О себе. О мамах. О птичках

Тау Полина

*** (кстати, о птичках)

Крышкой в сердцах припечатав кастрюльку,

мама придумала маленький трюк и,

склизкою кашей настойчиво пичкая:

— Поля! Смотри, сейчас вылетит птичка!

Я,

рот разевая:

— Синичка? Сорока ли? —

Мысленно пёрышки пальцем потрогала —

так осязаемо было видение,

после — обида до слёз.

Неподдельная

жгучая

гадкая

горькая

в горле,

словно комочек овсянки прогорклой —

не проглотить и не выкашлять.

Пташек

с детства люблю, но с тех пор — не ем каши.

*** (наследственность)

Мамина обида — больше неба

и душнее самой душной ночи.

Мамино прощенье — дождь целебный,

только я — в неё, упряма очень.

Выгорю до тёмного кострища,

до золы.

Душа, и та — пустыня:

перекати-поле тенью рыщет,

и воды живительной в помине

нет, но бестолковое упрямство

между нами вновь вбивает клинья.

Что мне стоит — виновато мамкнуть,

чтобы с головой накрыло ливнем?

*** (знаешь, мама)

Знаешь, мама, она повзрослела,

но не тронула выцветших кос,

мне вчера — будто известью —

въелось:

— Далеко,

далеко,

далеко.

Нет, не выйдет — гнездиться под боком,

и не мне это, мама, решать.

Только загодя — так одиноко...

И бросает то в холод, то — в жар,

знаешь, мама,

конечно, ты знаешь...

Горький отклик моим же "ау" —

ты сама отпускала из стаи

повзрослевшую

дочку

свою.