вата

и души наши, как кусочки ваты,

изрезаны, порой, измяты,

бывает так, что лепятся с другими,

обречены быть кинутыми ими,

замызганными кровью и вином,

замызганными болью и виной,

лежать, как слякоть под окном.

 

вот второпях хватаешь горсть,

дивишься - столько набралось?

и белоснежный пух в любую грязь,

не отстирать в который раз,

не отбелить простым слезам,

что только соль оставят там.

 

и, раз за разом, отрезаешь,

кромсая то, чего не знаешь,

божишься, что сегодня точно,

тебе понадобилось очень,

и не тебе, кому то там,

не на совсем, куда уж там,

последний, больше не отдам.

 

и отдаешь! последний, кровный,

кусочек ваты, так любовно,

тобой хранимый, самый важный,

пусть даже вымаранный в саже,

чтоб, если не убережет,

чтоб, если все таки убьет,

к себе прижать этот комок.

 

глядишь, а больше не осталось,

и чувствуешь себя пустым, усталым,

и веришь, только бы не зря,

и веришь, где-то есть земля,

сплошь снегом устланы поля,

и этот снег, не просто вата,

а чистая, как снег, душа твоя.