Наблюдения (подборка зима-лето 2020)

1.

На кончике зимы

 

В городе tombe la neige –

будто бы сон наяву.

Город вальяжно-небрежно

пальцем щекочет Неву.

 

Снег осыпается с неба,

видимо, там наверху

Бог из мацы ли, из хлеба

заново мелет муку.

 

В этом беспамятстве странном,

данном – сплошной несезон.

Вены-каналы и рана

храма, который снесён,

 

кони, какие-то люди,

шпили, ограды, мосты

расположились на блюде

воспоминаний простых.

 

Время приходит чуть позже,

дольше, чем нужно, течёт…

Вновь начинается дождик,

морщит Дворцовую – коржик,

голубю мочит плечо.

 

Белое смотрится белым.

Свет – то слепым, то немым.

Солнце за облако село

где-то в начале зимы.

 

2.

старый/новый...

 

Январь дошёл до половины,

подрастворился запах винный

в дождях и северных ветрах…

Народ углём наивно лечит

заоливьеженную печень

и на работу прёт с утра.

 

О перспективах – не бонтонно…

Мой город тысячеоконный

глядится в голую Неву.

И ухватившись за поребрик,

я, в мегаполисные дебри

ныряя, медленно плыву.

 

Плыву дряхлеющей Тортиллой,

а за щекой щепоть тротила –

на самый крайний… про запас…

И кажется – чудные рыбы,

что в этих водах жить могли бы,

реинкарнировали в нас.

 

3.

ИНЬ/ЯНварское

 

И всюду я, куда меня ни кинь,

хожу-брожу, деля себя на "инь"

и на ян/варь весь белый свет помножив.

И заползает холод мне под кожу,

гнездится недостужей там... внутри.

А в зазеркалье праздничных витрин

шагает кто-то на меня похожий.

 

По пояснице лупит рюкзачок

(спина не позволяет на плечо),

подспудно ощущаясь чем-то вроде

горба, а может сложенных двух крыльев,

покрытых паутиной, болью, пылью...

 

Толпа на пешеходном переходе,

фонарный свет во времени течёт,

висит луна на синем глупой "инью"...

И "варь" - не "верь".

Нет "ян".

И я -

не в счёт.

 

4.

Метро

 

Выходишь в утро, тащишься в метро

татуировками обледенелых троп.

А тропы прочие в чугунной голове

теснятся толпами и застят белый свет.

Нырнёшь под землю, в паз забросишь медь,

чтобы на ветку нужную взлететь

одной из божьих птичек…

В никуда

тебя несут по веткам поезда.

И примостившись где-то в уголке,

ты ощущаешь в никогда, никем,

в нигде себя… среди чужих/ничьих,

в сознании выдумывая стих…

И из кармана тянешь телефон,

неточным пальцем тычешь, ищешь сеть

и думаешь: «ВАЩЕ не комильфо

на предпоследней строчке умереть".

 

5.

#прозимнее

 

Опять дождит. Опять недозима.

И в этом сложно не сойти с ума.

Кругом вода завьюжена ветрами

бьёт по стеклу, бежит по потолку…

А я текилу в стопочке толку

и в ступе обезвоженную память.

 

Год високосный катится с руки,

ещё немного - скосит под виски,

недоберёт, но всё же выйдет боком

в окно, в апрель и в тополиный пух…

И облако растает птицей Рухх,

оставив в небе дремлющее око.

 

А небо никуда не упадёт,

оно давно развесило живот

над самой головой и в ус не дует.

Закутавшись с утра в его полу,

плыву к метро и мёрзну на углу,

и никого не поминаю всуе.

 

6.

Ответ на "Таки да" И.К.

 

Себя ещё как-то слушаю, про себя – игнорю,

июля жду, чтобы раз!.. и податься к морю…

А может удастся выманить и тебя

в болота наши волглые и чуть-чуть чумные…

Февралеябрь последние зимние крохи выел,

прут годы чохом и волосы серебрят.

И нервы – ни к чёрту, поднадоело и в чёт, и в нечет.

Исход дураков изо всех щелей, поверь, бесконечен.

Он, кажется, необратим, непреодолим.

Да, хрен с ним! Уже ничего не важно/не страшно.

Не плачь! Не уйду с корабля, хоть он и бумажный…

Я просто не верю в Бога…

а за бортами –

лимб.

 

7.

История. Урок второй.

 

История, хоть как её ты режь

в анатомичке личных предпочтений –

лишь череда бессмысленных горений

искавших правду, чтоб задраить брешь

 

в контексте недоказанных идей,

нет – догм удобных, поданных на блюде

божественного промысла… а люди

и без того имеют много дел.

 

Неплохо, вроде, выучен урок,

старательно и чётко он изложен.

Причастным похер, непричастным – тоже…

Палач кого-то снова поволок

 

на эшафот… Привязанный к столбу,

смотрю, как жрёт огонь чужие кости.

Мой хворост не горит, однако бросить

не позволяет жадность атрибут.

 

Мне нечего сказать, мне нечем крыть

и жертвовать во имя – тоже нечем.

Я - наблюдатель, жалкий человечек,

хватающийся за уютный быт.

