Легенда о Гамельнском Крысолове

Легенда о Гамельнском Крысолове
Кто хоть раз не слышал байку,
Старую как мир легенду,
О флейтисте, крыс сгубившем?
 
Если вдруг найдётся кто-то,
В чём я лично сомневаюсь,
Незнакомый с древним мифом,
 
То не худо будет вспомнить
Эту полную трагизма
Разыгравшуюся драму.
 
Словом, уйма лет минула -
В самом сердце средиземья,
Вотчины нижнесаксонской,
 
Там, где Везер устремляет
Свои воды прямо к морю,
Вольный Гамельн был заложен.
 
Окружённый жирной нивой,
Гамельн жил торговлей хлебной,
Беззаботно процветая.
 
( Всем потворствуя легенде,
Знаменитый город этот
И сейчас живёт неплохо )
 
Но, как издревле водилось,
В городской медовой бочке
Оказалась ложка дёгтя.
 
И не ложка, что там ложка,
Целый дёгтярный половник -
Развелись в округе крысы.
 
Да и как им не плодиться -
В понастроенных амбарах
Урожай лежал горою.
 
Превратился город Гамельн
В место злачное, простите,
И пустым было недолго.
 
На пшеничной-то диете,
На коврижках с кренделями,
Зажилось вольготно крысам.
 
Обалдев от дармовщины,
Крысы малость осмелели,
Не найдя отпор достойный.
 
Постепенно, незаметно
Из почти недоуменья
Крысы стали наказаньем.
 
Пресловутая всеядность
И к тому же плодовитость
Привели крыс к райским кущам
 
В виде городских кварталов.
Безмятежье старых улиц
Растворилось в водах Лета.
 
По ночам как бы в насмешку
Крысы стали хулиганить,
Горожанам сон тревожа.
 
То затеют хороводы
Или танцы да упаду,
Или что ещё похлеще.
 
Их попойки и пирушки
Безо всяких церемоний
Отдавали богохульством.
 
Крыс лихие продотряды
Проводили продразвёрстку
По намеченному плану
 
Поначалу очень скромно,
Силами до батальона.
Но потом раздухарились –
 
Очень скоро подкрепленья
Подошли из-за кордона,
Целый корпус интервентов.
 
Кошки в ужасе смотрели,
Как противник наступает,
Словно полчища из ада.
 
Даже псы вдруг заскулили,
Пряча головы под лавки,
Опозорились, короче.
 
Оголтелые пираты
В виде крыс почти облезлых
Не на шутку обнаглели,
 
Став для города проблемой,
Пресловутым тяжким игом,
По сравнению с которым,
 
Что татары, что монголы
В детском хоре выступали
В захудалом сельском клубе.
 
С точки зрения военной,
Город пал без окружений,
Без осад и без пожарищ.
 
Власти местные горюют -
Яд не действует на серых,
Оккупантам яд до фени,
 
Кошки - вовсе дезертиры,
Наплевав на долг и службу,
Позабрякались на крыши.
 
Кто спасёт прекрасный Гамельн?
Кто даст бой, презрев опасность,
Ненавистным серым крысам?
 
Оставалось лишь молиться,
Уповая на прощенье,
На божественную милость
 
Сил небесных. А в народе
Поднималось недовольство
Пофигизмом бургомистра.
 
(Мало того, что серые твари
Спать по ночам почти не давали,
Так и детей уже стали кусать.)
 
Бургомистру не сидится -
Зашаталось что-то кресло,
И запахло керосином.
 
Магистрат во всю сигналит
Семафорными флажками
И открытым даже текстом -
 
Гамельн вольный пропадает,
Всё просите, что угодно,
Только крыс к чертям увольте.
 
И, представьте, зов начальства,
Удивительное дело,
Был, как водится, услышан.
 
Из тумана, рано утром,
Словно бы из ниоткуда,
Появился доброволец.
 
Кто такой, никто не ведал -
Вид затейливый, не старый
И не молод, как мальчишка.
 
Выглядел вполне прилично –
Не богатый новый немец
И не дервиш оборвАнный.
 
Был одет не в телогрейку,
А скорей, как Арлекино -
Пёстро, вычурно, забавно,
 
Не Версаче, в самом деле,
Но вполне себе эпично.
Вновь прибывший заявляет -
 
Я ловец весьма умелый
Разной живности в подвалах,
Крысолов с дипломом, то есть.
 
Был бы рад помочь любому,
Дескать, численность убавить
Поголовья супостатов
 
За приличную награду,
Дело явно не простое –
Раскошелиться придётся.
 
Главный в мантии чиновник,
Без казны боясь остаться,
Ну, и без портков махровых,
 
Крысам позволять не хочет
В закромах так нагло шарить,
Вдруг в карман внезапно влезут.
 
И, как всегда, наплёл сверх нормы
Обещаний целый ворох,
Обещать, ведь - не жениться.
 
Когда, мол, сделаешь работу,
То мы, согласно уговора,
На призы не поскупимся.
 
