Предыдущая глава https://poembook.ru/poem/2471001

____________________________________________________________________________________

Раскалённый и безжалостный солнечный диск завис в зените, и жуткая жарища, что преследовала путешественников с самого выезда из дома, стала просто нестерпимой. От спасительных утренних теней не осталось и следа, быстро высохла прохладная роса на пожухлой траве середины лета, а воздух сделался горяч и неподвижен.

 

До ближайшей тенистой рощицы было так же далеко, как и до самой цели пути, и тащиться туда пешком в поисках спасения от жары не имело смысла, а потому высокородному господину пришлось оставить жену и дочку невдалеке, у небольшого быстрого ручья с поросшим камышом берегом, где сохранилась относительная прохлада. Там, по крайней мере, они могли попить воды и умыться, посидеть в небольшой тени, что давали невысокие прибрежные кусты, а не глотать возле дороги пыль, что взвивалась вихрем вслед каждому проезжающему и проходящему в близкий город либо из него и долго потом не оседала. Сам же дворянин решил, что дело пойдёт быстрее, если он сейчас засучит рукава и поможет слугам в починке так некстати поломавшейся кареты — это хотя бы уже не бездействие, от которого на такой жаре попросту можно тронуться умом.

 

— Ну что там? Серьёзная поломка? — со вздохом спросил своих слуг высокий черноволосый господин, начиная расстёгивать расшитый золотом синий камзол.

 

— Простите, господин, тут… колёсная ось лопнула. Придётся в город сходить, к кузнецу. Иначе никуда не поедем, — развёл руками один из мужиков, на миг встретившись с господином весьма испуганным взглядом, а после опасливо покосившись в сторону ручья, куда удалилась строгая и придирчивая госпожа. Его хозяин во всём беспрекословно слушался эту ведьму, не смея возразить даже в малом, — эх, вот ведь превратила-то мужика в тряпку!

 

Дворянин на щепку замер, тоже подумав, что супруга вряд ли обрадуется, узнав о случившемся, и при этом уже понимая, что от его помощи в ремонте кареты вряд ли будет польза: помочь немного, что-то подержать, перетащить — это он, как и всякий уважающий себя мужчина, мог, а вот при таких делах, похоже, и не каждый мастер справится.

 

Однако, всё равно надо было что-то решать и действовать, да при том быстро.

 

— О, Хольга, ну за что? И ведь немного совсем оставалось, — пробормотал он и полез в карман за кошелем. — На вот, сходи, — щепку спустя господин протянул слуге монеты и какой-то свёрнутый вчетверо листок бумаги, — купи там или закажи, что полагается, но сначала — в замок вот с этим письмом. Покажешь его господину, объяснишь, что ты мой слуга. Расскажи, что произошло и попроси прислать за нами карету, и срочно! — Слуга часто закивал, а дворянин снова оглянулся на протекающий неподалёку ручей, на две фигурки у засохшего старого дерева… — Давай же, поторопись. Иначе — сам знаешь! — госпожа будет недовольна, — добавил он.

 

— Сию щепку, господин! — отчеканил мужик и, сорвавшись с места, едва ли не побежал к городу. Увидеть истинный гнев уставшей с дороги госпожи слугам не улыбалось так же, как и их хозяину.

 

Проводив мужика взглядом и вздохнув с некоторым облегчением, дворянин всё же скинул камзол, небрежно зашвырнул его в карету, захлопнул дверцу и побрёл обратно к ручью, — туда, где оставил жену и дочку. Как бы ни была его супруга капризна, строптива, да и попросту порой несправедлива к нему, оставаться без неё надолго черноволосый не мог — тут же начинал отчаянно скучать, и даже сейчас, жарким летним полднем хотел только одного — обнять её, хотя и точно знал, что его стремление вряд ли поддержат.

 

Молодая женщина с длинной чёрной, разукрашенной жемчугом пышной косой, одетая в бело-золотое, богато расшитое самоцветами платье сидела прямо на траве, прислонившись к стволу старого засохшего дерева и смотрела куда-то вдаль, словно и не замечая приближающегося к ней супруга. Девочка в венке из одуванчиков смотрела в синее небо, лёжа головой на коленях матери и что-то рассказывала ей. Изящная рука женщины ласково поглаживала светло-русые волосы ребёнка, уста её чуть трогала нежная улыбка.

 

— Милая! — обратился мужчина к жене, — нам придётся ещё немножко подождать, — кротким, извиняющимся тоном проговорил он.

