Имя седьмого ветра
Шадьюнг стоял на балконе маленького дворца. И облака плыли внизу, омывали, словно волны, утес, с которым слился дворец. Было прохладно, и ветер развевал синие гобелены с серебряной вышивкой в виде узоров и птиц, что висели между двух мраморных колонн с серыми прожилками. Воздух был прозрачным, Шадьюнг наблюдал за маленьким небесным скатом, что плыл в синеве, медленно махая своими треугольными крыльями и длинным хвостом. Потом повернулся и глянул на вершину горы, и на жилища своего народа, стоящие вокруг огромного белого купола, расположенного за дворцом. Гора была их домом. А купол стоял здесь столько времени, сколько он помнил себя.
Народом горы правил его отец, старый мудрый Танкай. Однажды и Шадьюнгу предстояло принять правление народом и быть в ответе за его судьбу.
- Правитель народа горы должен быть мудрым и любящим, – говорил отец. – Это обязанность правителя любого народа, но правитель народа горы просто не может быть иным, потому, что он в ответе и за все другие народы, что живут под горой. И только мудрость и любовь может помочь ему понимать языки семи ветров. От семи ветров нашего мира зависят все народы. И всегда должен быть кто-то, кто может беседовать с ними, а в случае чего и повелевать ими, приказывать им. Для этого нужно много внутренней силы и покоя.
- Почему повелители ветров не рождаются в других народах, а только среди народа горы? – спросил Шадьюнг.
- Может быть, потому, что мы выбрали жить ближе всего к ветрам... – задумчиво пробормотал старик. – Но это просто есть. Значит и причина тому тоже есть. Но не всегда обязательно знать причину, чтобы ощущать свой путь и следовать ему.
Однажды Шадьюнг отправился в путешествие.
Это случилось после сражения с огромным шахаром, черным червем, прогрызателем каменных глубин. Этот древнейший народ очень редко покидает недра. Но червь словно обезумел. Он вырвался из недр горы на окраине их селения, рядом с тем местом, где Шадьюнг любил сидеть и наблюдать за плывущими облаками. На мгновение их взгляды встретились, и Шадьюнг не увидел ненависти в этом взгляде, только какое-то безумное отчаянье. Но сражения было не избежать. И они бросились друг на друга. Шадьюнг прыгнул и как мог крепко ухватился за верхнюю челюсть шахара, которая выдавалась вперед, и за двумя большими клыками было место, куда не достигали две нижние челюсти, и можно было ухватиться руками, не лишившись их в следующую секунду. Шадьюнг будто оседлал горного прогрызателя. Черный шахар тряхнул головой и закричал что есть силы. От его пронизывающего крика-свиста трескались и лопались камни, и волосы становились дыбом. А потом он ударил головой о камень так, что каменная крошка брызнула во все стороны. И червь ринулся в селение, разнося жилища на своем пути, расшибая, сметая их кольцами своего тела. У Шадьюнга не было никакого оружия, он просто старался не сорваться с головы червя. И когда от удара головы прогрызателя камня разлетелось левое крыло дворца, Шадьюнг сумел дотянуться до стойки с флагом их народа, на котором были изображены семь ветров. Древко сломалось и этот острый обломок Шадьюнг, что есть силы, вогнал в голову огромного шахара. Горный прогрызатель закричал и нанес свой последний удар. Шадьюнг слетел с его головы, а в его левой руке остался черный клык горного прогрызателя, вырванный из пасти, за который он держался. Второй клык был сломан последним ударом и его тонкие расщепившиеся осколки были разбросаны вокруг головы червя.
Великий горный прогрызатель, шахар, застыл навеки. А из его головы торчал обломок древка, на котором развевался флаг народа горы. Синее полотнище с серебряной вышивкой символов семи ветров, стихий народа горы. И тишина залила все вокруг. От предсмертного крика червя Шадьюнг на целый месяц лишился слуха. Он лежал среди камней у обломков стены дворца, смотрел на свои руки, залитые черной кровью, на застывшего червя, на синий флаг, развеваемый ветром, на большой белый купол, что был совсем рядом и на небо. Облака все так же плыли своими путями, влекомые одним из семи ветров.
