Дедов дар

Предыдущая глава https://poembook.ru/poem/2470802

____________________________________________________________________________________

Старый отшельник плохо спал этой ночью, вернее, особенно плохо. Почти не спал, ибо то, что он предчувствовал не было похоже ни на что.

 

Сколько же пришлось пережить ему на земных дорогах! Были в его жизни горести, и немалые, но эта, новая печаль не шла в сравнение ни с одной предыдущей, и уж лучше было бы умереть, чем изо дня в день думать… Думать о человеке, который был для старика на этом свете дороже всех и вся.

 

Известие о смерти дочери он давно предвидел. Тут и дара было не нужно: отшельник всегда знал, что пережить гибель кого-нибудь из своих детей она ни за что не сумеет. Но пришедшая неделю назад депеша от зятя с сообщением о том, что Альк жив, но лишён всего, на что имел право от рождения, а так же выставлен отцом из дому, повергла старика в глубокую скорбь. Несмотря ни на то, при каких обстоятельствах сам он простился с Альком, ни на то, что его бессовестный внук делал и говорил в гневе, старик был не согласен с мужем своей покойной дочери, обвинившем сына во всех смертных грехах, в том числе — в смерти матери. Скорее, старик винил в этом себя: не нужно было ему торопиться и сообщать дочери, что произошло с Альком. Надо было просто немного подождать, но он сам был так зол, так обижен, так расстроен увиденным и услышанным, что ни дар, ни жизненный опыт ему не помогли: тут же и отписал об этом и в Пристань саврянской столицы, и дочери с зятем. За это и поплатился — вернее, поплатилась вся их семья…

 

Однако, всё это так или иначе осталось в прошлом. А вот Альк… Где он теперь? Понятное дело, что и с крысой он разделился, и что давно уже не ребёнок, к тому же — сильный человек, и в этом неласковом мире не пропадёт, но… Но так хочется ещё хоть раз увидеть его, убедиться, что жив-здоров, обнять, всё прощая!.. Тогда и умереть спокойно можно. Вот только, похоже, не суждено этого ему на земных дорогах, и почему-то смириться с этим даже труднее, чем принять смерть единственной дочери.

 

И теперь всё, что осталось несчастному старцу — это молиться, денно и нощно бить поклоны великой божине, молиться о той, что ушла раньше времени на небесные дороги и о том, который хотя и ходит по земным, но в скромное жилище своего деда вряд ли когда пожалует. Разве что… Да нет, зная Алька такого просто быть не может. Никак не может. Помоги же ему, о Пресветлая Хольга!

 

…К вечеру налетел северный ветер, собрав над близким городом караван свинцовых туч, брызнуло холодным дождём, и началась гроза, — похоже, последняя в этом году. Старик, разочарованно вздохнув, ещё немного постоял на пороге, ёжась от холода, посмотрел вдаль, а после закрыл дверь и задвинул засов. Всего лишь гроза… О ней предупреждал дар. А ему-то такое вдруг показалось…

 

Вернувшись в скит, отшельник присел у стола и уронил на руки седую голову. Смятение в его душе достигло наивысшей своей точки. Если бы он мог, если б не подводили всё чаще старые ноги, он сам пошёл бы его искать по свету — благо, дар пока при нём, но старость… Старость. Она ни за что не даст этого сделать. Она велит старику сидеть на месте и изо дня в день ждать и ждать неизвестно чего. И кто знает, что хуже: быть сожранным крысами или маяться вот так неизвестностью?

 

С большим трудом взяв себя в руки, старик отёр некстати набежавшие слёзы и поднялся из-за стола. Он засветил масляный лампадик и собирался было занять свой бессменный пост у лика Хольги, чтобы провести ещё одну ночь в молитве, раз потерял давно и сон, и аппетит… Собрался — и вынужден был передумать, потому что между раскатами грома услышал тихий стук. Недоумевая, кого это могло принести в такую погоду, да ещё и на ночь глядя, отшельник открыл дверь, держа в одной руке светец…

 

И почему, спрашивается, ожидая и всей душой желая чего-либо, мы так удивляемся, когда это наконец происходит?.. И ведь он весь сегодняшний день видел это, в деталях представлял, почти осязал… и чуть сознания не лишился, узрив воочию!

 

— Что, по ночному времени негде больше от грозы было укрыться? — сразу же навесив на лицо маску спокойного безразличия и приосанившись, съязвил бывший путник.