 

Улыбка сбежала с этого красивого лица. Женщина, не поворачивая головы, вздохнула. Повисла тяжелая неприятная тишина.

 

— Немножко — это сколько? — спросила она наконец. В голосе сквозили скука и разочарование.

 

— Ну… может, пару лучин, — ответил муж с сомнением, — от силы, три.

 

Женщина мягко приподняла ребёнка со своих колен, грациозно поднялась на ноги, босяком прошла по мягкой траве к ручью. Её светлые туфельки на изящном каблучке, что так удачно гармонировали с платьем цветом материала и украшений, остались небрежно валяться в траве неподалёку.

 

Девочка мгновенно вскочила и поспешила вслед за матерью, раньше неё оказалась на берегу, тоже проворно сбросила башмачки, наступила в воду, опустила туда же ручки, затем подобрала какую-то палку, захлопала ею по воде, поднимая брызги и смеясь от восторга. Мать лишь с улыбкой посмотрела на играющую дочь, на летящие в её сторону прохладные капли и не сказала ни слова: в такую жару для ребёнка нет ничего более притягательного, чем вода, и хорошо, что девочка, подрастая на морском берегу, этой самой воды совсем не боится, даже когда море штормит, — что уж ей какой-то там ручеёк? Только ноги намочить… А одежда… да постирается! Это всего лишь тряпки, а дармоедкам-служанкам как раз и необходимо какое-нибудь занятие, чтоб поменьше точили лясы и сплетничали о господах.

 

— А я ведь говорила, что не надо нам ехать в это захолустье, — пока спокойно напомнила женщина супругу, что семенил за ней по пятам до самого ручья, а теперь переминался с ноги на ногу у неё за спиной, выставив вперёд руку, дабы защититься от брызг.

 

— Но… у моего двоюродного брата свадьба! — начал оправдываться он. — Как я мог не поехать?

 

— Ну и ехал бы, — пожала плечами она, всё ещё не поворачиваясь и не глядя на него, — мы-то тут при чём? Устроил нам пять незабываемых дней в карете по такой жаре! Ехал бы без нас! — Она остановилась у самой кромки воды, помедлила и сделала шаг вперёд. Прохладная вода вмиг облекла босые ноги, приятно холодя их, а вот подол дорогого платья волочился по мокрому песку и намокал в ручье, — так она и не научилась носить такие длинные платья и приподнимать их, когда это необходимо…

 

— Да как же я мог? — развёл руками мужчина, подходя к ней ближе и улыбаясь. — А кто бы был самой красивой женщиной на празднике? — попытался пошутить он. Но его словно бы и не слышал никто…

 

Лесок здесь раньше стоял или даже рощица… сгорел, что ли?

 

— Невеста, конечно, — наконец, буркнула в ответ мужу женщина, впрочем, уже слегка остыв и успокоившись от прохладной воды. Разумеется, она была зла на него, но пребывание в этом месте рождало столько воспоминаний — с одной стороны. С другой, именно здесь и именно такой видела она себя тогда, много лет назад, когда мечтала, чтоб её любили так же, как любит она… Вот всё и сбылось, и эту дорогу она таки выбрала сама.

 

Но как жаль засохшую старую иву у берега ручья!

 

— Ни одна невеста не идёт в сравнение с тобой, моя милая! — черноволосый тем временем осторожно, чтобы не намочить в ручье башмаки, подхватил жену на руки и отнёс в тень древесного ствола, присел на выступающий толстый корень, усадил её к себе на колени. Женщина была задумчива, рассеянна и странно спокойна, не сопротивляясь его действиям и вообще почти никак не реагируя на них — просто позволила мужу сделать, как он хочет. Девочка немедленно бросила своё занятие, оказалась рядом и полезла к матери обниматься.

 

Несколько щепок они просто молчали, — мужчина, обнявший любимую жену с таким видом, будто ему единственному на всей земле выпало узнать, что значит настоящее счастье; женщина, разглядывающая дрожащий и плавящийся на солнце воздух и неосознанно прижимающая дочку к себе одной рукой, да сама плутовка-малышка, уже успевшая изрядно вымазаться, с мокрыми кончиками светлых кос, замершая в тени рядом с родителями, переводя дух перед своими новыми шалостями. Отца, конечно, не радовало, что его дочь предстанет перед его роднёй в таком виде, но он и слова сказать не смел: раз супруга ей позволяет, значит… значит, так нужно.

