Ахматова и Модильяни.
Пленяли времена. Менялись судьбы.
И в жарком пятьдесят восьмом году
Подумалось: вздохнуть бы полной грудью
И выплеснуть парижскую весну.
Мне вспомнились обещанные встречи.
Но вы! А вы... Совсем уже другой.
Край платья обнажает мои плечи.
Кошачья ваша поступь под луной -
Все в памяти всплывало и вихрилось.
Тогда мы знали радости любви,
Они в ночи сплелись и отступились,
А после - тьма, разлука и мои стихи.
Картины, книги, розы и Фальгьера
Кружатся в памяти моей сквозь дым и сталь.
Я вспомню все: Ренье, Париж Бодлера
И соскользнувшую
Ложноклассическую
Шаль.
Я вспомню вас, мой друг продрогших будней,
Наш предрассветный леденящий час,
А после - горе, грязь и грозы, войны, судьи...
Я вам пишу в последний самый раз.
И в жарком пятьдесят восьмом году
Подумалось: вздохнуть бы полной грудью
И выплеснуть парижскую весну.
Мне вспомнились обещанные встречи.
Но вы! А вы... Совсем уже другой.
Край платья обнажает мои плечи.
Кошачья ваша поступь под луной -
Все в памяти всплывало и вихрилось.
Тогда мы знали радости любви,
Они в ночи сплелись и отступились,
А после - тьма, разлука и мои стихи.
Картины, книги, розы и Фальгьера
Кружатся в памяти моей сквозь дым и сталь.
Я вспомню все: Ренье, Париж Бодлера
И соскользнувшую
Ложноклассическую
Шаль.
Я вспомню вас, мой друг продрогших будней,
Наш предрассветный леденящий час,
А после - горе, грязь и грозы, войны, судьи...
Я вам пишу в последний самый раз.