Улетай...
Улетай, на последнем аккорде отрезанный ветер.
Улетай, на последнем дыхании, куколка-ночь.
Где танцуют и дышат, напишут, обнимут и встретят,
И при всех, не скрываясь, прилюдно предложат помочь.
Улетай, под снежинки в лицо, всё быстрее и выше!
Под заносчивый хохот и пальцами сорванный стих!
Неприкаянный случай – не бог, недогном, недо-Ницше,
Неопознанный труп из бесчисленных полуживых!
За бетонные стены, за всякие «здравствуйте, рады»!
За галактики собранных в кучу пришедших на свет.
За моря, за дороги, за руки, глаза, водопады,
За единственной правдой, которой, наверное, нет.
Я сегодня едва ль деликатней шопеновской трели.
Провожаю, встречаю, беру новоселье в кредит.
Триста ангелов в склепе земли молча роют тоннели.
Лишь один неприкаянно вечно куда-то летит.
И блестят понедельными средами солнце и вторник!
И уходит, как робкий влюблённый, земля из-под ног.
И смеются рабы, интенданты, колхозник и дворник.
И не плачет – смеётся за слёзы расстрелянный бог.
И в гортани зимы застревает не взятая нота.
Мы все слишком похожи – похоже, придётся скрывать.
Лишь упавший достойно оценит всю прелесть полёта.
Лишь молчание знает, когда перестанет молчать.
И бессовестно так, и беспечно, безумно и свято –
И не реквием Моцарт, не Мильтон потерянный рай…
Улетай, за последним несущимся в небо стаккато.
По касательной к дому и мимо домов – улетай.
