Душа
Он понял, что умер лишь тогда, когда увидел откуда-то сверху своё распростёртое на тротуаре тело с расползающимся кровавым пятном на груди и убегающего человека, на ходу сбросившего в урну пистолет.
Потом подъехала полиция и «Скорая помощь». Его тело загрузили в машину и повезли в больницу.
Ещё не веря, что это конец и надеясь на чудо, Семён полетел следом, но чуда не произошло — врач констатировал смерть, и тело Семёна отправили в морг.
И тут какая-то неведомая сила увлекла его вверх. Через мгновение он завис где-то на невообразимой вышине, и его накрыл тот самый свет, о котором так часто рассказывают люди, перенесшие клиническую смерть.
Свет был очень ярким, но не слепящим, он был тёплым и умиротворяющим. И вдруг Семён понял, что сейчас увидит ЕГО! И увидел. Он ЕГО сразу узнал и ему стало необычайно легко. Легко так, как никогда ещё в жизни не было и он был даже рад, что умер. Но тут он услышал голос — приятный и по-отечески добрый.
— Нет, Семён, тебе сюда ещё рано, у тебя очень много дел на Земле. Впереди тебя ждёт долгая и нелёгкая жизнь. Ты один из немногих, в ком живёт чистая, не отягощённая грехами душа. Ты сумел сохранить её в чистоте, несмотря на то, что работаешь в таком месте, где это сделать очень сложно. Ловить преступников, конечно, благое дело, но неблагодарное — они будут появляться снова и снова и всё больше и больше. Вкладывать в души любовь, добро, порядочность, справедливость и все ценные качества нужно с самого рождения. Теперь ты будешь работать с детьми, с их душами, а я помогу тебе ВИДЕТЬ…
И Семён провалился в темноту...
Очнулся он от звука двух голосов — мужского и женского.
— Не повезло парню, — сказал женский, — такой молодой ещё, жить бы да жить…
— Даааа, — протянул мужской, — пуля прошла через сердце. Это мгновенная смерть. Бедолага даже не понял, что умер. Сейчас мы его вскроем и достанем эту проклятущую пулю, скоро за ней приедут. —
Мужчина включил пилу для вскрытия, она зажужжала противно и страшно.
Семён, с трудом разлепив губы, хрипло произнёс
— Не надо…
Женщина испуганно взвизгнула
— Погоди! Ты слышал?
— Что? — Удивился мужчина.
— Он сказал «Не надо».
— Да брось ты! Он уже двенадцать часов как мёртв.
— Я живой, — прохрипел Семён, облизнул пересохшие губы и снова провалился в темноту…
Окончательно Семён пришёл в себя уже в реанимационной палате.
— В рубашке вы родились, молодой человек, — сказал пожилой хирург, сделавший ему операцию и доставший эту злополучную пулю. — Выжить с пулей в сердце, да ещё после двенадцатичасовой клинической смерти — в моей долголетней практике ещё никому не удавалось. Видимо, Богу вы здесь нужнее.
— Наверное, — сказал Семён, а про себя добавил: «Как же вы правы, Аркадий Иванович!»
Он быстро шёл на поправку. Через две недели о ранении напоминал лишь небольшой шрам на коже груди напротив сердца и белёсая полоса от разреза. Внутри же всё выглядело так, как будто ранения и тяжёлой операции не было вообще.
Авторитетнейший консилиум поудивлялся и, на всякий случай, продержал Семёна в больнице ещё две недели. Потом дал инвалидность, тоже на всякий случай — всё-таки ранение в сердце — и выписал домой. Дома-то
Семён и УВИДЕЛ то, что обещал ему ОН.
Это случилось на третий день после выписки.
Семён недавно проснулся и был ещё в постели, когда дверь тихонечко приоткрылась, и в образовавшейся щели показался любопытный носик его дочери Ксюши пяти лет. Семён улыбнулся и поманил её пальцем. Та вихрем ворвалась в спальню, влезла на кровать, взгромоздилась верхом на отца и стала что-то радостно щебетать, как птичка. Но Семён её не слышал, он ошарашено смотрел на грудь ребёнка и видел внутри бирюзовое облачко, лёгкое и светящееся. Оно сияло и было живое! По нему радостно прыгали тоже светящиеся розовые искорки.
