В час, когда увядает день...
В час, когда увядает день,
Я ощущаю себя цветком раффлезии,
Находящимся на седьмом дне жизни.
Когда же последняя из птиц завершает свою сюиту,
Я задаюсь вопросом,
Разозлишься ли ты,
Если уже завтра вместо меня
Обнаружить гору чёрной массы?
За моим окном
Больше не видны очертания гор,
Я не слышу их свежего дыхания. И ничего,
Кроме чувства удушающей сонливости.
Я бы смогла дольше смотреть на чёрный горизонт,
Смогла бы ещё думать о нас.
Но что-то щемящее в сердце не даёт мне покоя
И укрывает мои глаза расплывчатой пеленой слёз.
Горькие мысли о прошлом проводят меня до кровати.
А воспоминания о твоём тепле не дадут упасть,
Воплотившись в прикроватный столик,
На который я обопрусь,
Когда нахлынет смертельная слабость.
Лёжа в кровати,
Я дрожащими руками потяну на себя одеяло
В страхе, что при резком движении
Оно порвётся на жёсткие куски ткани, не способные согреть,
Окаменевшие от высохшей крови, которую пролил закат,
Сочась в моё окно.
Наконец я устремлю взор вверх, а перед моими глазами
Предстанет навеки застывшее предзакатное небо,
Кровоточащее и смиренное.
Ещё тёплое от догорающего солнца.
Наверное и оно в час, когда увядает день,
Чувствует себя цветком раффлезии,
Находящимся на седьмом дне жизни.
И прежде, чем я сомкну глаза, ответь, моё догорающее солнце,
Будешь ли ты злиться, если уже завтра вместо меня
Обнаружишь гору чёрной массы?
Моё догорающее солнце, будешь ли ты злиться,
Если я больше не смогу думать о нас в час,
Когда увядает день?
Я ощущаю себя цветком раффлезии,
Находящимся на седьмом дне жизни.
Когда же последняя из птиц завершает свою сюиту,
Я задаюсь вопросом,
Разозлишься ли ты,
Если уже завтра вместо меня
Обнаружить гору чёрной массы?
За моим окном
Больше не видны очертания гор,
Я не слышу их свежего дыхания. И ничего,
Кроме чувства удушающей сонливости.
Я бы смогла дольше смотреть на чёрный горизонт,
Смогла бы ещё думать о нас.
Но что-то щемящее в сердце не даёт мне покоя
И укрывает мои глаза расплывчатой пеленой слёз.
Горькие мысли о прошлом проводят меня до кровати.
А воспоминания о твоём тепле не дадут упасть,
Воплотившись в прикроватный столик,
На который я обопрусь,
Когда нахлынет смертельная слабость.
Лёжа в кровати,
Я дрожащими руками потяну на себя одеяло
В страхе, что при резком движении
Оно порвётся на жёсткие куски ткани, не способные согреть,
Окаменевшие от высохшей крови, которую пролил закат,
Сочась в моё окно.
Наконец я устремлю взор вверх, а перед моими глазами
Предстанет навеки застывшее предзакатное небо,
Кровоточащее и смиренное.
Ещё тёплое от догорающего солнца.
Наверное и оно в час, когда увядает день,
Чувствует себя цветком раффлезии,
Находящимся на седьмом дне жизни.
И прежде, чем я сомкну глаза, ответь, моё догорающее солнце,
Будешь ли ты злиться, если уже завтра вместо меня
Обнаружишь гору чёрной массы?
Моё догорающее солнце, будешь ли ты злиться,
Если я больше не смогу думать о нас в час,
Когда увядает день?