Странная любовь
В Москве, в декабре 1994 года на вечеринке у друзей я познакомился с Аней. Ей тогда было 20 лет, мне 29. К сожалению, она не обращала на меня ни малейшего внимания. Мы мельком встречались с ней временами у общих знакомых, она была со мной дружелюбна, но особого интереса ко мне не проявляла.
В октябре 1995 у нее началась черная полоса: она не поступила в вуз, жила на квартире, которую снимала ее старшая сестра, у нее долго не было молодого человека, ну и т.д. Хотя виделись мы с ней не часто, стандартная модель начинала работать. Взгляды, которыми мы одаривали друг друга, указывали на то, что начинается роман.
Дело в том, что я тогда вел себя несколько странно. С одной стороны, я всячески декларировал самые разные идеи запредельного, божественного, неземного. С другой стороны, я всячески проповедовал гедонизм: «Homo sum et nihil humanum a me alienum puto». В отношениях с женским полом это проявлялось в том виде, что мы фактически менялись ролями: инициатива к сближению исходила не от меня. А я (стыдно признаться) вел себя, как девочка-восьмиклассница. И стыдно признаться в том, что мне нравилось такое состояние: я видел в нём нечто необычное.
В декабре 95, почти через год после нашего знакомства, Аня позвонила мне вечером. Она была дома одна, сестра с бой-френдом куда-то уехали. Ей было одиноко. Мы поболтали по телефону, и я поехал к ней в гости. Жила она в тот момент там, куда «только самолетом можно долететь»: дальняя станция метро, да еще и от метро маршруткой больше получаса езды. Я купил фрукты, шампанское, торт, и приехал к ней. Она же угощала меня собственноручно приготовленными вкусностями. Все это было очень романтично: полумрак, тихая музыка, торт, шампанское, фрукты. Мы позвонили нашему общему другу, который в то время лежал дома больной гриппом, и договорились прийти к нему завтра вдвоем навестить.
Время шло. Аня постепенно выпила бутылку шампанского (я на тот момент уже совсем не пил), глаза у нее заблестели. К тому же, как я понимаю, сказывалось и довольно долгое вынужденное воздержание. Атмосфера становилась все интимнее, хотя физически это никак не проявлялось: мы сидели в креслах с разных сторон журнального столика и даже не могли касаться друг друга. Потом мы танцевали то быстрые, то медленные танцы, но опять-таки без сексуальных попыток. Время приближалось к одиннадцати. И хотя в Москве метро работает до часу ночи, да и на такси денег у меня было достаточно, я начал говорить, что мне уже пора. Она уговаривала меня остаться еще на пятнадцать минут, еще на полчаса…
Несмотря на все мои разговоры о запредельном, абсолютное большинство во мне требовало самого земного. Тем более что, если с какой-то другой женщиной меня могло остановить то, что она мне просто не нравилась, то здесь этого не было. Аня не просто нравилась мне, она казалась живым воплощением апсар, индийских богинь небесной красоты и наслаждения. Поэтому в глубине души я уже радовался тому, что наконец-то этот роман, о котором я (опять признаюсь совершенно честно) даже и не мечтал, вдруг становится реальностью.
Примерно в половине первого я вдруг совершенно неожиданно для нее и, что еще более интересно, совершенно неожиданно для себя, встал и сказал, что мне пора уходить. Но уже совершенно другим тоном, без всякого кокетничанья и игривости, а спокойно и буднично. За пару минут я оделся, мы с ней простились в прихожей, договорившись, что завтра мы созвонимся и поедем к нашему общему другу. Аня была растеряна, но не обижена.
Я вышел во двор дома. Ночь, зима, снег вокруг. Я хрен знает где: надо идти на трассу, пытаться поймать такси и ехать на другой конец Москвы в совершенно пустую и темную съемную квартиру, где меня никто не ждет. И при этом в двух шагах от меня одна в пустой квартире осталась девушка, которая мне безумно нравится, и которой я тоже нравлюсь. В этой ситуации было что-то абсурдное. Но абсурднее всего был восторг, охвативший меня. Я стоял в расстегнутой куртке и с огромной радостью вдыхал морозный воздух, чувствуя удивительно мощную силу, выкинувшую меня из потенциальных объятий. Это было интересное ощущение: я вдруг почувствовал, что нечто запредельное, о чем я так много говорил до сих пор, но во что, по большому счету, не особенно верил, действительно существует. И что по сравнению с ним все остальное кажется настолько маленьким и несерьезным, что даже и сравнивать невозможно...
С Аней мы продолжали встречаться как обычно. Но с того момента (правда, не вдруг, а постепенно – за пару месяцев) мое поведение с дамами стало меняться. Я как бы увидел себя со стороны: все это кокетничанье. Мне стало смешно: то, что хорошо и естественно в 16-летней девочке, у 30-летнего мужчины кажется, мягко говоря, странным. Я стал вести себя сдержаннее. Да и мои жизненные обстоятельства складывались все менее благоприятно для меня. Было такое ощущение, что мой лимит удач и удовольствий на какое-то время исчерпан и приходят более тяжелые времена. В принципе, так оно и оказалось.
