Танька

— На! На! На! — с ехидной улыбкой и вызовом в голосе отстаккатил Игорь, пиная стоявшую у окна одноклассницу.

— Мищук, ты больной что ли?

— Я — нет, это она ненормальная: я её бью, а она даже не двигается и не сопротивляется.

— Гляди, что покажу, — Сенников подошёл к тихоне, схватил её за руку и стал выкручивать ей пальцы, — слышишь — хрустит, а она даже не пикает.

— А ты посильнее тяни, авось заорёт.

— Да оставьте её в покое, придурки, смотрите, она плачет...

— Шухер! Нелля идёт!

— Танюш, а что ты тут одна стоишь? Иди в класс к ребятам. — Заботливо обратилась Нелля Андреевна, слегка приобняв девочку и направив её в сторону кабинета математики. — Бабушка не смогла вчера прийти на родительское собрание?.. Ну, не плачь, скоро мамочка твоя приедет, всё у вас наладится, всё будет хорошо.

Таня была в классе новенькой. Её семья, как и миллионы других русских семей, оказалась после развала Советского Союза в чужом государстве. Таню с братом Гришей родители привезли к бабушке в Россию, а сами временно вернулись в Среднюю Азию, чтобы продать квартиру с домом.

Таня была скромной отличницей и доброй девочкой, поэтому она не могла рассердиться на ребят, которые её обижали, и уж тем более пожаловаться, ведь ябедничать, учили её, — нехорошо. Да и издевательства одноклассников — это было не самое ужасное. Настоящий кошмар для Тани начинался дома, вернее — в гостях у бабушки. Бабушка жила со своей младшей дочерью, которая и была затейницей ежедневных, морально выматывающих разговоров:

— Мам, и долго мы будем у себя их терпеть?

— Оля, ну хватит уже об этом.

— Да? Ленка тебе детей своих подкинула. Это нормально, а?

— Оль, но это же ненадолго. Она сказала, что если через полгода не продадут там жильё, всё бросят и приедут к детям.

— А пока с ними мучиться должна ты?

— Ну они же не малыши. Они и мне помогают...

— А жрут они сколько! Ты замечала? Сейчас мы их приютили, а потом Ленка приедет и скажет: "Давайте делить квартиру". Она же тоже твоя доча.

— Оль, ну не скажет так Лена никогда. Ты же её знаешь.

— А у неё дети есть. Где она с ними жить собирается?..

Дальше тётка заводила длинные речи о ничтожестве, чёрствости и безнравственности своей сестры, её мужа и их детей. Бабушка уже не пыталась возражать и слушала молча. Потом раздавался звонок в дверь — в квартире появлялась одна из тётиных подруг, и гневные разговоры о Таниной семье вспыхивали с новой силой.

Таня всё слышала — деваться было некуда в двухкомнатной квартире. Одну комнату занимала тётя, а другая, бабушкина, захламилась двумя раскладушками. Когда начинались тётины монологи, Таня, скрипя своей постелью, полностью накрывалась одеялом и пыталась уснуть. Но не в её силах было справиться с невыносимой душевной болью от услышанного и сдерживать приступы рыданий.

— Танька, ну не надо плакать, скоро мама нас отсюда заберёт, — подбадривал братик.

Тётка проявляла словесную активность по вечерам. По крайней мере детям так казалось, потому что после школы Таня с Гришей шли гулять по городу до темноты, просто чтобы куда-то деться.

Любимым местом прогулок, конечно же, было море. Таня раньше знала его только летним. А вот осеннее было непривычным: какое-то серое, холодное и с ветром, который гонял вспененные волны. Но как интересно было наблюдать: вот подкатила с грохотом волна и сразу же отъехала назад, обнажив мелкие камушки. Через пару секунд опять прибыл вспененных поток.

— А давай от волн убегать, — предложил Гриша, уловив ритмический рисунок морского заигрывания.

Таня с воодушевлением принялась прыгать на оставленную без присмотра стихией гальку и отскакивать назад, на берег, с приближением воды. Присоединился к этому удовольствию и Гриша. Дети смеялись, визжали, ненадолго море отвлекало их от тягот жизни...

— Оля, они с мокрыми ногами пришли, — пожаловалась бабушка, увидев, что на ступнях колготы у внуков намного темнее.

Дети тут же рассказали, где они были и что делали. И признались: так были увлечены, что и не заметили, как промочили ноги.

— Бабушка, нам не холодно, всё нормально.

— Да? — возразила тётка. — А чтобы заболеть, не обязательно дрожать от холода. Вы что хотите, чтобы мы тут с вами больными нянчились? А потом вы и нас ещё позаражаете. Если хоть одна тварь чихнёт, пеняйте на себя.

— Оль, ну что ты такое говоришь. Они уже всё поняли, больше так не будут.

В начале октября прошли ливни. А первый воскресный денёк этого месяца выдался замечательным, с утра как выглянуло солнышко, так, думалось, и не хотело к вечеру прятаться. Таня и Гриша, проснувшись, занялись уборкой, потом сходили в магазин и купили всё по списку, помогли бабушке приготовить обед. День протекал радостно, пока не пришла тётка с подружками. Дети уловили, что сейчас самое время идти гулять. В троллейбусе объявили остановку: "Пляж". Таня с Гришей стали проталкиваться в переполненном общественном транспорте к выходу. Гриша спрыгнул первым, оглянулся — сестра сидит на корточках, слёзы потоками вытекают из её глаз.

— Танька, ты чего? Ногу подвернула? Тебе больно?

