К Лизхен (вариант 2)
Я видел каменеющее небо
с недвижной иссушающей звездой,
что отражалась в отшлифованной гранитной глади моря
сквозь воздух, вязкий, словно слизь.
Теперь на нас взирают золочёные павлины
сквозь дыры во всклокоченных тряпичных облаках,
а на столе лежат обрывки моря,
на пастернаковских губах морская соль.
Ты населяешь маленький шалашик
в той местности, где солнце переменчиво горчит,
жуёшь чернильницы и варишь мухоморы,
укутана в мицелий, как в уютный свитерок.
Меня же окружают миллионы
фантомов неявившихся детей.
Я покоритель внутренних вершин и разрушений,
и я не знаю, что свершится в злобных городах.
Над перламутрово-лиловым андрогином
и над Венерой о подробных карих волосах,
светящейся сквозь солнечную кожу,
целуются бездомно облака.
Однажды вспомнишь ты колючего скитальца сновидений,
израэлита или русака,
что был, как ящерица или труп, холодным,
к любви протягивая руки, как слепец.
И если ржавый мир мой ты покинешь,
ты станешь матерью племён,
что новый волокнистый мир заселят,
а я, перевернувшись, захлебнусь во сне.
И будет шум морской у изголовья моего носиться
и льнуть к солёным остывающим губам,
но лишь обрывки изумрудного картиночного моря
на сиротливом неживом столе напомнят обо мне.
P.S.
Однажды всхлипну ласково во сне я
и солнцем слипшимся тотчас же поперхнусь;
зрачки солёных глаз столкнутся
и скатятся под выпуклости век.
О, я умру, и ты умрёшь однажды тоже,
на гордых карих крыльях упорхнёшь
в субстанцию иную,
и голос твой соединится с перешёптываньем звёзд.
