Напоминание на понимание
«Какая сила держит этот дом?» *
Какой рассказ – приятелям? подружкам?
Под плинтусами, за ночным окном,
На горизонте, в потемневших кружках,
В открытой ванной, в простынях, подушках,
Во всём, что было, может, будет в нём.
Мы слишком долго пробыли вдвоём!
Тот запах солнца из пространства спальни.
Напоминание на понимание.
Для всех «однажды», «как-нибудь», «потом».
Для всех застывших в глупом ожидании
Перед схождением ангела в дурдом,
Перед молитвой с верой в покаяние,
Перед открытым в Вечное окном,
Перед дождём,
Перед «пойдём»,
Перед рассветом, с вымпелом заката.
Ты это вспомнишь, с точностью до даты,
В том кинозале, где покажут вам
Всю вашу жизнь, что вам наколдовал
Предвечный бог, всевластное чертило.
Меня ломало, комкало, крутило.
Меня летали, слушали, пасли.
Меня кидало, мучило и ныло
И возносило в небо.
И нули…
Не обмани! Нас слишком много было!
Нас слишком мало, в контуре Земли…
Но чтобы впредь ни не было, ни было,
Я буду там, где ты пройдёшь вдали.
Иль подойдёшь на расстоянье взрыва.
Как ты подчас чарующе красива.
Как я хочу, чтоб нас не подвели
Мои слова, все ангелы мои,
Все эти «где-то», «как-нибудь» и «мимо».
Незримо лишь всё то, что нелюбимо.
Непоправимо – то, что не смогли…
Какая сила держит этот дом…
Давай потом, как тут причастна сила.
Ты, промолчав, о чём-то попросила.
Я согласился, так же промолчав.
Чтоб заменить античный антураж
На триста три столичных дом-массива,
На триста три «чарующе красива»,
На триста три…
из вековых начал…
Какая сила… Я скажу потом,
Залив стихи волной фортепиано,
Игрой на всех превратностях дивана.
Меня учили, как менять строку,
Как превращать струну в богослужение,
Стихотворение в нестихотворение,
Кровосмешение в очередь к ларьку.
За что подчас невыносимо бьют –
За то потом уже предложат ласку.
Я научился превращать жизнь в сказку,
Не дожидаясь тех, кто перебьют.
И переврут все таинства, пути,
Все «чёрт-те что», сказав литературно.
Сегодня солнце тихо. И фактурно.
Сегодня можно.
Здравствуй.
Проходи.
На мостовые натянули тень
Большим чехлом по форме контрабаса.
Всё поистёрлось в памяти от сглаза,
Всё так притихло, покидая день.
Исчезли люди, улицы, мосты,
Проблемы с вечнопитерским желанием
Заснуть в пути за первым встречным зданием
Или заданием отыскать пути.
Нас не найти.
За этим расстоянием.
За этой мерой высказанных слов.
Я закрываю ставни на засов.
«Какие ставни? В двадцать первом веке».
И под чуть слышный маятник часов,
Слегка дрожа на лоджии весов,
Развоплощаюсь в новом человеке.
Ещё горит над проводами свет.
Но вот трамвай звонком срывает лигу,
В тумане утра вспарывая след.
И, потянувшись и меняя цвет,
Большой рукой уж открывает книгу
Мой дофамино-кортизоловый рассвет.
Сегодня будет ветрено, как знать.
И страх времён проступит на иконах,
На куполах, на колокольных звонах,
На всех сомненьях, выкриках и стонах,
Задворках всех галактик и притонов,
Что мы порой так силимся искать.
И упрекать себя и всех других
За то, что так, увы, и не сказали,
За то, что знали, помнили, мечтали,
Не понимали или понимали,
Напоминали, не напоминали,
Но забывали попросту признать.