Отец Шадьюнга, старый мудрый Танкай стал на колени и склонился перед поверженным червем.
Потом Танкай сказал, что это был король червей, и он выгрыз себе путь на поверхность, чтобы в конце жизни его убил достойный соперник. Таков уклад их подземного народа. Его сложно постичь нам, живущим среди семи ветров, в лучах солнца, но мы должны уважать все иные народы и уклады, ибо кто жив, каждому есть место в нашем мире. И каждый из живущих достоин уважения.
Шадьюнг сам похоронил великого прогрызателя у самой вершины их горы, в месте, которое одно из первых озаряемо светом восхода и одно из последних погружается в тень заката. А из уцелевшего клыка он изготовил себе нож, который с тех пор носил на шее.
Через три месяца Шадьюнг решил отправиться в путешествие, чтобы понять другие народы своего мира. Он спускался с горы.
В холмах и предгорьях, укрытых зеленой чащей, что окружали гору со всех сторон, жил народ леса. Их тонкая красота, ловкость и изящество были продолжением деревьев и лесных зверей. А их задумчивые лица и карие с зеленым глаза хранили глубокий обволакивающий покой и память древних корней мира. Шадьюнг провел три года среди этого народа. Он учился у них внутренней тишине. И учился быть частью единого леса. Там его нашла большая куница с зелеными глазами и коричневым мехом. Это твоя квандру, с уважением сказал мудрец лесного народа. Теперь она будет хранить часть твоей души. Твоя квандру, большая куница серебряного ясеня, одинаково свободно чувствует себя в кроне дерева, на земле и в воде. Это одно из семи наших священных животных. Тебе очень повезло, что она стала твоей квандру, твоя душа обрела надежного заступника. Куница, свернувшаяся в круг и держащая в зубах рыбу – у нашего нарда символ круговорота жизни и единства мира.
Дальше, в необъятных степях и лугах жил народ равнин. Их пестрые светлые одежды, сила и жизнерадостность словно были продолжением яркого солнца. Три года Шадьюнг с куницей на плече странствовал по обширным землям этого народа от одного селения к другому, постигая их обычаи и нравы. Он шел пеший или скакал верхом, один или с попутчиками. Он учился их танцам, пас стада овец и сеял вместе с ними пшеницу и рожь. Он учился быть этим народом и ценить драгоценные моменты человеческого общения и искренности на этих бескрайних просторах. Покидая этот народ, Шадьюнг уносил на себе только пестрый дорожный халат и полное сердце улыбок этих простых и светлых людей.
А потом Шадьюнг ощутил дыхание океана. И ему в глаза заглянули люди побережья своими печальными взглядами мечтателей-романтиков. В лазури их глаз отражался океан и вечный зов горизонта. Шадьюнг выходил на лодке в море, оставив прибрежные крики чаек позади, и учился одиночеству. Одиночеству странника, который рано или поздно должен оставить все и отправится дальше сквозь океан космоса. Он учился светлой печали отпускать привычное и нырять в неизвестность. И каждый раз он возвращался немного другим.
А еще, он встретил девушку, чьи глаза светились как-то по-особенному. Она видела его и умела ждать и верить. Любовь к ней позволила Шадьюгу увидеть и раскрыть в себе то, что есть самой основой жизни. Ту мудрость, которую не постичь никак иначе, кроме как прожить её, стать ей.
Однажды, после многих дней в океане, когда время размылось, как краски на палитре художника и когда Шадьюнг был на самой границе себя, пред ним предстал величественный кит с восьми плавниками, лаунтан. Люди моря рассказывали о том, что в темной глубине океана живет удивительный народ огромных китов. И редко, очень редко кто-то из них поднимается на поверхность. Лаунтан шевельнул хвостом, глубоко вздохнул и сделал медленное круговое движение плавником перед носом лодки. Вода начала плавно мерцать, и на поверхность вынырнула переливающаяся перламутровым светом прозрачная жемчужина.
- Возьми и надень на шею, это твоё внутреннее квандру, как куница на твоем плече – твоя внешняя квандру, проявленная в мире. – Прозвучало в сознании Шадьюнга.