Мол, золота отвалим столько -
До неприличия, навалом,
Лишь бы ты не надорвался.
 
Беспокойство не напрасно -
Золотой, отметим, гульден
Вес имел весьма немалый.
 
- Идёт, служивый, по рукам!
Считай, что мы договорились,
Теперь извольте не мешать.
 
Сказав, нелепый чужеземец
Инструмент извлёк престранный -
На свирель очень похожий.
 
Но было мнение, однако,
Что флейту он достал изящно
Из серебра, поди, литого.
 
Крысолов завёл простую
Незатейливую тему
С размером два на три, как будто.
 
Лейтмотив её несложный,
Впрочем, очень гармоничный,
Впечатлял весьма изрядно.
 
Следом пёстрый музыкант
Пару нот диез добавил
А, может быть, бемоль, кто знает.
 
Результат такого действа
Поразил крыс до печёнок,
Потрохов крысиных, то есть.
 
Из подвалов, закоулков,
Дырок, норок, подворотен
На призыв свирели ладной
 
Балансируя на лапках,
Будто в цирке, поспешили
Твари серые на площадь.
 
С точки зрения науки,
Объяснить всё можно было
Частотой звучанья флейты.
 
Сверх высокие дискреты
Людям были безразличны,
Но для крыс – другое дело.
 
Всё сообщество хвостатых
По достоинству без лести
Оценило представленье -
 
То был реквием крысиный,
Грандиозный и суровый,
Перед их концом на плахе.
 
Поминальная молитва
Крыс собрала моментально
Незадолго до обедни,
 
И последним крёстным ходом
Во главе с флейтистом пёстрым
Все отправились на берег.
 
По пути концерт на флейте
Собирал остатки серых,
Разрастаясь снежным комом.
 
Крысолов всё шёл, играя
То прелюдию, то фугу,
Следом стая крыс послушно
 
Серой массой напирала.
Так они, как на параде,
Шли к воротам, шаг чеканя.
 
Стройные полки на марше
К Везеру спустились скоро,
Где пришельца лодка ждала.
 
Крысолов, на борт поднявшись,
Устремил челнок свой утлый
Прямо к омуту на стрежень.
 
Внемля той волшебной флейте,
Крысы дружными рядами
Устремились храбро в воду.
 
В одночасье хмурый Везер
Заключил в свои объятья
Всех желающих креститься.
 
Убедившись, что покрылось
Братство серых пузырями,
Крысолов вернулся в город.
 
За наградой он неспешно
В магистрат пришёл, болезный,
Но как он горько ошибался.
 
Толстый алчный бургомистр
Пожалеть успел о слове,
Просто взял и передумал.
 
Как он мог с казной расстаться,
Если деньги выше ставил
Даже жизни драгоценной.
 
В этой страсти тот чинуша
Был совсем не одинокий,
Все властители такие.
 
Власть любя самозабвенно,
Он довольно быстро понял –
Только деньги обеспечат
 
Взлёт стремительный в карьере,
Плюс изысканные блюда
С морем красного напитка.
 
И красотки ж денег стоят,
Ведь, красотки тоже ценят
Деньги больше, чем любовь.
 
Золотой телец, как видно,
Оккупировал сознанье
Бургомистра пуще прочих.
 
А тут какой-то голодранец,
Какой-то арлекино стрёмный,
Хочет всё забрать, что мило?
 
Ну, хорошо, не всё, лишь часть,
Но, всё одно, не приумножить –
Забрать МОЁ? Моё по праву?
 
Да ни за что такому чуду
И беспределу не бывать!
Ага, держи карман пошире!
 
К тому же он колдун, как видно,
А с ними разговор короткий –
На костёр, чуть что, на плаху.
 
- Так что, хватит пояснений,
И вот тебе совет, мой милый -
Проваливай, покуда цел.
 
За крыс тебе мы благодарны,
Но денег нет. Спасибо наше
Послужит добрым утешеньем.
 
Вот она, Несправедливость.
Ложь великая затмила
Чахлый разум горожанам.
 
И никто, ведь, не вступился,
Хоть обязаны до гроба
Были люди Крысолову
 
За избавленье от напасти,
Что Гамельн мигом поглотила,
Усами грозно шевеля -
 
Как всем известно, вслед за крысой,
Устои мира попирая,
Идёт бубонная чума.
 
Погиб тот город безвозвратно.
Не от разбойников в подвалах -
Погряз он в алчности кромешной,
 
Как путник ночью, без оглядки,
Пути не ведая, несчастный,
В болоте гибнет навсегда.
 
Нажива, страсть к деньгам несметным,
Любовь не к Богу, а к мамоне –
Вот современная чума.
 
Решил пришелец постараться
Спасти невинных в этом мире,
Пускай надежда так мала.
 
- Ну, хорошо. Как вам угодно.
Я за язык вас не тянул,
Вы сами выбрали свой путь.
 
Я ухожу, сказал спаситель,
Но я вернусь, как терминатор,
И айл би бэк вам обещаю.
 
