Наблюдения (подборка зима-лето 2020)
я когда-нибудь напишу про это роман
а может картину или сюиту
или ничего не напишу
буду просто стареть и думать об этом
волосы мои побелеют и выпадут
глаза превратятся в камень
кости станут хрупкими словно стекло
а я буду сидеть и смотреть
как катится к чертям этот мир
но и тогда ничего не напишу
потому что это не имеет смысла
/вместо эпиграфа/
1.
На кончике зимы
В городе tombe la neige –
будто бы сон наяву.
Город вальяжно-небрежно
пальцем щекочет Неву.
Снег осыпается с неба,
видимо, там наверху
Бог из мацы ли, из хлеба
заново мелет муку.
В этом беспамятстве странном,
данном – сплошной несезон.
Вены-каналы и рана
храма, который снесён,
кони, какие-то люди,
шпили, ограды, мосты
расположились на блюде
воспоминаний простых.
Время приходит чуть позже,
дольше, чем нужно, течёт…
Вновь начинается дождик,
морщит Дворцовую – коржик,
голубю мочит плечо.
Белое смотрится белым.
Свет – то слепым, то немым.
Солнце за облако село
где-то в начале зимы.
2.
старый/новый...
Январь дошёл до половины,
подрастворился запах винный
в дождях и северных ветрах…
Народ углём наивно лечит
заоливьеженную печень
и на работу прёт с утра.
О перспективах – не бонтонно…
Мой город тысячеоконный
глядится в голую Неву.
И ухватившись за поребрик,
я, в мегаполисные дебри
ныряя, медленно плыву.
Плыву дряхлеющей Тортиллой,
а за щекой щепоть тротила –
на самый крайний… про запас…
И кажется – чудные рыбы,
что в этих водах жить могли бы,
реинкарнировали в нас.
3.
ИНЬ/ЯНварское
И всюду я, куда меня ни кинь,
хожу-брожу, деля себя на "инь"
и на ян/варь весь белый свет помножив.
И заползает холод мне под кожу,
гнездится недостужей там... внутри.
А в зазеркалье праздничных витрин
шагает кто-то на меня похожий.
По пояснице лупит рюкзачок
(спина не позволяет на плечо),
подспудно ощущаясь чем-то вроде
горба, а может сложенных двух крыльев,
покрытых паутиной, болью, пылью...
Толпа на пешеходном переходе,
фонарный свет во времени течёт,
висит луна на синем глупой "инью"...
И "варь" - не "верь".
Нет "ян".
И я -
не в счёт.
4.
Метро
Выходишь в утро, тащишься в метро
татуировками обледенелых троп.
А тропы прочие в чугунной голове
теснятся толпами и застят белый свет.
Нырнёшь под землю, в паз забросишь медь,
чтобы на ветку нужную взлететь
одной из божьих птичек…
В никуда
тебя несут по веткам поезда.
И примостившись где-то в уголке,
ты ощущаешь в никогда, никем,
в нигде себя… среди чужих/ничьих,
в сознании выдумывая стих…
И из кармана тянешь телефон,
неточным пальцем тычешь, ищешь сеть
и думаешь: «ВАЩЕ не комильфо
на предпоследней строчке умереть".
5.
#прозимнее
Опять дождит. Опять недозима.
И в этом сложно не сойти с ума.
Кругом вода завьюжена ветрами
бьёт по стеклу, бежит по потолку…
А я текилу в стопочке толку
и в ступе обезвоженную память.
Год високосный катится с руки,
ещё немного - скосит под виски,
недоберёт, но всё же выйдет боком
в окно, в апрель и в тополиный пух…
И облако растает птицей Рухх,
оставив в небе дремлющее око.
А небо никуда не упадёт,
оно давно развесило живот
над самой головой и в ус не дует.
Закутавшись с утра в его полу,
плыву к метро и мёрзну на углу,
и никого не поминаю всуе.
6.
Ответ на "Таки да" И.К.
Себя ещё как-то слушаю, про себя – игнорю,
июля жду, чтобы раз!.. и податься к морю…
А может удастся выманить и тебя
в болота наши волглые и чуть-чуть чумные…
Февралеябрь последние зимние крохи выел,
прут годы чохом и волосы серебрят.
И нервы – ни к чёрту, поднадоело и в чёт, и в нечет.
Исход дураков изо всех щелей, поверь, бесконечен.
Он, кажется, необратим, непреодолим.
Да, хрен с ним! Уже ничего не важно/не страшно.
Не плачь! Не уйду с корабля, хоть он и бумажный…
Я просто не верю в Бога…
а за бортами –
лимб.
7.
История. Урок второй.
История, хоть как её ты режь
в анатомичке личных предпочтений –
лишь череда бессмысленных горений
искавших правду, чтоб задраить брешь
в контексте недоказанных идей,
нет – догм удобных, поданных на блюде
божественного промысла… а люди
и без того имеют много дел.
Неплохо, вроде, выучен урок,
старательно и чётко он изложен.
Причастным похер, непричастным – тоже…
Палач кого-то снова поволок
на эшафот… Привязанный к столбу,
смотрю, как жрёт огонь чужие кости.
Мой хворост не горит, однако бросить
не позволяет жадность атрибут.
