Больше, чем любовь
— Месье Тома!
— Рени… — Эмиль замолчал, стараясь подобрать слова.
— Прошу, не надо! – Рени наклонилась и, положив ему на колени свёрток, стала подниматься к себе на третий этаж. – Из-за демонстрации студентов кофейню пришлось закрыть пораньше.
— И почему из-за глупой выходки лоботрясов должен страдать я? – недовольно бросил вслед Эмиль.
— Месье Тома, — Рени устало потерла пальцами виски, — я заметила, каких невероятных усилий вам стоит по утрам не закрывать дверь перед моим носом.
— Поэтому ты решила досаждать мне и вечерами?! – отпарировал Эмиль.
Он захлопнул дверь и сердито нажал на кнопку на подлокотнике, но кресло не повернулось.
— Дьявол! – выругался он.
— Твоя непреклонность в разумных пределах достойна уважения, но когда она граничит с ослиным упрямством, это смешно. – Ланс подошёл и, взявшись за спинку, покатил кресло-коляску в кухню. – Ты снова забыл подзарядить кресло.
— Подслушивать нехорошо! – огрызнулся Эмиль.
— Правда? – съязвил Ланс. – А свинское обращение с проявлением внимания заслуживает хвалебных эпитетов?
— Теперь жалость так именуют? – Эмиль стал раздражённо оглядываться по сторонам.
— Адаптер у тебя перед носом, — Ланс взглядом указал на обеденный столик, раскрывая свёрток. – Рени – уникальный кондитер! – Он стал с аппетитом уминать тёплый пирог.
— Только она жизнь спутала с тестом! Жизнь не становится сладкой с добавлением сахарной пудры! Особенно, когда это делается с жалостью, понимаешь?! – Эмиль перешёл на крик.
— Нет! – спокойно ответил Ланс, наливая в чашку кофе.
Эмиль внимательно вгляделся в лицо своего друга:
— Ты не слушаешь меня!
— А ты себя слышишь?! – Ланс резко обернулся. – Жалость и любовь не входят в список нынешних жизненных приоритетов, пойми!
— Мне ни к чему её знаки внимания! – отрезал Эмиль.
— А ты не задумывался, может, Рени это нужно? – ровно произнёс Ланс.
— Зачем? – удивился Эмиль.
— А ты попробуй в следующий раз быть чуть приветливым, – Ланс, поставив чашку на стол, вышел.
Ланс Жаккар ценил правду, какой бы она ни была. Работая охранником в тюрьме, он изо дня в день сталкивался с жестокостью. Превосходство в силе подпитывали жестокосердие, а безжалостная правда порой служила добру проводницей в опустошённую душу. Однако, прежде чем оживить душу Эмиля, семь лет назад сперва необходимо было вдохнуть жизнь в его искалеченное тело…
— Ну, Поль? – тревожно спросил Ланс, едва тот ножницами разрезал одежду на раненом.
— Ланс, позволь осмотреть его, — сказал Поль, достав стетоскоп.
Через пять минут тюремный врач грустно покачал головой:
— Ланс, если можешь, добейся его перевода в Центральную Клинику, там мой друг Этьен Шаброль, он превосходный хирург. Я позвоню и предупрежу его. Торопись, иначе время скоро будет праздновать победу.
В тот день время, видимо, заскучало и решило позабавиться. Бунт арестантов вылился в кровавую бойню. Втянутыми оказались даже те, кого стражники и заключённые называли «немыми монахами». Эмиль Тома тоже был одним из молчунов-отшельников. С завидной невозмутимостью он продолжал обедать среди арестантов, которые грозно орудовали кулаками. Пытавшиеся их разнять стражники стали основной мишенью вырвавшегося на волю гнева. Ланс едва успевал отбиваться от сыпавшихся отовсюду ударов. Но, откуда ни возьмись, в руках у одного из зачинщиков блеснул боуи, и если бы не Эмиль, то Ланс сам оказался бы на столе у Поля.
Пока доктор Шаброль колдовал над Эмилем в операционной, Ланс вернулся в тюрьму.
— Господин начальник, каков срок заключения Томы? – Ланс вытянулся по стойке смирно.