И Семён понял, что ОН дал ему способность видеть человеческие души! Хорошо это для него или плохо —
он пока не понимал.
— Ну папочка,- трепала его тем временем дочь, — мы сходим туда?
— Куда?
— Ну на антарционы!
— Аттракционы, — машинально поправил Семён, — конечно сходим.
— Ура! — радостно заверещала Ксюша и помчалась на кухню сообщить маме радостную новость.
Вошла жена Катенька, окинула его любящим взглядом, от которого по телу Семёна прошла тёплая волна и позвала завтракать. Душа её была чистого голубого цвета. По ней красивыми разводами струился оранжевый, а поверх, как и у дочери, радостно сверкали розовые искорки.
Проходя мимо детской, где спал его маленький сынишка — он родился за полторы недели до этого случая — Семён увидел и его душу. Она была, как и у Ксюши, чистого бирюзового цвета, но ещё более прозрачной и лёгкой.
«Невинная душа младенца», — подумал Семён, и глаза его повлажнели.
После завтрака Семён вышел на балкон подышать прохладным утренним воздухом. На соседнем балконе сидел и курил его сосед Василий — высокий, но очень худой мужчина. Он был нелюдимым и всегда угрюмым человеком с постоянно тоскливым выражением лица. Его душа была тёмно-зелёного цвета, без единого просвета и, уж тем более, без малейшей искорки — беспросветная тоска. Вышла на балкон и жена Василия, Алевтина, всем известная сплетница и любительница обсудить всех, всё и вся. Её душа была грязно-жёлтого цвета, почти хаки. Семён поздоровался с соседями и вернулся в квартиру.
Итак, — подытожил Семён, — одинаковые души — только у маленьких детей, а дальше — кто и что в них вложит. Но чтобы понять окончательно, нужно пообщаться с как можно большим количеством людей, чем он с завтрашнего дня и займётся.
Утром следующего дня Семён отправился в своё отделение полиции, подал рапорт на увольнение в связи с полученной инвалидностью и без малейшего сожаления покинул место своей бывшей работы.
Во всём отделении он не увидел ни одной, хотя бы мало-мальски светлой души! У всех она была серого цвета разной интенсивности. А у майора, его бывшего начальника, она была самой тёмной, почти чёрной, несмотря на то, что тот дружески улыбался Семёну, пожимал руку и сочувствовал. Зато когда он говорил, что ему жалко терять такого порядочного и честного сотрудника, его тёмно-серая душа покрылась грязно-жёлтыми пятнами.
— Врёт, как сивый мерин! — подумал Семён, — ему честные сотрудники — кость в горле...
Ну а уж когда тот пожимал на прощанье руку Семёна, то по душе просто заплясали грязно-розовые пятна радости.
Последующие несколько дней Семён наблюдал, сопоставлял и делал для себя выводы. Он много гулял по городу с семьёй, сводил, как и обещал, Ксюшу на аттракционы и в цирк. Помогая жене, ходил по магазинам за продуктами и наблюдал, наблюдал, наблюдал.
Вроде, все пазлы сложились, кроме одного. Как-то в магазине, в очереди к кассе, перед ним стоял мужчина с абсолютно чёрной душой. Это выглядело страшно, хотя мужчина казался обычным, даже приятным человеком.
Он разговаривал с кассиром, шутил и смеялся — ну просто рубаха-парень. А душа его была настолько черна, что казалось будто её вообще нет, а на этом месте зияет чёрная дыра!
Кто этот человек, Семён узнает много позже, спустя несколько месяцев, из криминальной хроники. Этот человек оказался профессиональным киллером, исполняющим заказы по устранению неугодных заказчику людей. Но это будет потом, а пока это был единственный не сложившийся пазл.