Он наклонился через борт лодки и зачерпнул пригоршней светящуюся воду. Жемчужина испускала мягкие волны тепла и света, а с боков вырастали две нити, покрытые мягкой синей чешуей. Шадьюнг приложил ее к груди, и нити обвили его шею восемь раз, завернулись спиралью и соединились с жемчужиной, рядом с висящим на его шее черным ножом из зуба шахара, короля подземного народа прогрызателей камня.
- Это не что-то отдельное от тебя. Ты просто добрался так далеко... Достаточно далеко, чтобы увидеть своё внутреннее квандру, и осознанно обрести его. – Прозвучало снова в его сознании.
И лаунтан запел. Этот звук струился, как свет заката, проявленный в музыке. Словно сто тысяч касаток разом запели песню смерти. А потом вода медленно сомкнулась над огромным темно синим телом с восьми плавниками. А лаунтан, излитый песней, уносился вверх, к звездам, загорающимся на вечернем небе.
И Шадьюнг вернулся домой, к народу горы. Он принес гораздо больше вопросов, чем ответов. Но теперь в нем было и много больше мудрости, любви, веры в людей и веры в чудо.
Через год его отец, старый мудрый Танкай, умер.
- Стань повелителем ветров, – сказал Танкай перед смертью.
- Как мне это сделать? Я не ощущаю себя таким.
- Загляни в глаза каждому ветру, а потом произнеси имя седьмого ветра, и тогда все они снова будут на своих местах, снова будут поддерживать жизнь нашего мира.
- Но я не знаю имени седьмого ветра.
- Тогда отыщи его, – сказал Танкай, улыбнулся и умер, отправился дальше своей дорогой, израсходовав себя для этого мира до последней капли.
И ветра утратили разум, лишившись своего повелителя. Вроде, ничего не изменилось, но Шадьюнг ощутил, будто крохотная трещина побежала ветвиться и разрастаться от самого основания их горы. Будто распалось какое-то незримое кольцо, связывающее все воедино.
Шадьюнг вышел из дворца и замер перед большим белым куполом. По нему словно паутина, змеились бесчисленные трещины. И тонкие легкие осколки вдруг разом обвалились вниз. Внутри, свернувшись, спал удивительный белый восьмикрылый змей, размером с половину дворца. Он открыл небесные глаза, поднял голову с лап и зевнул. А люди горы стояли вокруг, удивленные, как дети. Они и не знали, что целый век ходили мимо такого чуда.
- Кто ты, удивительный змей? – спросил Шадьюнг.
- Я белая Матангрис из народа небесных драконов. Как подземные черви шахар, прогрызатели глубин, выходят на поверхность, к свету, чтоб умереть, Так и мы стремимся ввысь, но чтобы родиться. Яйцо, из которого я вышла, было оболочкой непроявленности, сковывающей тело. А планета – она как второе яйцо, как скорлупа, сковывающая дух. И выход из нее, как второе рождение и обретение высшего предназначения. Но для этого мне нужна помощь повелителя ветров.
- Повелителем ветров был мой отец. Он только что умер, – ответил Шадьюнг.
- Тогда ты должен стать новым повелителем ветров. Старый уклад разрушен. И нужно, чтобы появился кто-то, кто сможет вместить в своей душе новый порядок и воплотить его в жизнь. А ты – человек, обретший свой внешний и внутренний квандру. Ты настоящий и проявленный человек. Ты сам создал эту судьбу.
- Время перемен – великое и опасное время, – произнесла куница с плеча Шадьюнга. – Оно таит в себе бесконечные возможности.
- Но это время, когда все печати сломлены, и ветра теряют разум, вырвавшись на свободу и лишившись того, кто создает порядок, – пропела сияющая жемчужина на шее Шадьюнга. - Это время свободы. Но без порядка свобода постепенно превращается в хаос. И если не будет носителя порядка, хаос смоет все проявления этого мира, как морская волна смывает символы, начертанные на песке, оставляя только голый берег.
- Значит, нам нужно найти и собрать все ветра воедино, и напомнить им об их предназначениях, – сказал Шадьюнг.
- Да, нам пора в небо, – произнесла белая Матангрис, и встала, расправив свои восемь крыльев. – Садись.