 

— Нет… — сверкнув было глазами на отшельника, но тут же справившись с гордыней и потупившись, тихо проговорил Альк, — прости… — прошептал он и сделал шаг навстречу деду.

 

— Ах ты, дурак здоровый! — всхлипнул старик.

 

Потом, словно перед ним всё ещё был тот непослушный мальчишка лет десяти, каким дед его запомнил, схватил внука за обе косы сразу, несколько раз дёрнул, и не выдержал — разрыдался, обнимая его.

 

Поражённая увиденным, не зная, куда себя деть, Рыска поспешила закрыть дверь, оставшись на улице. Она тоже рыдала, и слёзы её, смешиваясь с дождём, струились её щекам. Она уже вымокла до нитки, но о собственном удобстве девушка думала в последнюю очередь — ведь еле убедила Алька всё же навестить старика в Мириных Шахтах. И всё же то, что гордый саврянин способен попросить у деда прощения, представить себе не могла, и быть невольной свидетельницей этого не желала и даже боялась.

 

Не меньше четверти лучины прошло, и Рыска уже не знала, куда ей деваться от потоков воды, низвергающихся на голову с разгневанных небес, когда дверь в скит, скрипнув, снова открылась.

 

— Совсем с ума сошла? — грозно крикнул Альк. — А ну, быстро иди сюда!

 

 

 

***

 

 

 

В жилище отшельника оказалось тепло и уютно: едва переодевшись в сухую одежду, Рыска начала согреваться. А ещё тут было очень спокойно: умиротворение сквозило буквально во всём, — в каждом предмете, в каждом звуке, в желтоватом свете масляной лампы на столе, в дотлевающих углях, что ещё можно было разглядеть за неплотно прикрытой дверцей печной топки; в каждом произнесённом стариком слове, на его морщинистом лице и в ясных глазах… И потому, наверное, здесь не хотелось помнить или думать ни о чём дурном.

 

Вскользь подумалось о том, где и с кем она теперь находится — и Рыска лишь усмехнулась: ну да, в ските саврянского отшельника, в компании сразу двоих белокосых… ну и что? Люди ведь не коровы, их не по масти или породе положено различать, а по поступкам, и… странно, даже жаль, что она не понимала этого раньше.

 

Неожиданно приятным для девушки оказалось то, что дед и внук, хотя и переговаривались достаточно тихо, но беседу вели исключительно по-ринтарски, словно ей давали понять: никто и ничего не собирается от неё скрывать, бояться ей нечего, она — среди своих.

 

Альков дед быстро накрыл на стол и пригласил припозднившихся гостей к нехитрому ужину. Рыска хотела было усесться на дальний край стола, спрятавшись за Алька, но хозяин дома жестом указал ей на табурет с противоположной стороны рядом с собой, и пришлось подчиниться. Впрочем, белокосый старец, в первую их встречу показавшийся Рыске грозным и непреклонным, нет-нет — да и улыбался, поглядывая на девушку, и она невольно, смущённо и виновато улыбалась в ответ.

 

В отличие от своего внука, озабоченного в предыдущую их встречу лишь борьбой за собственное выживание, отшельник сразу, с первого взгляда понял что тут к чему: Рыскино отношение к Альку легко читалось по её глазам. И тогда старику стало горько вдвойне — не только о судьбе глупого внука приходилось теперь жалеть, но и об этой милой, несчастной, ни в чём неповинной девушке, которой несостоявшийся путник так внезапно и некстати вдруг стал дорог… Ну, а теперь отшельник вдвойне же радовался, в который раз благодаря божиню с её неисповедимыми путями-дорогами: Рыска, пожалуй, была единственным человеком на всём белом свете, способным, не жалея себя, попытаться спасти Алька, не задаваясь вопросом, насколько и в чём тот неправ — и именно она оказалась в нужное время в нужном месте и таки не прошла мимо подыхающей крысы! И вот он результат: весчанка, девка, на которую в обычной своей жизни избалованный парень и внимания бы не обратил, теперь с ним вместе, да не просто так — они непременно, без сомнения поженятся! Две дороги, которым прежде не суждено было пересечься ни при каких условиях, нынче сплелись в одну. Но главное — отшельник всё не мог наглядеться на повзрослевшего внука: он гордился им! Как прежде… Как всегда. Не переставал гордиться ни на щепку, даже категорически не одобряя! И теперь был рад видеть настолько, что в обычные слова эта радость уложиться уж точно никогда бы не смогла, — а потому просто сидел и любовался на Алька, как будто на собственное отражение в зеркале быстротечного времени.