Мне нечего сказать, мне нечем крыть
и жертвовать во имя – тоже нечем.
Я - наблюдатель, жалкий человечек,
хватающийся за уютный быт.
Параграф утверждён, дрожит атлант,
посчитаны слоны, киты и луны…
Сгорают на кострах Джорданы Бруно
дотла
8.
В голове
Вот, так живёшь, меж завтра и вчера.
Рефлексия ползёт из-под пера,
нанизывая реплики на нитку…
И крутятся неспешно... в голове,
внутри твоих закупоренных вен
Тарковский-младший, Мандельштам и Шнитке.
Безумен всяк по-своему. И что?
Размахивать звездой или крестом
бессмысленно. Так выпей лучше чаю.
Апрель седой качает головой,
очерчивает мир неровный твой,
тебя в нём незаметно отмечая.
9.
Точка кипения
Апрель - к итогу, мы - на карантин.
Сидим в берлогах собственных квартир
под светом ламп, в тени цветных гардин...
Таким весна запомнит этот мир.
А чё? Ничо! Иллюзия течёт.
В аду охреневает даже чёрт -
ему на днях за газ прислали счёт,
чтоб под котлами было горячо.
Депрессия ли, кризис - всё одно.
"Титаник" погружается на дно.
"Пророки" обряжаются в рядно
нарядное. Грохочет метроном
в ушах. Трещит по швам базар-вокзал.
А сверху кто-то вектор указав,
глядит на мир в блевоте и слезах...
и прикрывает шорами глаза.
10.
Маета
А веси ничего не весят. Весь
мир тонет, от себя оставив взвесь,
в архив записывая новый опыт,
который - не в коня и никому
не пригодится… я момент сниму
на мыльницу, авось не всё утопят.
Задраить может шлюзы, на пол лечь,
уйдя в себя от виртуальных встреч
под маской отчуждения и лени?
В продаже масок нет, и нет корон.
Окоронован мир со всех сторон
и больше не отбрасывает тени.
11.
Этнография. Часть первая
Нулевой километр
во времени "че" –
не отыщешь бессмертных,
что в порядке вещей.
Обмелело окошко,
и зима горяча.
Постелить бы дорожку,
да под цвет кумача.
Но ломаются копья
словно спички в руках.
В пластилиновой топи
дельта слишком узка.
Разобрались по норам,
по берлогам, шесткам.
Скоро жатва-то? Скоро.
Отчего так жестка?
Оттого, что исчерпан
всепрощения пул,
и отдельные черти
превратились в толпу.
Раскачали лодчонку
и поют в унисон...
А у Бога – в печёнках
эти игры в серсо.
Лодка «катится к Чёрту»
(вот кому повезло!)
Бесполезно вдоль борта
повисает весло.
_____________
Ни конца, ни начала,
только мутная взвесь.
Мир весна привечала
перештопанный весь.
И задраив все шлюзы
на исходе зимы
Будто шарики в лузу
в вечность падали мы.
12.
Breakaway
И распустил павлиний хвост
июнь-ковидло.
Осточертело «на авось»,
и «брось» обрыдло.
Пройду, пройду по проводам…
Любви же можно?
Я вам пример плохой подам,
загнав под кожу
весны пропущенные дни
через оконце.
Проспект звенит, встаёт в зенит
тупое солнце.
Иду, травинку теребя,
пою про «люстру»
и выдираю из себя
кровать Прокруста.
13.
Сельская жизнь
Сиренево-жасминовый покой
и вокализ кукушки за рекой,
и птичий переклич, и ёж в траве…
Непарных пара строчек в голове.
А ночь – белым-бела и недлинна.
Над ней дрожит прозрачная луна,
верхушки сосен ждут свой первый луч,
духмяный воздух – терпок и тягуч…
Который можно пить. И, опьянев,
настраивать на жизнь свой каждый нерв...
Светает. В лопухах сверчки звенят.
А я – как будто, здесь… и нет меня.
14.
В кафе
За столиком случайного кафе
гадаешь, глядя в недопитый кофе.
А за окном – в копейку белый свет,
где жизнь течёт без всяких философий,
где нет тебя, но под дождём Она
спешит с работы, ждёт семья и ужин…
А ты глядишься в зеркало окна
и думаешь, что сам мог быть ей мужем.
Но, по итогу, маешься один.
Напарником – в стекле размытый профиль.
Он дразнится. Он пьёт английский джин,
а ты невкусный и остывший кофе.
Проходят люди, каждый – о своём,
им до тебя нет никакого дела.
Позолотило солнце водоём
и где-то за Казанским в лужу село.
Дождь кончился. Ступаешь за порог
в киношное, чужое… обречённо…
лопатками почувствовав звонок
забытого в кафешке телефона.
15.
Морок
Июльский морок влажный и порочный.
Он мне явился голову морочить
случайным солнцем, дармовым теплом,
в раскатах грома трёхминутным ливнем –
как весело, легко, уютно с ним мне...
А воздух – словно жидкое стекло,
дрожит и разливает вкус полыни
по чашечкам цветов, где между ними
летает ошалевшая пчела,
досадливо жужжит… щебечут птицы…
А ночь на плечи шалью мне ложится
и прячет день в навечное вчера.