И они искали ветры, саму их суть, в разных уголках мира. Во льдах и в песках, над океаном и над волнами степного ковыля.
А высоко, в солнечных лучах, был обретен пятый ветер, ветер жизни.
И на исходе одного из дней, на исходе сил, терпения и веры, перед ними явился летающий храм.
- Этот храм - он всегда появляется на закате перед теми, кто в пути, перед теми, кто близок к своим внутренним границам. И перед тобой выбор: остаться в нем, или отправиться дальше, погрузившись во тьму своей ночи. И это всегда тяжелый выбор.
- Может быть, монахи помогут нам? Ведь те, кто совершил такое путешествие и нашел этот храм, не боятся смерти, – спросила белая Матангрис.
- У них нет имен. Они не могут быть ни добрыми, ни злыми. Их волосы острижены, они забыли себя, их воля не воплощена ни в чем. Мы не найдем у них поддержки. Да, они не боятся смерти, но им и не за что умирать. Они забыли себя. Они словно не рожденные. Они избавили себя от необходимости принимать решения. Они как бы есть, но, в то же время, их как бы и нет. Они просто спят.
- Оставь своё квандру, странник, и ты обретешь покой в нашем храме! – приветствовал их монах, вышедший из храма им навстречу.
Но Шадьюнг сделал свой выбор, и летающий храм больше не был на его пути, остался в стороне. Шадьюнг приветственно махнул рукой монаху, лишь на мгновение задержав на нем свой взгляд, и понесся дальше. Восемь белых крыльев небесного дракона погрузились в ночь.
Звезды.
Там далеко они реальны, как основа жизни, как светила для миров, что вокруг них. Здесь же они не менее реальны, но как те, кто указывает путь во тьме и как символы. Говорят, что они поют, и когда-то мы умели слышать эти песни.
Они летели в ночи, и Шадьюнг представлял, будто слышит их песни. И через это, через эту необъятную разделяющую пустоту он обрел ветер смерти. Последний из шести, о которых он слышал до этого.
Они поднялись уже так высоко...
И уже нет дороги назад. Шадьюнг понял это. И то, что пришло время расставаться. Теперь только седьмой ветер может отнести его домой, а белой Матангрис открыть путь за пределы его мира. И она тоже это почувствовала.
Шадьюнг спрыгнул со спины белой Матангрис, он даже не понял, падает он или парит... Только тьма вокруг. Он понял, что достиг предела.
- Именем седьмого ветра освобождаю вас! Летите, и будьте согласно своей природы. Отпускаю вас в миры ваших истоков. Летите же, и будьте продолжением самих себя! – воскликнул он.
Но был ли здесь звук?
Мир вздрогнул, и ветра, вспомнив свои имена, понеслись каждый к своему дому, влекомые своими предназначениями и силой нового повелителя ветров.
- Как ты постиг имя седьмого ветра? – промелькнуло в его сознании белым силуэтом, уносящимся вдаль.
- Я понял, что седьмой ветер – это ветер бесконечности. И это внутренний ветер каждого. Он безымянный и у него не счесть имен. Но стоит лишь принять его, и имя, даденное ему в этот момент, обретает силу, с которой не сравнится ничто. Это сила свободы. Твоей внутренней свободы. Вспомни имя седьмого ветра, и кем бы ты ни был, и где бы ты ни был, нить твоего пути, струящаяся из твоего сердца, вспыхнет ярким светом сквозь все времена и миры, и ты снова легок и свободен. Ты снова рожден. И ты снова слышишь песни далеких звезд.
Шадьюнг возвращался домой. Он шел пешком, за спиной был океан, а рядом с ним шла та девушка, чьи глаза светились как-то по-особенному, и которая дождалась, сохраняя их любовь.
А когда они вернулись домой, Шадьюнг был скорее обрадован, чем удивлен, когда рядом с дворцом увидел новый большой белоснежный купол.
И он улыбнулся, представляя то, как спустя много лет новый, но еще не знающий об этом, повелитель ветров впервые встретится лицом к лицу с новым белоснежным драконом, еще не знающем об этом, повелителем бесконечности, дождавшимся своего первого пробуждения.