Семён стал задумываться о работе. Посоветовавшись с женой, он решил устроиться в школу преподавателем ОБЖ, но на другой день с самого утра ему позвонили и предложили место директора детского дома. Сказали, что дела там обстоят очень плохо, если не сказать плачевно. Группа воров во главе с директором была на днях арестована. Директор нужен срочно. Выбор пал на него ещё и потому, что он работник МВД, хотя теперь и бывший. Семён, не задумываясь, согласился. Он мало понимал специфику такой работы, но зато отлично понимал, что детей надо спасать!
Первое впечатление от этого детского дома было удручающее, второе и последующие — ещё хуже.
Мрачные синие панели, обшарпанный, вздутый, а местами и дырявый линолеум, непонятного сероватого цвета шторы, выглядевшие старыми и застиранными... На стенах — казённые стенды с расписаниями, правилами поведения и прочей информацией, доска почёта и доска позора — на обеих неулыбающиеся детские лица. В спальнях не лучше: те же синие стены, те же застиранные шторы, изрядно вылинявшее и потрёпанное постельное бельё и казённые — тоже синие — тумбочки.
Нет, это не детский дом, это колония для несовершеннолетних преступников!
Сердце Семёна переполнялось жалостью к живущим здесь детям, а тут ещё, проходя мимо одной из дверей, он услышал детский плач.
— Я всё маме расскажу, когда она за мной приедет!
И в ответ — истеричный визгливый голос
— Да нужна ты своей маме, как собаке палка! Она бросила тебя и живёт в своё удовольствие, а мне возись тут с тобой! Быстро одевайся и марш в столовую! —
Семён распахнул дверь как раз в тот момент, когда воспитательница за шиворот сбросила ребёнка с кровати.
Девочка, лет пяти-шести, свернувшись калачиком на полу, тихо плакала. У Семёна даже горло перехватило от гнева
— Вы кто? — сдавленным голосом спросил он.
— Я — воспитатель, а вот вы кто такой и как сюда попали? Немедленно выйдите вон! —
Душа воспитательницы была всё того же тёмно-серого цвета, и она даже пульсировала от переполнявшей её злобы.
— А я — новый директор этого детского дома. Сию же минуту положите заявление мне на стол и чтобы ноги вашей больше здесь не было!
В ближайшие дни он уволил ещё четверых «серых», остальные были «зелёно-коричневые». Странное сочетание тоски и страха... Семён предположил, что они были запуганы прежним руководством и решил пока их оставить, о чём впоследствии не пожалел. А вот одна ночная нянечка его просто поразила: душа у неё была нежнейшего голубого цвета и звали её Арина Родионовна! Перевоплощение пушкинской Арины Родионовны?!
О детях и говорить нечего — сплошной коричневый страх, зелёная тоска и иногда маленькие лиловые искорки надежды у тех, кто ещё надеялся, что за ними придут родители.
Семён с головой ушёл в работу и первым делом добрал недостающий персонал. Он отказался от воспитателей с большим стажем, а пригласил выпускников ВУЗов, молодых, задорных, горящих желанием работать и, главное, пошедших учиться по призванию, а не за дипломом. С этим сложностей не возникло — он же мог видеть их души!
Сложности были с финансами. Денег, чтобы кардинально преобразить детский дом, требовалось много, а их катастрофически не хватало. Семён просил, требовал, выбивал, выгрызал, искал спонсоров, и через год детский дом преобразился до неузнаваемости: нежно-бирюзовые, как душа ребёнка, стены с картинами из известных всем мультфильмов, выставки рисунков и поделки самих детей, фотографии самых значимых событий детского дома, яркие домашние шторы и постельное бельё, весёленькие клеточки линолеума и главное — весёлые дети!
А на входе вместо «Детский дом «Ромашка» яркими буквами красовалось: «Мой дом «Ромашка» — инициатива самих детей.