— Жаккар, вам же известно, что я не имею права разглашать данные об арестантах, в особенности — подчинённым. – Сурово ответил Жак Бонье.
— Месье Бонье, благодарю вас за разрешение на перевод Томы в клинику! Он спас мне жизнь, и я хотел бы сделать всё от меня зависящее, чтобы облегчить его участь, — твёрдо произнёс Ланс.
— Советую не тратить ни сил, ни времени, а особенно не ставить под угрозу своё будущее, рискуя нынешним положением. – Смягчился начальник.
— Господин начальник, в результате разжалования я оказался здесь, хотя мог бы беспрекословно подчиниться приказу и стать заместителем префекта. Наверно, это звучит абсурдно и пафосно, но я привык поступать по совести, а не по велению времени. – Возразил Ланс.
— Боюсь, сейчас тот случай, когда время неумолимо. Даже если он выкарабкается, всё равно Эмиля скоро заберут в тюрьму Санте, чтобы привести приговор в исполнение. Он приговорён к смертной казни. Вы свободны! – отрезал Бонье, выразительно указав взглядом Лансу на дверь.
«Вырвать Эмиля из объятий смерти, чтобы передать в руки палача? Нет!» — думал Ланс по дороге обратно в клинику. Шаброль совершил невозможное: Эмиль выжил, но навсегда лишился полной чувствительности в ногах и частично – в левой руке. Шесть раз исполосованная боуи спина Тома не внушала столько ужаса, сколько его равнодушие, когда врач сообщил ему об этом.
— Эмиль, за что ты получил смертный приговор? – взволнованно спросил Ланс, как только врачи разрешили поговорить с ним.
Вместо ответа в палате повисла мёртвая тишина. Когда Тома отвернулся лицом к окну, давая понять, что разговор окончен, Ланс вновь заговорил:
— Твой адвокат мадам Мюрей собралась к Президенту с прошением о помиловании. Она у тебя кремень, повторяет официальную версию как заговорённая. Только я не верю, что хладнокровный убийца полицейского , рискуя жизнью, бросился бы спасать служителя закона. Не нужно быть слепым, чтобы не заметить, как ты стараешься поймать смерть за руку, а она ухитряется убежать. Твой час ещё не пробил, Эмиль.
Во время пребывания Эмиля в клинике вышел указ об упразднении смертной казни. Мадам Мюрей, предъявив апелляционному суду показания Жаккара и диагноз Шаброля, добилась у Президента для своего клиента полной амнистии. Но радость была лишь мгновенной — свободный Эмиль попал в пожизненное заключение к инвалидной коляске. Теперь каменную невозмутимость дополнила холодная отрешённость. Серьёзно опасаясь, как бы это безразличие к жизни не привело к сведению с ней всех счетов, Ланс забрал Эмиля к себе, в холостяцкую квартиру. Каждый день, уходя на работу, Ланс оставлял Эмиля у окна, возвращаясь спустя семь часов, он находил Тома там же. Тот почти не притрагивался к еде, но термос с чёрным кофе, что Ланс заполнял для Эмиля, оказывался пустым. «Благо, хоть кофе пьёт!» — шептал Ланс, беспокоясь о друге. Так продолжалось долгих шесть лет, пока однажды, выходя из дома, Ланс не столкнулся на площадке с юной особой.
— Бонжур! Простите, вы не могли бы передать это тому месье, что из окна вашей квартиры весь день смотрит на веранду кофейни напротив? – робко попросила девушка, протягивая Лансу контейнер, из которого исходил запах свежеиспечённых круассанов.
— Вы?.. — в удивлении застыл Ланс.
— Я живу этажом выше, сняла квартиру у мадам Дюбуа, она же замолвила за меня словечко бариста кофейни, уже месяц работаю его помощницей. – Объяснила девушка. – Тот месье целый день не отходит от окна, я заметила инвалидное кресло и подумала, возможно, ему трудно спуститься, вот решила угостить своей фирменной выпечкой. – Добавила она.
— Как вас зовут, мадемуазель? – улыбнулся Ланс.
— Рени, — ответила девушка.