 

— Куда вы теперь? — тихо спросил он наконец.

 

Альк пожал плечами, мгновенно отведя от деда взгляд.

 

— Разберёмся, — просто сказал он. — Рыска в родную веску сначала хочет наведаться, а там… Посмотрим, в общем.

 

Было заметно, что разговор этот Альку резко неприятен, да и понятное дело: впервые в жизни посольского сына возникла такая ситуация: жить ему теперь было негде, а денег оставалось в обрез, чтобы только с голоду не умереть. Да и надеяться на то, что рано или поздно эта проблема решится, больше не приходилось: праведным трудом где-нибудь в глуши заработать можно было разве что на еду. В городах дело обстояло иначе, но и проживание там обходилось в разы дороже. Попрошайничать у старых знакомых Альк не стал, да и не собирался, подозревая, что это для любимого сына господина посла, дружба с которым и почётна, и весьма выгодна, многие бы расстарались, а вот лишённый титула и наследства оборванец никому со своими проблемами сто лет не сдался, и в итоге рассчитывать теперь он мог только на себя.

 

По итогам, всё оказывалось очень непросто, и добро бы ещё, если бы предстоял тёплый период года, за который можно было успеть подготовиться к зиме, но время неумолимо бежало вперёд, и до конца лета, в этот свой последний месяц и так щедрого на дожди и холодные зори, оставалась всего лишь пара недель. Пора было уже хоть где-нибудь осесть, хотя бы до весны, но дело осложнялось тем, что был он уже не один. Да и к тому же, не стоило забывать, что ворюге-то он всё ещё оставался должен сумму, в одночасье ставшую запредельной, и где такую теперь взять, даже не представлял.

 

Происходящее злило белокосого до чрезвычайности, и говорить на такую тему, тем более, при Рыске, он совершенно не был настроен, тем более, что и толку от такого разговора быть всё равно не могло. Конечно, заработать немного с его даром и другими умениями всегда было можно, но ключевое слово здесь было именно «немного», а потому, пора было признаться хотя бы самому себе: впереди ждала неизвестность. И, как ни тяжело было с этим согласиться, но похоже, в скором времени им с Рыской предстояла зимовка где-нибудь в глухой веске, и то если очень и очень повезёт, да и эта перспектива белокосого не особенно радовала.

 

И ещё… как там недавно сказала его новоиспечённая невеста? Всё, что она говорила и думала о себе, не стоит и ломаной медьки? Так вот, к нему, Альку, нечто подобное тоже теперь относилось в полной мере.

 

Но мудрый старец понял всё и без слов — так же, как это происходило всегда. И как только с ужином было покончено, а расторопная Рыска вызвалась убрать и вымыть посуду, отшельник молча вздохнул и выдвинул один из ящиков стола. Он довольно долго шуршал бумагами, а затем извлёк чистый листок, чернильницу, перо, придвинул светильник ближе к себе… Альк бросил на это один лишь беглый взгляд и, нахмурившись, опустил глаза, покачал головой.

 

— Не надо, дед, — глухо произнёс он, — всё это уже было… Ты отдал полагающиеся мне деньги. Не нужно больше… — Было видно, что хотя он и всеми силами старается никак это не выразить, ему сквозь землю провалиться охота.

 

Отшельник метнул на внука взгляд из-под бровей.

 

— Денег, благодаря тебе, грабителю, у меня больше и нет, — с ухмылкой ответил он, обмакнув перо в чернила и начиная что-то писать.

 

— Тогда что же это? — не понял Альк, постучав указательным пальцем по уголку бумажного листка.

 

— Подарок, — отшельник взглянул на девушку, как раз закончившую свою работу и присевшую снова за стол, и хитро ей подмигнул, — на свадьбу. От которого, как известно, отказываться грешно, да и попросту глупо.

 

Рыска покраснела и опустила было глаза, но уже в следующую щепку любопытство пересилило, и она украдкой взглянула на листок, уже больше чем на треть исписанный убористым почерком отшельника — и подавила разочарованный вздох. Саврянскую речь она уже вполне понимала, но читать на их языке могла лишь с огромным трудом и только то, что было написано печатными буквами, а прописные значительно от них отличались.