Девочка как будто не слышала брата и закрыла лицо руками.

— Таня, ну не молчи, я боюсь за тебя, в больницу, может, надо?

— Гриша, меня толкнули из троллейбуса, и я в лужу приземлилась. У меня ноги мокрые! Понимаешь?

— Тань, а ноги твои высохнут до ночи. Давай не пойдём к морю, а погуляем по центру, походим по магазинам, там теплее, высохнешь.

Брат с сестрой в поношенных курточках, выгоревших шапочках и протёртых ботинках, снующиеся из магазина в магазин, напоминали беспризорников и вызывали у продавцов подозрения: "Уж не красть ли пришли? Чего они мнутся на одном месте?"

— Детвора, вы что-то хотите купить?

После таких обращений магазин приходилось покидать и перебираться в другой. Стемнело. Дети шли по тротуару вдоль дороги. Таня ощущала, как мокрые ноги заставляют её дрожать от страха. Вдруг, просигналив, мимо пронеслась на высокой скорости машина. Это заставило девочку вздрогнуть и переключиться на иные думы: "А ведь можно же... Вот брошусь сейчас под машину и не придётся мне тёткины упрёки выслушивать... Страшно. Умирать? Нет. Гриша испугается, когда увидит, как меня машина переедет, да мама будет плакать, когда узнает". Тут у Тани опять потекли слёзы.

— Что, Танька, не высохли? Может, ещё погуляем или вообще не придём?

— Нет, Гриш, ещё больше кричать будут. Пошли.

Звон двух пощёчин оживил вечернюю тишину бабушкиной квартиры.

— Вы что, твари, не поняли с первого раза? Вы назло что ли решили опять в море искупаться?

— А Гришу за что? Его же колготки сухие. Меня в лужу на остановке из троллейбуса вытолкали, я не специально...

— Ты, свинья, ещё что-то вякать будешь?

— Оль, ну может, в самом деле она не виновата. И обувь у них старая, надо хоть резиновые сапожки им купить.

— Ты ещё им на обувачку свою пенсию тратить собралась? Тогда я с тебя дурею. Так ты Ленке и квартиру полностью отдашь, а я буду скитаться непонятно где. Конечно, я вся такая хреновая, а Лена — бедная, несчастная...

Таня долго не могла уснуть. А в школу еле поднялась, в груди щемило и ныло, хотелось постоянно выводить растворённые в слезах страдания наружу. На перемене в кабинете биологии Таня сидела на своём месте и читала учебник, готовясь к устному ответу. Уроки Таня и её братик дома не имели возможности выполнять, и дети уже наловчились делать это на переменах. Пацаны опять объектом своих приколов сделали безответную девочку. Таня отошла в конец класса и, стоя у раскрытого окна, как бы успокаиваясь, стала вдыхать прохладный воздух. Вдруг она почувствовала, как кто-то сильными руками обхватил её ноги и сдавленным голосом пронзительно крикнул: "Прыгай!"

— Мищук, это уже слишком! — возмущалась староста, устраняя хулигана от стоявшей с безразличным видом Тани. — Ещё раз кто-нибудь тронет её, я всё Нелле расскажу.

— Стукачка!

— Гончаров, заткнулся бы, а то мало не покажется, когда Нелля узнает, что вы тут с ней вытворяли.

...Звонок на урок прозвенел. Анна Михайловна, молодая учительница биологии, работающая в школе второй год, бегом поднималась на третий этаж. "Как не вовремя завуч с отчётом, у меня же сейчас седьмой "А", их лучше бы не оставлять одних", — думала педагог, преодолевая лестничные пролёты.

Но в классе стояла тишина. Ученики сидели на своих местах, склонив головы, как будто готовились к контрольной.

— Вот это сюрприз, седьмой "А", умеете же радовать. Здравствуйте, ребята, садитесь. Игорь, закрой, пожалуйста, окно. Мищук, я к тебе обращаюсь. В чём дело? Мищу-ук, проснись.

— Анна Михайловна, — поднялась староста, — там это...

Учительница с недоумением прошла между рядами, уже взялась было за окно, чтобы захлопнуть его, как вдруг стрела леденящего ужаса пронзила её от макушки до пят. Почти сразу пущенный этой стрелой яд стал действовать: Анна Михайловна почувствовала, как сначала онемели, а затем начали дрожать все четыре её конечности, воздуха не хватало, и, как будто не желая задохнуться, молодая женщина выбежала из класса, мгновенно оказалась в другом конце коридора, спустилась на второй этаж и, не постучавшись, влетела в кабинет директора, где опустилась на стул и еле из себя выдавила:

— Эдуард Алексеевич, у нас... ребёнок из окна выпал...

Нет, это не настоящий финал рассказа. С Танькой всё хорошо, у неё сейчас своя семья, дом. И тётя Оля напрасно переживала, после бабушки квартира целиком досталась ей. А описанные сцены последствий самоубийства Тани — это картинки, промелькнувшие в её внутреннем взоре. Таня с израненной душой стояла у раскрытого окна. Чувство страха покинуло её, она уже желала умереть, даже облокотилась на подоконник и готова была перевалиться на ту сторону. Но совесть в последний момент показала ей, что будет после. Девочке стало жаль молодую учительницу, потом она представила, как печальная весть дойдёт до мамы... Таня поспешила вернуться за парту. Да, девочке было и больно, и обидно за себя, но о других она всё же думала больше и не желала никому страданий.

Седьмой "А" встретил Анну Михайловну шумом и активными движениями по классу.