И накажу ваш падший город,
Воздам причастным по заслугам,
Запомните меня надолго.
 
И точно, вскоре он вернулся
В других одеждах, правды ради,
И далеко совсем не пёстрых.
 
На нём - охотничий костюм
И шляпа красная при этом,
С красивым бархатным пером,
 
Как будто в дальнюю дорогу
Собрался он иль на охоту.
Миг постояв, ничтожно малый,
 
Задумался о не земном,
И снова, как тогда, извлёк
Свою серебряную флейту.
 
На этот раз играл иное -
Мелодию души, наверно,
А, может, сопряженье сфер.
 
Печально музыка струилась,
Дома и веси огибая,
И устремлялась к небесам.
 
И вдруг со всех концов округи
На «эти царственные звуки»(с)
Сбежались, нет, совсем не крысы,
 
А чистые созданья божьи,
Что непорочны и безвинны,
Совсем ещё малЫе дети,
 
Чьи прегрешенья так невинны,
Чьи помыслы лишь о конфетах,
Пирожных, сладком лимонаде.
 
Все взрослые при этом чуде
Стояли просто и смотрели,
Не в силах сдвинуться на йоту.
 
А Крысолов, флейтист от Бога,
Повёл детей прочь за ворота
Числом примерно сто и тридцать,
 
Всех малышей, гласит легенда,
Кому не пробило и десять.
Так, в окружении подростков
 
Он вышел за мирские стены,
Направившись к горам далёким
В местечко Коппен близ Кальвари.
 
С тех пор детей и след простыл
С тем самым странным Крысоловом,
Исчез с попутным ветерком.
 
Никто и никогда не видел,
Куда отправились они.
Никто и никогда, увы.
 
Ходили слухи, что пришелец
Увёл детей с собой в пещеры,
В глубины гор, поближе к гномам.
 
Иные твёрдо утверждали,
Он пересёк сплошные горы
И там, в Румынии, осел.
 
Что, Трансильванию освоив,
С детьми зажил счастливо очень,
Назло вервольфам и вампирам.
 
А кто-то думал, что в ущелье
Детей тех сила поглотила,
Как чёрная дыра без дна,
 
В которой - сущность бытия,
И, как предание гласило,
Жила, быть может, сингулярность.
 
Есть мнение ещё, однако,
Что это был вербовщик ловкий,
Ловец на новых поселенцев.
 
И он в Моравию куда-то
Увёл от мала до велика
Всю золотую молодёжь.
 
А, может, в Пруссии, подальше,
Под сенью замка Кёнигсберга
Они нашли себе приют.
 
Иль, на корабль погрузившись,
Отплыли в страны, где на пальмах
Растут чудные бананасы,
 
Но сразу в шторм вдруг угодили
И все пропали, как обидно,
В пучине моря-океана.
 
Как было там на самом деле,
Никто уже не скажет точно,
Лишь Крысолов об этом знал.
 
Да только ясно было многим -
Жарким июнем, двадцать шестого,
В день Иоанна и Павла святого,
 
В год, когда целых двенадцать столетий,
Восемь десятков с цифрой четыре
От рождества пролетели Христова,
 
В Гамельне разом пропали куда-то
Ровно сто тридцать душ окаянных.
Но были и те, кто всё же остался -
 
Один поотстал, хромая на ногу,
Как не спешил, но угнаться не в силах
Был за процессией той небывалой.
 
Слепым был второй и пути не разведал,
А вёл его под руку третий, оглохший,
Который ту музыку просто не слышал.
 
Чудом каким, но спаслись эти трое
Увечных с рожденья в городе Гамельн,
Недуги их благом вдруг обернулись
 
Для их матерей. Но другие ходили
По всем околесьям, что были в округе,
По разным долинам, горам и ущельям,
 
Да только кричали и звали напрасно.
Никто ровным счётом на зов матерей,
Увы, не откликнулся, не отозвался.
 
Не найдено было, как ни старались,
Ни трупов, ни тел измождённых,
Ни прочих следов, вообще ничего.
 
Как будто те дети вмиг растворились,
Растаяли в зыбком холодном тумане,
И ветром их след по песку разметался.
 
Ни слуху, ни духу, пропали навеки
Тридцать сверх сотни невинных созданий,
О чём даже надпись есть на фасаде
 
В городе Гамельн, на площади главной.
Каждый желающий может поехать,
Чтоб убедиться в том самолично.
 
Так, город тот грешный детьми расплатился
За алчность, за жадность, за тягу к мамоне,
За то, что слова их пусты и никчёмны.
 
А что же, Вы спросите, дети?
Надеяться стоит нам всё же,
Что тот Крысолов из легенды
 
Был ангелом, посланным Богом
На землю спасти от мамоны и скверны
Хотя бы сто тридцать божественных душ.
 
P.S.
За строки с дефектом в размере
Прошу извинить благодушно -
Как ни старался, вышло не очень.
 
Всем прочитавшим
Всех благ, настроенья
И, непременно, здоровья.