 

Старик закончил, встряхнул бумагу, давая чернилам слегка высохнуть, а затем снова заглянул в ящик стола и достал ещё один лист, на этот раз — гербовой бумаги, с тсарской печатью, хотя уже довольно старый и истёртый. Сложив оба листка вместе, он свернул их трубочкой, перевязал простой чёрной ниткой и… отдал Рыске — попросту вложил в ладонь девушки, не допуская даже мысли об отказе.

 

Рыска замерла, держа скрученные листки перед собой и недоуменно уставившись на Алька, но тот лишь закатил глаза, а затем со вздохом махнул ей рукой: бери! Девушка несмело поднесла «подарок» к глазам, но мало что сумела разглядеть в неверном свете, и в конце концов просто убрала в кошель.

 

— Вот и умница, — произнёс отшельник, одобрительно похлопав Рыску по плечу. Затем посмотрел ей в глаза долгим взглядом, словно оценивая, но после этого хмыкнул с довольным видом. — Тебе будет с ним очень тяжело, девочка, будь к этому готова, — предупредил он.

 

Альк на эту фразу недовольно фыркнул.

 

— Дед, не лезь не в своё дело, а? — попросил он.

 

— Замолчи! — мягко, но властно велел он внуку, продолжая смотреть на девушку. — Ты прольёшь с ним море слёз… впрочем, ты уже должна была об этом догадаться. — Старик помолчал, словно что-то уже точно зная, словно раздумывая, стоит ли произносить дальнейшее. Однако, решился. — Что ж, как бы там ни было, пожалуйста, прямо сейчас, ибо другого случая может уже не представиться, пообещай мне, что не оставишь его. Обещаешь? — спросил он, нахмурившись.

 

У бедной девушки вмиг пронеслись в голове все пережитые бок о бок с Альком события, всколыхнулись свежие переживания. От мысли, чего же можно ждать от белокосого в дальнейшем, когда она станет его законной женой, перехватывало дыхание, но расставание с ним даже представить было ужасно. Глаза у неё тут же наполнились слезами. Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, Рыска кивнула старику.

 

— Как я могу?.. Я же люблю его больше жизни! — выдавила она и всё же прикрыла лицо руками, хотя и довольно быстро справилась с собой.

 

— Вот и прекрасно, — улыбнулся старик. — Ну, тогда всё. Тогда я спокоен. — То, как девушка отреагировала на сказанное им, говорило красноречивее любых слов.

 

А Альк снова недовольно фыркнул и на миг отвернулся, выражая таким образом своё отношение к подобному разведению сантиментов, и никто не увидел, как по лицу видуна скользнула тень самодовольной улыбки.

 

 

 

***

 

 

 

Альк и Рыска, разумеется, остались ночевать в ските — впервые за долгое время в тепле и под крышей. Рыска и подумать раньше не могла, что это так здорово — не напяливать на себя перед сном всю одежду, сразу и точно знать, что не проснёшься, дрожа от холода. Ну, а на печи, которую, повздыхав о грехе и морали, отшельник выделил им двоим для сна, было невероятно тепло и уютно! Уставшая за день и замёрзшая за вечер, девушка начала было засыпать, но ей этого сделать не дали.

 

— Ты что?! — со священным ужасом прошептала она, когда Альк беззастенчиво, этак по-хозяйски запустил руку ей под рубашку, — спать давай!

 

— Разумеется, будем спать, но сначала… — Альк уже расстёгивал непослушные пуговки.

 

— Нет! — девушка вырвалась, поскорее прикрылась и отстранилась.

 

— Это ещё почему? — неподдельно возмутился белокосый.

 

— Потому что мы тут не одни! — напомнила Рыска.

 

— Ну и что? Можно же тихо, — возразил Альк и снова попытался раздеть Рыску. Но девушка была непреклонна.

 

— Нет, я сказала! — отрезала она и повернулась к нему спиной.

 

Альк немного помолчал, недовольно сопя.

 

— Ну и ладно. — он тоже отвернулся от Рыски.

 

Понятное дело, что она была права: не стоит заниматься здесь такими вещами, можно один раз и перетерпеть. Но… как же это оказалось тяжело, когда под боком тёплая и желанная девушка! Некоторое время стояла тишина, а потом Рыска вдруг окликнула его:

 

— Альк! Ты спишь?

 

— Сплю, — обиженно буркнул он. — Чего тебе?

 

Рыска моментально перевернулась, прижалась всем телом к его спине, обхватила руками, задышала в затылок.

