Эра Эры

Эра Феликсовна смотрит в окно своего векового дома.

Она не помнит ничего, склероз – это хуже, чем кома:

«В коме никто случайно не кипятит пустой чайник», –

говорит её дочь по телефону знакомым,

трамбуя дерматиновый чемодан.

Потом курит, нервно ходит по заснеженному балкону,

бубня: «Да пошло всё к собачьим чертям,

почему все умыли руки, а я должна это делать –

мать отправлять в дом престарелых?»

Эра Феликсовна и впрямь ничего не помнит,

ну, разве что количество комнат

в этой старой квартире…

А ещё, когда дочери было года четыре,

той ошибочно поставили диагноз саркома,

и это был сущий ужас…

Обошлось, но недавно было ещё хуже,

когда в её комнате заболел какой-то дед,

его выносили к «скорой», завернув в полосатый плед,

по дождю его хоронили и говорили:

«Иди, попрощайся, это твой муж…»

А она смотрела и думала, что за чушь?

Её муж молодой и красивый,

а этот плешивый, сивый,

и нос у него, как переспевшая слива…

И надменно ушла, хлопнув дверью,

потому что всегда была верна своему Валере…

«Ладно, мам, – вздыхает дочь, – потерпи хотя бы до мая,

закончится семестр, я, может быть, уволюсь из универа.

Прости…»

И Эра Феликсовна, ничего не помня, но понимая,

что, кажется, заканчивается ее эра,

выпрямив спину, идёт к такси…

Бросает под ноги бусинки из любимого ожерелья,

чтобы найти дорогу назад,

не зная, что их сейчас заметёт метелью.

Опять, чёрт возьми, снегопад…