Маме. Мы с моим братом стоим на дороге
Мы с моим братом стоим на дороге,
Кутаясь в тонкий плащ.
Ежится злобно в своей берлоге
Город – свирепый палач.
Дорога протоптанная ведёт
В обитель мрачных безликих душ,
В тот город, построенный из камней,
Из документов и чертежей,
Где даже поэтами пишется чушь,
Где человечнее даже зверь
Тех завернувшихся в чешую
На золоте спящих огромных туш.
Они говорили, что есть господь,
Что правит миром, как древний царь,
Но он имеет и кровь, и плоть:
Теперь не кесарь – теперь косарь.
Я жутко боялся бумаг и цифр –
Они душили мой кислород.
Я слышал, что я ничего не сдам,
Раз не умею разгадывать шифр,
А я читал небо по облакам,
В глазах носил миллиарды звёзд.
Они говорили, я, значит, трус,
Раз не умею добыть картон,
Раз презираю бессмысленный труд…
А я не боялся идти пешком,
Я не боялся на море в шторм!
Они говорили мне: ты никто,
Ты в этой системе координат
Лишь тень от точки, законы чти!
А я не читал этот ваш коран,
Я сжёг страницы его в печи!
Вот всё, во что верил и что я знал:
Бумага - она хорошо горит.
Нам с детства твердили, что это жизнь, все остальное - кошмарный сон, забудьте его, он иллюзорен, все это ложь...
Нам снилось поле.
Нам снилась рожь.
И был во всем мире один человек,
Мудрее, чем сотни библиотек,
Чудесней, чем книга заклятий мага,
Не царь и не бог. Просто наша мама.
Она знала то, что бумаги нет -
Она нарисована из головы.
Бумага - последний древесный стон,
Последнее "ух" подстрелённой совы.
Она знала то, что и денег нет -
Они нарисованы из головы,
Их выиграет в радости солнечный свет,
А в шелесте выиграет песнь травы.
Она знала то, что и смерти нет -
Она придумана из головы и нарисована на холсте,
Есть только хвосты улетевших комет,
Есть только костер в голубой тиши...
Она знала всё. В глубине души.
Что эти картонные сундуки
С бумажным счастьем не унести
Туда, где минуты лежат на весах,
Взять можно лишь мох на запястье руки,
Росу на ресницах, туман в груди
Или же искры у мамы в глазах.
Мы с моим братом идём по дороге,
Кутаясь в тонкий плащ.
Светит нам только луна в козероге.
Заяц, прошу, не плачь.
Да, это и холодно, и тяжело –
Бороться с системой толпе назло,
Но есть всегда матушкино крыло,
Есть тонкий плащ.
Ну в конце концов, нас двое! Могло быть ни одного.
У нас есть лица - могло не быть.
Мы знаем рецепт зелья с именем "жить"!
Мам, мы не пешки, а короли,
Мы просмолённые корабли.
На оборотном краю земли
Нам столько еще предстоит хлебнуть!
Мам, не печалься и не сердись,
Сама говорила, что он тернист.
Как самый отчаянный в мире турист,
Во тьме
На ощупь
Мы ищем
Путь.