 

— А что там написано? — спросила она, — что твой дедушка тебе подарил?

 

Альк хмыкнул.

 

— Не мне, — поправил он, — нам обоим.

 

Рыска аж вздрогнула от любопытства.

 

— И… что же там? — спросила она с нетерпением.

 

Альк повернулся на спину, заложил руки за голову.

 

— А вот не скажу! — произнёс он вдруг. — Раз ты мне отказываешь, то я тебе тоже ничего рассказывать не буду.

 

— Ну и ладно! — в свою очередь обиделась Рыска, — больно надо! Вот завтра утром сама у твоего дедушки и спрошу.

 

— Да пожалуйста. Жди до утра, — пожал плечами белокосый.

 

Рыска опять отвернулась и попыталась уснуть. Но сначала в ней кипела смесь лёгкой обиды и любопытства, потом стало стыдно, что она отказала Альку — ведь он ей почти муж! — а после посетил стыд за мысль о том, что ей не смотря ни на что тоже хочется любви. Ну и в конце концов просто вспомнились все предыдущие ночи, и спать расхотелось окончательно.

 

— Альк! — позвала она его снова.

 

— Ну, чего тебе? — не сразу отозвался он.

 

— Ну… давай… я согласна, — прошептала она.

 

— Спасибо, мне одолжений не надо, да уже и не хочется, — отказался он.

 

— Это не одолжение! — возразила Рыска. — Я теперь… тоже хочу, — призналась она.

 

— Ну так ведь мы же здесь не одни, — напомнил Альк.

 

— Ну и что, — уже вполне беспечно бросила Рыска, садясь на лежанке и стаскивая с себя рубашку.

 

… — Ну, так всё-таки, что дедушка тебе… то есть, нам подарил? — две лучины спустя, спросила Рыска, уютно пристраивая голову на плече любимого.

 

— Спи давай, — сонно посоветовал ей тот.

 

— Ты же обещал сказать!

 

— Когда это?

 

— Ну… я же согласилась на всё, теперь твоя очередь! — попыталась запутать Алька Рыска.

 

— Ну… так ты вроде решила уже, что подождёшь до утра и сама у него спросишь, — лишь возразил на это Альк. — Вот и жди, — он нежно поцеловал девушку в висок. — Спокойной ночи, — пожелал он и закрыл глаза.

 

 

 

***

 

 

 

Когда мышиная возня, перемежающая хихиканьем девушки, стихла, и на печи в соседней горнице установилась, наконец, тишина, отшельник выждал ещё лучину, негромко вздохнул и поднялся с постели. Почиркал кресалом, зажёг масляную коптилку напротив лика Хольги, осенил себя божининым знаком и опустился на колени.

 

Понятное дело, что наглую молодежь неплохо было бы окоротить: тут всё-таки скит, а не курятник, к тому же, свадьбы-то у них ещё не было, но… они ведь такие юные! И в жизни у них сейчас самый неповторимый период времени, который только может быть, — второго такого не будет никогда, а пройдёт он ох как быстро, да и вообще, жизнь коротка. Так что пускай радуются… Он ничего им не скажет завтра утром: пусть думают, что спал и ничего не слышал.

 

С улыбкой вспомнил старик свою молодость — и любимую жену, с которой судьба отмерила прожить так мало, да и из того — половину провести в разлуке из-за его путничьей службы. Надо сказать, тогда тоже никто не стал ждать до свадьбы… Сколько суждено этим двоим? Трудно сказать. Так далеко никто не может видеть, но то, что внук весь в него не подлежит сомнению, а значит — на месте не посидит. Однако, несмотря на свой непростой характер и некоторую неуверенность в сделанном выборе, девчонка Альку определённо небезразлична, и хотя он в этой паре всегда будет тем, кто только позволяет себя любить, но… ему спокойно с ней, а это много значит. А уж как она в него влюблена, и говорить нечего: такого чувства с лихвой на двоих хватит! И, с Хольгиной помощью, будет у них всё: и дом, и достаток, и дети, и, скорее всего, любовь, которой не страшны годы. Не будет только одного: вот такого момента, как этот. Времени насмотреться друг на друга… Так дай же, божиня, терпения этой девушке! Дай счастья им обоим.

 

— Благослови, Пресветлая, этот союз, как я благословляю, — тихо проговорил старец и начертал Хольгин знак, повернувшись к печи.

____________________________________________________________________________________

Продолжение https://poembook.ru/poem/2470851