Возвращение к Любви.

"все мы немножко лошади"
Картина первая. Пейзажная.
 
Непохожая похожесть серого неба на себя,
Облака, выдающиеся рыхлостью,
выходят на прогулку перед смертью.
Их смерть незаметна, хотя, и подобна жертве
Или случайна, как частный случай кругооборота.
 
Человек, плывущий на лодке,
И человек, пишущий об этом картину,
Могут отличаться, стоимостью частности
Но есть ещё и другая причина…
 
Как есть причина стоять у окна,
Как есть причина в прозрачных стёклах
Разбитых и целых, толстых и тонких.
Как ищет причину эта стена...
 
Картина вторая. Экспрессивная.
 
….и дверь в стене, страдающая запором,
С порванным возле замка дерматином,
С ручкой железной, с царапиной длинной,
Со светом, идущим сквозь щели упорно.
 
Нет, не упорно, просто, идущий,
Как и любой к той двери подходящий.
 
Картина третья. Скульптор за дверью.
 
 
Выбери тему для камня на время,
Что поддаётся тебе безусловно,
Как поддаётся любимая жажде,
Как поддаётся любимый желанью.
В этом безумном живом компромиссе
Между желанием, камнем и страстью,
Выбери камень и в жутком ненастье,
Камень расплавит холодное время.
 
Картина четвёртая. Бог из камня.
 
Её руки, её губы, её дыхание -
первое что я помню.
Потом (теперь я знаю, что всегда) был Бог.
Это было Крещение, я был младенец,
И со мной остались молитвы.
На всю жизнь.
Они соединились: Бог с Матерью, Бог с Женщиной.
И школа с программой, что Бога нет.
Я послушный ученик.
Я читал книги, я верил им,
В одной из книг были особые цитаты,
Короткие строчки, взятые в кавычки,
И подробный разбор, полный насмешек.
Я не смеялся, я берёг эту книгу
И слышал только цитаты, я не понимал, что это и почему это происходит?
А это были цитаты из Евангелия.
У нас в доме не было ни одной религиозной книги (такое было время),
Но была эта странная книга Лео Таксиля,
И ещё был Достоевский с его поисками Бога,
И я, ничего не понимающий, но жадно впитывающий.
Где-то рядом, была Любовь, и это было страшно.
Это было нарушение закона, разрушение мира
незыблемого как камень.
 
Картина пятая. Она.
 
Когда мычание от невозможности выразить вырывается как стон.
Когда горячка бесконечно-длинным днём,
полярным летом, и не понятно сколько дней возможно жить без сна
и тяжело работать, и только подходя
к пределу физического существования,
решиться ей сказать
«Люблю».
И без ответа дальше жить,
писать безумные стихи, искать её
и понимать безумство своё,
как вечную ошибку, что с каждым днём
всё возрастает, с каждой строчкой.
Ах, если бы безумство только одно
владело мной без совершенства, что дано
одной, и не дано другому.
Искать её в толпе, по коридорам,
каждый день на протяжении года.
И умирать из-за Любви,
и чтобы жить, узнать,
что есть Любовь.