто только не пытался вразумить упёртого парня!
Однажды к нему на свидание приехал старший брат,
служивший начальником СОБРа где-то в Сибири,
но как только он завёл разговор о суде,
Мишка демонстративно ушёл со свидания.
Переубедить Мишку было невозможно,
поскольку был он чертовски принципиальным,
с самого детства воспитывался на культе воли и силы,
истово верил в идеалы "мужской дружбы"
и старательно вёл себя "по пацанским понятиям".
Бледный, высокий, с горящими глазами,
чем-то похожий на религиозного фанатика,
он так старательно призывал новичков молчать,
что быстро становился невыносим,
и его то и дело переводили из одной камеры в другую.
3.
В городе многие уже давно знали о том,
кто на самом деле вынес мозги судейскому сыну,
и хотя судье-отцу не раз и не два шептали об этом,
но горе и чёрная злоба того самым странным образом
вдруг трансформировались в ненависть к Мишке.
Сроки уходили, следствие заканчивалось впустую,
но дальше случилось самое интересное --
оказалось, что правда в этом деле никому не нужна.
Через полгода странствий по чужим домам
Мишкины "подельники" сами явились к следователю
и в один голос дали показания о том,
что их арестованный друг и есть главный "убивец".
Мишка приходил с очных ставок сам не свой,
падал на занавешенную простынёй "шконку",
брал в руки потрёпанный томик Шекспира
(парень пытался учить в тюрьме английский язык!),
и молча лежал часами в своём закутке
с совершенно белым лицом и слепым взглядом,
катая по выбритым щекам крупные желваки.
Самое ужасное было в том, что вчерашние друзья,
которых он так трепетно выгораживал,
топили его по полной,
вместо убийства по неосторожности
обвиняя в предумышленном убийстве,
от чего статья Мишкина менялась на более тяжкую.
Читатель давно должен был догадаться,
что всё это происходило неспроста,
дело шилось быстро, умелыми крупными стежками,
и направляла события из-за кулис
уверенная рука судьи Петрова,
поклявшегося отомстить за сына.
Начался скорый судебный процесс,
исход которого был вполне понятен,
потому как вёл его давешний петровский приятель,
но Мишка на суде по-прежнему отмолчался,
получив полновесные пятнадцать лет строгача.
Карательная операция правосудия завершилась,
и где-то за столом судья Петров принимал поздравления
и благодарил своих коллег за помощь и содействие,
а упёртый парень Мишка уходил этапом
прямиком на Ванинскую пересылку.
4.
Прошло немало лет, и многое стёрлось из памяти,
но забыть печальную Мишкину историю я никак не могу.
Один мой давнишний знакомый,
который сам был некогда федеральным судьёй,
рассказывал мне кое-что о той корпоративной этике,
что заведена нынче в судейских кругах,
и поведал, что первый тост в любом застолье судей
всегда одинаков: "ЗА НАС! ЗА БОГОВ!"
Древнегреческие боги, одержимые земными страстями,
были жадными, завистливыми, гневливыми, жестокими
и далеко-далеко не самыми праведными...
Как же так получилось, что в христианской стране
судьи, люди с априори высокой моралью,
стали вдруг считать себя языческими богами?
Прощает ли их за это православный Бог?
Верят ли они в Него?
Вспоминают ли о Нём, вынося свои решения?
Сомневаюсь.
Но одно я знаю теперь абсолютно точно --
лучше всегда и везде говорить правду,
чего бы она, эта правда,
тебе или кому-то потом не стоила...
