Лечь на пол. Ощутить щекою холод ламината
или тепло облезлых пыльных половиц.
 Кольцо рассматривать - фольгой от шоколада
с тобою обручился юный храбрый принц.
 
 Тут, под диваном, в пролежнях надежды
на лучший век, мрёт золотой запас:
 солдатик дремлет, оловянно смежив вежды,
облокотясь на пластиковый страз
 
 заколки старой; пузырек от капель,
немножко грустно сердцем пахнущий больным…
 Сокровища продав, сооружить бы стапель,
чтоб моряком стал вечный пилигрим,
 
 а ты – за ним, конечно же: морская,
солено-горькая, седая, как полынь, -
 с кариатидной рострой только двое
на корабле вас, неземных богинь…
 
 Спина к спине, лицом к лицу, и судна
опасный крен, и кружево рвалось,
 и зрело настоящее подспудно,
а мысль о будущем несла тоску и злость…
 
 Ах да, кольцо. Пора назад: принц юный,
наверное, проплакал все глаза.
 Прощай, моряк. Неласков мир подлунный:
ты принцу не посмеешь отказать,
 
 не зная, сколько жрал он шоколаду,
крутя в колечки девам станиоль.
 Долг вечной будет к счастию преградой,
пока тебя не уничтожит боль.
 
 Но оболочка – видишь – сохранилась.
Она умеет жить, легко скользя
 поверх любви, познав ее немилость,
горюя лишь, что вылететь нельзя
 
 в окно французское, которое по сути –
стеклянно-чистая, бликующая дверь,
 открытая в миры без этой сложной мути,
где за находку платишь пригоршней потерь.