Тем не менее, с Аней мы продолжали встречаться. Но уже без прежнего заигрывания. А с весны у нас началось нечто, что иначе как платоническим романом не назовешь. Мы виделись по два-три раза в неделю. Я водил ее в кафе и рестораны (деньги у меня тогда были), мы много гуляли по Москве. В мае-июне по хорошей погоде ездили на нудистский пляж, а по плохой – катались на корабликах по Москве-реке. Много разговаривали. Она не была особенно интеллектуальной. Абстрактные темы ее мало интересовали. Но она очень тонко чувствовала и была весьма взрослой для своих 22 лет. Только я не хочу, чтобы подумали, будто она была хмурой пуританкой. Наоборот, она была очень живой и веселой. Параллельно с нашим романом у нее были и более естественные: обычные молодые люди, с которыми она имела самые обычные любовные отношения. Но, поскольку наш роман был не совсем стандартным, на наших отношениях это никак не сказывалось. Мне приходилось несколько раз оставаться ночевать у нее, потому что уже поздно было ехать домой. Она несколько раз ночевала у меня. Мы спали на разных кроватях, и никто не делал никаких попыток к физическому сближению.
Тогда я обратил внимание на забавный феномен. Поскольку к тому времени я не скрывал, что живу без женщин, это вызывало подозрения и сомнения. Аня рассказывала мне, не называя имен, что некоторые из наших общих знакомых уверены, что на самом-то деле у меня какой-то occasional sex есть, просто я это не афиширую. На что Аня, не страдая излишней скромностью, ответила: «Нет. Мне это точно известно. Если он со мной не спит, значит, он ни с кем не спит!» Мне стало смешно. Я подумал, что если бы я, наоборот, на виду у гостей бросался смущенно прятать якобы случайно оставленные женские вещи, все были бы уверены, что у меня полный вакуум в интимной жизни. Вот вам и противоречивость человеческого восприятия.
Какое-то время мне опять-таки очень нравились такие взаимоотношения. Они были совершенно не похожими на все, что я испытывал раньше. Но постепенно мне стало казаться, что наши отношения заходят в тупик. Где-то в сентябре я сказал Ане, что нам нет смысла так часто видеться. Я честно сказал ей, что такие отношения становятся несколько нелепыми: «Если мы влюбленные, то почему мы не трахаемся? А если мы не влюбленные, то зачем мы столько времени проводим вместе?» Надо отдать ей должное, она опять восприняла это совершенно естественно, без всяких обид и капризов. Мы стали изредка видеться в основном у общих знакомых.
В конце декабря 96 года (почти ровно два года с момента нашего знакомства) мы были на дне рождения нашего общего приятеля. Празднование затянулось допоздна. Аня по-прежнему жила с сестрой на краю Москвы. На тот момент у нее не было молодого человека, и на день рождения она пришла со мной. Ехать провожать ее в такую даль, а потом еще и добираться оттуда домой мне не хотелось, и мы поехали ко мне. На этот раз все было гораздо прозаичней, чем год назад. Я дал ей банное полотенце и свой халат. Она выкупалась. Я постелил ей в большой комнате на диване, а себе в другой комнате – на кровати. Выключил верхний свет и включил бра рядом с диваном. Она в халате села на диван. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, символически поцеловались в щечку, я ушел, разделся и лег спать. А потом было вот что:
Я вскоре проснулся. В зале все еще горел слабый свет. Я накинул что-то на себя и вышел туда. Она еще не успела лечь, а по-прежнему сидела на диване в моем халате. Я уже не мог сдерживать себя. Я подошел к ней, сел рядом, начал гладить ее волосы, попытался поцеловать.
Интересней всего была ее реакция. Она не принимала и не отвергала мои ласки. Она взглянула на меня с легкой улыбкой. В этой улыбке не было ни торжества, ни сарказма, ни насмешки. Это была спокойная улыбка, в которой сквозили легкая ирония и легкое разочарование. Она спокойно смотрела на меня и улыбалась, как бы говоря: «И это все? Стоило ли два года морочить нам обоим голову, нести какую-то ахинею и что-то из себя изображать? Ты же видишь, что результат тот же самый!» И мне стало вдруг безумно стыдно и досадно…
… Я проснулся у себя в постели. В соседней комнате было темно. Я понял, что то, что описано выше, было просто сном, хотя и очень ярким и реалистичным. Что она спокойно спит в зале, что я никуда не ходил и не пытался ее ласкать. И тогда меня снова охватила волна какого-то восторга. Я вновь почувствовал нечто запредельное, нечто настолько мощное и яркое, что по сравнению с ним все остальное тускнеет.
Мне осталось только сказать, что еще через несколько месяцев Аня вышла замуж за очень хорошего парня, программиста. Когда она последний раз звонила мне лет 15-16 назад, у них была и собственная квартира в Москве, и две машины, и подрастающая дочурка. А у меня на память о ней осталась единственная фотография. Вот так-то.