Семён с радостным удовлетворением наблюдал, как меняются души детей. Практически совсем исчез коричневый цвет — цвет страха, уступая место голубому. Всё чаще появлялись розовые искорки радости. Зелёной тоски стало гораздо меньше, но совсем от неё избавить детей Семёну было не под силу: как бы в детдоме ни было хорошо, дети скучают по родителям, какие бы они ни были. А у кого родителей нет, мечтают их иметь.
Это Семён видел по лиловым пятнышкам надежды на их душах.
Но на фоне этой очень благоприятной картины резко выделялась душа одиннадцатилетнего мальчика Ромы. Семён никак не мог разгадать сочетания цветов его души. В ней было столько намешано — как на палитре художника!
Но самыми тревожными были чёрные пятна. Да, у него была тяжёлая душевная травма — на его глазах пьяный отец убил маму. Отсюда и злость на отца, и страх смерти, которую он видел воочию, и тоска по маме, и обожание своей младшей сестрёнки Юленьки, живущей здесь же, только в младшей группе. Роман при любом удобном случае сбегал, чтобы увидеться с ней — единственным родным человечком, оставшимся у него.
Когда Семён узнал об этом, то предложил Роме взять шефство над группой сестрёнки. Тот с удовольствием
возился с малышнёй и в это время душа его буквально заливалась оранжевым цветом с весёлыми розовыми искорками. Это всё было понятно, но откуда на душе ребёнка чёрные пятна?! Не злодей же он какой-нибудь, не убийца и уж, тем более, не маньяк!
Но всё оказалось до банальности просто. Семён решил разговорить мальчика. Начал с сестрёнки, потом спросил — из какого они города. И тут мальчишка вскочил, глаза его наполнились слезами и злостью
— Он убил нашу маму, а я убью его, когда вырасту! —
И столько боли, столько злости было в его голосе, что Семён на какое-то мгновенье растерялся. Потом усадил мальчика рядом с собой, приобнял и сказал
— Тебе не надо этого делать, он сам себя наказал.
— Как это? — удивился мальчишка.
— Он лишился самого дорогого — он потерял свою семью, вашу маму и вас с Юленькой. Я уверен, когда он
понял, что натворил, то с ума сходил от горя, отчаяния и раскаяния.
— Ну да, потом он кричал и плакал, — подтвердил Рома.
— Вот видишь... Но самое страшное то, что он погубил свою душу. Теперь она чёрная, как уголь и тяжелая. И когда придёт время, она не сможет подняться туда, где сейчас твоя мама и другие хорошие люди. Ты же не хочешь, чтобы твоя душа тоже стала чёрной и тяжёлой? Не хочешь стать убийцей? —
Семён поднялся и, уходя, посоветовал
— Ты подумай хорошенько и прими правильное решение, ты уже взрослый мальчик.
На следующий день Семён увидел бегущего к нему Рому, а в груди у него сияла чистая голубая душа с красивыми оранжевыми разводами, совсем такая же, как у его жены Катеньки! Подбежав к Семёну, он выпалил
— Я не стану убивать отца, не хочу быть убийцей с чёрной душой! Я буду заботиться о сестрёнке. И вам не будет за меня стыдно…
— Ты выглядишь сегодня очень счастливым. Что такого хорошего случилось, может расскажешь? — спросила Семёна жена, когда он вернулся с работы.
— Сядь со мной рядом, дорогая, я тебе сейчас всё расскажу. —
И он рассказал ей всё, начиная с момента, когда он умер и заканчивая чудесным восстановлением души Ромы.
Душа Катеньки слегка потемнела от обиды.
— И ты столько времени молчал?! Почему не рассказал мне сразу?
— Боялся, что ты будешь чувствовать себя неуютно рядом с человеком, который видит твою душу.
— Какой же ты глупый! Ты же самый близкий мне человек и мне нечего от тебя скрывать. —
Душа Катеньки вновь приобрела прежний светло-голубой цвет.
— А как выглядит моя душа?
— Она очень красивая! Чистая и голубая. Когда ты рядом со мной, она покрывается нежными оранжевыми разводами, а когда ты радуешься, на ней сверкают яркие розовые искорки.
— А твоя? Как выглядит твоя?