— Вспомнил! – воскликнул Ланс. – Я вас не раз видел в метро «Жюссьё».
— Верно, —потупила взор Рени. – Я учусь в Университете Пьера и Марии Кюри, на факультете медицины, езжу на метро.
— Зная, насколько мадам Дюбуа щепетильна в выборе постояльцев, я не сомневаюсь в вашей порядочности, а проявление доброты к незнакомцу достойно особой награды. Предлагаю вам лично презентовать свой кулинарный шедевр моему другу. Но он не очень-то вежлив, вы готовы к такому приёму? – Ланс открыл для девушки дверь своей квартиры.
С того дня Рени, игнорируя грубость Эмиля, приходила с лакомствами, перед которыми невозможно было устоять. По утрам Ланс не запирал дверь, а вечерами он сам заходил в кофейню поздороваться с Рени, где получал от неё десерт к ужину. Ланс с помощью друзей в полицейском участке вскоре узнал причину, по которой девушка стойко выносила капризы Томы. Но он ничего не сказал ни другу, ни Рени, предоставив несправедливой судьбе самой загладить вину перед Эмилем. Этот день настал через год…
Непринуждённо обронённые Лансом туманные слова заставили Эмиля задуматься. Он терялся в догадках. От мучительных раздумий его отвлёк исходивший от пирога аромат жареного банана, смешанного с измельчённым мускатным орехом. Утром, едва заслышав шаги Рени на лестнице, Эмиль открыл дверь:
— Рени.
— Я не буду Вам докучать, только оставлю тирамису и… — опешила девушка.
— Однажды я заснул за книгами в институтской библиотеке, двери закрылись, пришлось там ночевать. Жаклин, библиотекарь, всегда приходила раньше всех. Каждый раз, когда я встречал её, мне всё время казалось, что она чего-то боится, и только среди книг чувствует себя в безопасности. Я был завсегдатаем того книжного храма, Жаклин не удивилась, лишь слегка встревожилась, увидев меня: «Как ты? Может, что-нибудь принести?» Я был сонным, ошарашенным и промямлил, что очень хочется есть. Тогда Жаклин достала из сумки пирог, видимо, это был её завтрак. Я умял его и вскользь заметил, что люблю тарт-татен не с традиционной яблочной, а банановой начинкой. Больше я не помню ни одного человека, которому сказал бы об этом. Кто ты? – Эмиль пристально посмотрел в глаза Рени.
— Рени Делакруа, — промолвила девушка. – Во мне нет ничего от мамы, но, говорят, что я поразительно похожа на отца, в убийстве которого вы сознались. – Рени на минуту замолчала, в ожидании какой-либо реакции от Эмиля. Когда затянувшаяся пауза стала невыносимой, она продолжила. – Папа был нежным отцом и любящим мужем, но стоило ему выпить, и спиртное пробуждало в нём неуправляемого монстра…Я бы продолжала считать вас убийцей, если бы мама не рассказала правду перед смертью.
— Жаклин умерла? – голос Эмиля предательски задрожал.
— Два года назад. От лимфомы. Мама поведала о вас и о том, что случилось тогда после того, как она помогла мне выбежать из квартиры, когда отец пришёл пьяным. На отца нашло помутнение, он выхватил табельный пистолет и стал беспорядочно палить. Мама, стараясь вырвать оружие, схватила его за руку, и в пылу борьбы «вальтер» выстрелил. Мама испугалась и позвонила вам, потому что в больницу нельзя было его вести, а вы учились на медика, как я сейчас. Вы сразу поняли, что папе не помочь…Отправив маму за мной, вы остались и встретили полицию, вызванную взбудораженными соседями. Затем так убедительно сыграли роль вора, которого застал не вовремя появившийся хозяин, что даже присяжные поверили, будто вам удалось завладеть оружием и хладнокровно произвести выстрел. – Рени опустилась перед Эмилем на корточки. – Зная, что мама никогда вас не любила, почему ради неё вы..?
— Жаклин помнила то, что было совершенно неважным. А это больше, чем любовь… — ответил Эмиль, глядя в окно.
/Конкурс "Чемпионат по прозе 2 - Финал"/