 

Параграф утверждён, дрожит атлант,

посчитаны слоны, киты и луны…

Сгорают на кострах Джорданы Бруно

дотла

 

8.

В голове

 

Вот, так живёшь, меж завтра и вчера.

Рефлексия ползёт из-под пера,

нанизывая реплики на нитку…

И крутятся неспешно... в голове,

внутри твоих закупоренных вен

Тарковский-младший, Мандельштам и Шнитке.

 

Безумен всяк по-своему. И что?

Размахивать звездой или крестом

бессмысленно. Так выпей лучше чаю.

Апрель седой качает головой,

очерчивает мир неровный твой,

тебя в нём незаметно отмечая.

 

9.

Точка кипения

 

Апрель - к итогу, мы - на карантин.

Сидим в берлогах собственных квартир

под светом ламп, в тени цветных гардин...

Таким весна запомнит этот мир.

 

А чё? Ничо! Иллюзия течёт.

В аду охреневает даже чёрт -

ему на днях за газ прислали счёт,

чтоб под котлами было горячо.

 

Депрессия ли, кризис - всё одно.

"Титаник" погружается на дно.

"Пророки" обряжаются в рядно

нарядное. Грохочет метроном

 

в ушах. Трещит по швам базар-вокзал.

А сверху кто-то вектор указав,

глядит на мир в блевоте и слезах...

и прикрывает шорами глаза.

 

10.

Маета

 

А веси ничего не весят. Весь

мир тонет, от себя оставив взвесь,

в архив записывая новый опыт,

который - не в коня и никому

не пригодится… я момент сниму

на мыльницу, авось не всё утопят.

 

Задраить может шлюзы, на пол лечь,

уйдя в себя от виртуальных встреч

под маской отчуждения и лени?

В продаже масок нет, и нет корон.

Окоронован мир со всех сторон

и больше не отбрасывает тени.

 

11.

Этнография. Часть первая

 

Нулевой километр

во времени "че" –

не отыщешь бессмертных,

что в порядке вещей.

 

Обмелело окошко,

и зима горяча.

Постелить бы дорожку,

да под цвет кумача.

 

Но ломаются копья

словно спички в руках.

В пластилиновой топи

дельта слишком узка.

 

Разобрались по норам,

по берлогам, шесткам.

Скоро жатва-то? Скоро.

Отчего так жестка?

 

Оттого, что исчерпан

всепрощения пул,

и отдельные черти

превратились в толпу.

 

Раскачали лодчонку

и поют в унисон...

А у Бога – в печёнках

эти игры в серсо.

 

Лодка «катится к Чёрту»

(вот кому повезло!)

Бесполезно вдоль борта

повисает весло.

_____________

 

Ни конца, ни начала,

только мутная взвесь.

Мир весна привечала

перештопанный весь.

 

И задраив все шлюзы

на исходе зимы

Будто шарики в лузу

в вечность падали мы.

 

12.

Breakaway

 

И распустил павлиний хвост

июнь-ковидло.

Осточертело «на авось»,

и «брось» обрыдло.

Пройду, пройду по проводам…

Любви же можно?

Я вам пример плохой подам,

загнав под кожу

весны пропущенные дни

через оконце.

Проспект звенит, встаёт в зенит

тупое солнце.

Иду, травинку теребя,

пою про «люстру»

и выдираю из себя

кровать Прокруста.

 

13.

Сельская жизнь

 

Сиренево-жасминовый покой

и вокализ кукушки за рекой,

и птичий переклич, и ёж в траве…

Непарных пара строчек в голове.

 

А ночь – белым-бела и недлинна.

Над ней дрожит прозрачная луна,

верхушки сосен ждут свой первый луч,

духмяный воздух – терпок и тягуч…

 

Который можно пить. И, опьянев,

настраивать на жизнь свой каждый нерв...

Светает. В лопухах сверчки звенят.

А я – как будто, здесь… и нет меня.

 

14.

В кафе

 

За столиком случайного кафе

гадаешь, глядя в недопитый кофе.

А за окном – в копейку белый свет,

где жизнь течёт без всяких философий,

где нет тебя, но под дождём Она

спешит с работы, ждёт семья и ужин…

А ты глядишься в зеркало окна

и думаешь, что сам мог быть ей мужем.

Но, по итогу, маешься один.

Напарником – в стекле размытый профиль.

Он дразнится. Он пьёт английский джин,

а ты невкусный и остывший кофе.

Проходят люди, каждый – о своём,

им до тебя нет никакого дела.

Позолотило солнце водоём

и где-то за Казанским в лужу село.

Дождь кончился. Ступаешь за порог

в киношное, чужое… обречённо…

лопатками почувствовав звонок

забытого в кафешке телефона.

 

15.

Морок

 

Июльский морок влажный и порочный.

Он мне явился голову морочить

случайным солнцем, дармовым теплом,

в раскатах грома трёхминутным ливнем –

как весело, легко, уютно с ним мне...

А воздух – словно жидкое стекло,

дрожит и разливает вкус полыни

по чашечкам цветов, где между ними

летает ошалевшая пчела,

досадливо жужжит… щебечут птицы…

 

А ночь на плечи шалью мне ложится

и прячет день в навечное вчера.