Экскурсия в Татьянодар
Примечание. В текст включена диалектная речь, [г] — фрикативный. Так говорила моя прабабушка.
Две тысячи сотый год, пятое июня.
Аэроавтобус, приземлившись на вокзальной площади регионального уровня, направлялся в необыкновенный город-курорт Татьянодар. В салоне под кондиционерами нежилась американо-европейская делегация, утверждённая Министерством внутренних дел России.
"Мы подъезжаем к настоящей жемчужине нашей страны, природному памятнику коллекционного мастерства, всеми признанному раю на земле. Раньше это был заброшенный хутор, но его судьба начала меняться, когда в две тысячи двадцать пятом году сюда приехала обыкновенная русская женщина Татьяна... Уважаемые экскурсанты, я предлагаю вам выйти из транспорта и отправиться по пешеходному маршруту. Мы остановились возле дома, где основатель города поселилась изначально.
Татьяна родом из Москвы, а в Подмосковье имела дачу банальной площадью шесть соток. Когда в нашей стране стали доступны все диковинки мировой садоводческой селекции, эта женщина с фанатизмом увлеклась приобретением всех попадавшихся в прайсах растений. Муж был в ужасе от хобби своей любимой:
— Танечка, ну что с тобой? Ты всё время проводишь на даче. Ты забросила семью.
— Дети уже в институте учатся, я им достаточно частиц себя посвятила в своё время. А если тебе не хватает моего внимания, присоединяйся, будем вместе творить красоту.
— Таня, я бы с радостью, но объясни мне, как так получилось, что вчера у нас росли две ёлки, а сегодня их пять? Куда они будут разрастаться?
— Ты прав, надо ещё одну дачу покупать.
— Слушай, ну прекращай эти заказы в интернет-магазинах. Я вчера нашёл в посылочной коробке накладную. Тань, корень пиона за двенадцать тысяч рублей — это выше моего понимания.
— Скоро буду без трусов, пойду куплю ещё цветов!
— Ты на каком языке разговариваешь? Ты стала какой-то неадекватной.
— Цветанутой.
— Истинно! На всю голову! Тебе лечиться пора!
— Цветочная болезнь лечится только одним способом — приобретением.
— Нет! Не могу так больше! Всё! Ухожу!
Баба с возу — кобыле легче, как говорится. Теперь Татьяне ничего не мешало окунуться с головой в омут своей ландшафтной страсти. Она продала в Москве доставшуюся ей по наследству квартиру и переехала в тьмутаракань — на хутор Откормсовхоз. Причём будущее место жительства цветанутой дамой выбиралось довольно придирчиво: чтобы земля поплодороднее была и климат помягче. Появление столичной барыни вызвало небывалый переполох у деревенских, однако новоиспечённая хуторянка не стала долго томить местное население и обратилась в администрацию с просьбой организовать общехуторское собрание. Просьба была удовлетворена.
— Дорогие соседи, я коллекционер растений, мною была выбрана ваша земля, чтобы превратить её в сказку. У меня есть деньги, неиссякаемая энергия, я могу такую лепоту тут забабахать, что вскоре наш Откормсовхоз превратится в музей мирового масштаба, к нам со всей планеты будут приезжать люди, чтобы впитать в себя хоть капельку...
— Такэ́ мэ́лэ, а́бы моло́ть!
— Да нагрэ́цэ нам здалы́сь твои́ иноро́дны!
— Корто́шку сады́ть на́до — во цэ ди́ло!
— А гро́ши нам дасы́!
— Коро́ву соби́ заво́дь!
— Нет, корову не заведу, а вот лошадей, пожалуй, надо. Для цветочного дела что главное? Первое — надёжный поставщик посадочного материала, второе — конюх, потому что конский навоз — самый безопасный для растюх.
— Нагрэ́цэ тоби́ конь? Ты шо його́ йи́сты бу́дэшь?
— А вот и буду! Я организую конские прогулки за плату.
Очевидно, план привлечь население в дело создания города будущего с треском провалился, а Татьяна, открытая душа, стала для хуторских чокнутой, юродивой, малохольной, лодырькой, ведьмой. Какие только страшилки на ночь для детей про неё не сочиняли. А Татьяна просто продолжала заниматься любимым делом. Колесо фортуны повернулось в её сторону, когда бабы Клава и Зина, засплетничавшись, совершенно случайно оказались возле её двора.