 

— А представляешь, мама, как тут было здорово, когда дерево ещё не засохло? — вдруг проговорила девочка, подняв голову вверх, на сухие ветки у себя над головой. Представить их с листьями для малышки не составило труда. — Наверное, целый шатёр был из веток! Во-от такой! Зелёный! — она развела в стороны руки, показывая размер шатра. — И в нём жили русалки!

 

Мать усмехнулась. Она не представляла, нет — она… помнила.

 

— Выдумщица моя! — ласково проговорила она, снова оглаживая девочку по голове. — Русалок не бывает…

 

— Бывают! — возразила девочка, до чрезвычайности непохожая на мать — и при этом так похожая: кто как не она вечерами развлекал сказками слуг на кухне в родном замке? Совершенно так же делала и сама женщина в детстве, когда не была госпожой, и жила вовсе не в замке, а в далёкой приболотной веске, на хуторе у неродного дядьки, и слушателями её были батраки да служанки…

 

— Русалки только в сказках, — вздохнув, возразила женщина. Она давно разучилась и придумывать небывалые истории, и верить в них, и рассказывать — сама не заметила, как разучилась.

 

— Нет, не только в сказках! Я сама видела: там, в ручье, — девочка ткнула пальцем в сторону тёмной и быстрой воды, — там русалкины волосы!

 

— Это тина. Просто тина, — почему-то с горечью произнесла женщина, снова уставившись вдаль.

 

— Что? — переспросила дочка, — какая тина?

 

— Тина. Трава, которая растёт в воде, — задумчиво пояснила мать.

 

Девочка с недовольным личиком поднялась, отошла в сторонку и уселась на траву, сердито скрестив на груди ручки. Отвернувшись от родителей, она хмуро уставилась на дорогу, где на самом солнцепёке продолжали возиться с каретой их слуги. Ну вот, опять ей не верят! А это никакая не тина! Это волосы русалки: они ведь и должны быть зелёными. Так ей рассказывала одна старуха, что как-то приносила на замковую кухню корзину душистых трав!.. А мать девочки всё созерцала даль, где в горячем мареве видны были уже шпили замка, куда они направлялись, да так пока и не доехали.

 

Вдруг из-за поворота дороги появился всадник — его увидела и девочка, тут же радостно подскочившая, и женщина — но та лишь едва ощутимо вздрогнула и отвела взгляд. Мужчина, у которого она сидела на коленях привычно сделал вид, что ничего не заметил — его жена всегда странно вела себя при виде путников, хотя старательно не подавала виду, и уж конечно ни слова не говорила об этом.

 

Девочке солнце светило прямо в глаза, и она смогла разобрать лишь одно: скакун, словно летящий по направлению к городу, не был коровой, — она вообще раньше никогда не видела таких животных, ни в замке отца, где провела все семь с небольшим лет своей жизни, ни в самом родном городе.

 

— Мама, а кто это? — спросила она, обернувшись и при этом показывая пальцем на удивительного зверя.

 

Женщина метнула в сторону дороги взгляд.

 

— Нетопырь, — лениво ответила она.

 

— А-а… та корова, которая возит только путников! — понимающе протянула малышка. Была она любознательна и словечко такое уже слышала от кого-то из слуг, разумеется, поинтересовавшись, что оно значит, получив более-менее вразумительное объяснение и запомнив.

 

— Да, родная, — женщина поднялась с колен мужа так небрежно, словно это и был корень засохшей ивы.

 

— Пойдём посмотрим! — Девочка, уже не помня, как только что сердилась на маму, тут же подбежала к ней и потянула за руку, намереваясь отправиться догонять нетопыря. Однако мать в мягко остановила её.

 

— Не стоит, — покачала она головой, — господин путник направляется туда же, куда и мы. Нам всё равно сейчас за ним не успеть. Мы потом посмотрим и на него, и на его скакуна — когда будем в замке…

 

— А мы точно его увидим? — перебила девочка, запрыгав от радости и нетерпения.

 

— Точно, точно, — закивала черноволосая женщина, провожая глазами диковинного, но вполне знакомого зверя. — Здесь нигде нет другого жилья, кроме города Подзамка, и он маленький совсем… Господина путника мы там непременно встретим.

 

Мужчина смотрел на жену во все глаза. За семь долгих лет она так и осталась для него неразрешимой загадкой, хотя как будто бы ничего и не скрывала от него… А женщина всё не отрывала взгляда от дороги, а в глазах её плескалась уже нескрываемая тоска — будто сожаление о несбывшемся… А глаза эти были одного цвета с листвой на единственной живой ветке старой ивы, упрямо стремящейся к солнцу.

____________________________________________________________________________________

Продолжение https://poembook.ru/poem/2472945