— А вот этого я не знаю, солнышко моё. Свою душу я не вижу. Но я знаю точно, что благодаря тебе, она самая счастливая на свете!
Было раннее воскресное утро — выходной, но у Семёна остались в детском доме кое-какие дела, которые желательно было доделать. В понедельник ожидали гостей — директоров других детских домов. Они ехали перенимать опыт. «Смешно, — думал Семён, — перенимать опыт у директора, который и директор всего-то чуть больше года».
Проходя мимо Храма Господня, он почувствовал неотвратимое желание туда войти. Каждый день, идя на работу, он проходил мимо и — ничего. А сегодня ноги сами его туда несли. Семён не стал противиться, подумав, что может, это ОН его зовёт.
Народу в Храме собралось достаточно много, ожидали начала воскресной службы. Рядом с Семёном стояла маленькая, сухонькая старушка с душой невинного младенца.
Наконец, вышел священник в сверкающих одеждах, и Семён просто остолбенел — в груди священника была чёрная душа! И не просто чёрная, она была в форме чёрта! И, похоже, что это и не форма вовсе, а сам чёрт, потому что он гримасничал и кривлялся!
— Господи, да у него же вместо души чёрт кривляется! - возмущённо прошептал Семён. Или не прошептал? Или это не он сказал? Или, может, это ОН сказал его, Семёна, устами? Потому что это прозвучало, как Глас Божий, прокатилось эхом и затихло где-то под куполом. Народ крутил головами, не понимая, кто это сказал. Только старушка с душой младенца смотрела на него всё понимающими глазами. Запахло благовониями, и тут же женский голос воскликнул
— Икона заплакала!
В другом конце, как эхо
— Икона заплакала!
— И эта!
— И эта!
— Все до единой иконы замироточили, даже бумажные!
Семён снова взглянул на священника. Его лицо было белое, как мел, а душа приняла обычную форму, но густого коричневого цвета — он был смертельно напуган. И вдруг он упал на колени
— Грешен, Господи — не веровал! Теперь уверовал! Каюсь! Прости мне этот тяжкий грех! Искуплю… Искуплю…
Он истово крестился и всё повторял
— Верую… Верую… Верую. Искуплю… Каюсь…
У Семёна подкашивались ноги. Он вышел из храма и сел на ближайшую лавочку. Следом вышла старушка с душой младенца и присела рядом. Помолчала, потом спросила
— Ты тоже видишь?
— Вижу, а что? И вы тоже?
— Да, но только тогда, когда человек сильно взволнован. Ты же волновался входя в храм?
— Очень! Потому, что меня туда позвал ОН.
— Когда ты вошёл твоя душа была небесно-голубая, а когда увидел батюшку сильно потемнела.
— Это потому, что я увидел его душу.
— Ты увидел там чёрта?
Семён утвердительно кивнул.
— Лет сорок назад, — продолжила старушка, — на моей родине произошёл точно такой же случай. Тогда наш
батюшка Иннокентий ушёл послушником в монастырь замаливать грехи и там же, лет десять как преставился.
Царствие ему Небесное…
— После этого вы стали видеть?
— Да.
— А свою душу вы видите?
— Нет, свою не вижу.
— У вас душа невинного ребёнка — нежно-бирюзового цвета.
— Я тоже свою не вижу.
— Сейчас она у тебя какая-то странная, но очень красивая. Она небесно-голубая с оранжевыми разводами и розовыми искорками.
— Совсем как у Катеньки, а теперь и у Ромы, — подумал Семён, а вслух сказал
— Оранжевый, это любовь, а розовый — радость.
— Чему же ты так радуешься, что искорки просто пляшут?
— Тому, — поднимаясь сказал Семён, — что я сейчас иду к своим детям. Их у меня много — целый детдом!
Я их всех очень люблю и радуюсь, когда из их душ исчезают тёмные пятна.
— Великое дело ты делаешь, родимый! Храни тебя Господь…
Старушка перекрестила уходящего Семёна и долго смотрела ему вслед, пока тот не исчез за поворотом.