— Танька, а шо цэ такэ́? — безумными глазами пожилые женщины пожирали распустившиеся за железной сеткой цветы.
— А это пионы, которые вы тогда на собрании меняли на картошку.
— Танька, цэ воны́ таки́ е чи ты йих наколдува́ла?
— Нет, не я создала эти шедевры, селекционер Клем их вывел, а я уже купила корни в его питомнике.
— Ты дывы́ яка́ вона́ ву́мна. Танька, а нам дасы́ отро́сток, хучь малэ́нькый?
И вот Танины делёнки пошли в народ.
Вознегодовал представитель хуторской элиты, который имел на своей калитке табличку "Дом и двор образцового содержания". Наплевав на "шо лю́ды поду́мають", домовитый хозяин привёл "ведьму" в свой розарий и хвастливо вопросил:
— Ну, шо бу́дэшь каза́ть?
— Знаете, дорогой сосед, если бы Вы стали прельщать меня этим благолепием лет эдак тридцать назад, я бы обомлела. А сейчас примите ответное приглашение в мой розарий, хочу послу́хать, шо Вы бу́дэтэ каза́ть.
Но Татьяна ничего не услышала. Отвисшая нижняя челюсть и полезшие на лоб глаза местного авторитетного розовода были красноречивее любых слов. А потом он стал выпрашивать черенки фильдеперсовых сортов, чтобы вскоре весь Откормсовхоз наполнить сногсшибательным ароматом королевы цветов.
Посостязаться с Татьяной в цветочном мастерстве попробовал и самый возрастной житель:
— Вот вы городски́ — таки́ интеллиге́нтны, а пишлы́ рома́шкову поля́ну поба́чим, така́ ти́кэ у на́шем ху́торе е.
— Да, количество ромашек восхищает, а вот качество — разочаровывает. Это же старомодный фасон! Однако вызов принят! На смежной поляне, где кони мои пасутся, я устрою свой ромашковый бал. Посмотрим, как Вы заговорите года через три.
А что мог сказать старожил, когда увидел, что всем привычная ромашка может иметь до сотни различных нарядов? Только слова поддержки Татьяне в деле преобразования хутора и помощи в поднятии народа на облагораживание территорий. И вскоре появились ответственные озеленители: пионораспространители, розочеренкователи, ирисоделители, ромашкопосеватели, флоксозажигатели и другие должности.
Но вот на что долго не могли найти желающих — так это на хвойные, ведь на них веками собиралась антология поверий, страхов и дурных примет, поэтому хуторской народ крестился при виде вечнозелёных и шарахался от них.
— Ну какой вред могут принести эти очаровашки! — смеялась Таня. — У меня растут — и ничего: жива, здорова и счастлива.
И это была правда. А когда первая ёлка переросла конёк Татьяниного дома, к ней вернулся муж, вернее приполз на коленях. Он плакался, как тоскливо провёл годы одиночества, рассказывал, как скучал, каялся, каким был эгоистом, когда бросил жену в её любимом деле на пороизвол судьбы, говорил, что пылает любовью всё так же, как и в первую их встречу, что жена у него уникальна и не похожа ни на кого, просил прощения и предлагал как моральную опору, так и материальную поддержку. Татьяне после столь горячих речей оставалось лишь простить и принять помощь. И муж прошёл проверку на искренность чувств — самолично доставил десять тысяч хвойных молодых саженцев из голландского питомника.
— Таня, а это у тебя акция "Каждому двору — по новогодней ёлке?" — поинтересовался муж, выгружая сотню контейнеров с одной только елью голубой.
— Нет, это мы еловый заповедник планируем. Это когда маленькие, они все одинаковыми кажутся, а вот через пять лет ты увидишь, что у каждой красавицы свои оттенок, форма, густота иголок, их длина, цвет шишек..."
Экскурсовод поняла, что давно пора прекратить рассказ: её никто не слушал. Заворожённые иностранцы разбрелись по Татьянодару знакомиться с попавшими в книгу рекордов ромашковыми полянами, розарием и хвойным коллекционным лесом, а кто-то нашёл тропинку во фруктовый сектор и уже смачно поглощал витамины.
"Я думаю, прабабушка Таня не обидится на меня, что я не полностью рассказала историю создания её города, — успокаивала себя экскурсовод, — ведь настоящая похвала автору — это забыть о нём при виде его творения".