ЕСЛИ ЧЕШЕТСЯ ЯЗЫК
Если чешется язык, подлый и липучий,
То иглой его коли – это будет лучше.
Вот история одна – хуже не бывает!
Когда свалится беда, человек не знает.
Им давно за шестьдесят, старому и старой.
Вырастили уж внучат с колыбели малой.
И нашелся же один «добродетель», гад!
Взял и деду рассказал, что тот был рогат.
Что с его женою всласть в юности далёкой
Много ночек проводил под вербой высокой.
Старый молча слез с печи, словно бесноватый.
Разом жизнь перечеркнув, выгнал бабу с хаты.
А потом загнулся сам, стал сухим, как тяпка.
Было видно по глазам, что грустит по бабке.
Пропил дом, забросил сад, захирел хозяин.
«Правдолюбец» только рад, как все негодяи.
Дай ему, Бог, не хворать, мягкую подушку.
И чтоб долгие года предрекла кукушка.
Только я вот не пойму, что была за радость?
Чтоб под старость на веку сделать людям гадость?
*
Оправдания не в счёт, что язык дурной…
Осторожней надо быть с правдою такой!
То иглой его коли – это будет лучше.
Вот история одна – хуже не бывает!
Когда свалится беда, человек не знает.
Им давно за шестьдесят, старому и старой.
Вырастили уж внучат с колыбели малой.
И нашелся же один «добродетель», гад!
Взял и деду рассказал, что тот был рогат.
Что с его женою всласть в юности далёкой
Много ночек проводил под вербой высокой.
Старый молча слез с печи, словно бесноватый.
Разом жизнь перечеркнув, выгнал бабу с хаты.
А потом загнулся сам, стал сухим, как тяпка.
Было видно по глазам, что грустит по бабке.
Пропил дом, забросил сад, захирел хозяин.
«Правдолюбец» только рад, как все негодяи.
Дай ему, Бог, не хворать, мягкую подушку.
И чтоб долгие года предрекла кукушка.
Только я вот не пойму, что была за радость?
Чтоб под старость на веку сделать людям гадость?
*
Оправдания не в счёт, что язык дурной…
Осторожней надо быть с правдою такой!
