Титир

Дмитрий Аникин

О ЛЮБВИ, РЕВНОСТИ, КОЛДОВСТВЕ И ПРИМИРЕНИИ

Титир

И возвращается ко мне

в недобрый час

угрюмость, нелюдимость моей юности…

Я ничего, выходит, не забыл

и ничему

совсем

не научился.

Я более смешон,

поскольку стар,

умен во всем другом,

удачлив даже.

И Эрос,

нелюбитель серой кожи,

морщин, седин,

расшатанных зубов

и прочего,

от смерти что во мне, –

посмотрит в мою сторону,

скривится…

А всякая любовь любви подобна

другой, как жизни – смерть, и что-нибудь –

еще чему-нибудь,

и мысли – мысль…

Титир

Ну, иди, книжонка моя, на рынки,

а не дорожусь, а разбогатею,

если каждый, бывший с моей девчонкой,

купит о милой

новые стихи – с пылу с жару строчки!

Заново так страстью упиться можно,

не ходя к девчонке – насколько ж меньше

денег потратив!

***

Все вы здесь, о каждом найдется строчка –

надо ль обижаться на едкость шуток,

надо ль обижаться на мою ревность,

на умный гений?..

Как себя узнаешь, другим не скажешь.

Может, в деле главном ты торжествуешь?

Или прочитаешь, как дал осечку,

а, мой читатель?!

***

Ну а те, кто ходит к моей девчонке

пока праздно, те, кого похоть мучит,

вам мои стихи станут как бы россыпь

звезд путеводных.

Все ее привычки и все пристрастья,

всех условных знаков скажу значенье

и который ставень отжав тихонько,

скрипом разбудишь

сторожей, прислугу – пойдет потеха, –

тумаки считая, ты вспомнишь эту

книжицу и то, как бежал к девчонке

недочитавший.

Титир

Тяжеловесна лирика моя.

К трагедии привыкший и к размаху

во славу Каллиопы, плох на малой

дистанции любви. Не успеваю

сказать тебе, а время мое вышло,

другие у дверей твоих стучат.

Амариллида

А завсегда открыты

створы мои, вороты,

войлоками обиты,

чтобы не слышно, кто там

ходит ко мне, крадется, –

ты приходи со всеми,

как испокон ведется,

в борозду бросить семя.

***

Все вы мне милы, любы,

первый кто и последний,

грех мы творим сугубый –

меньший всех преступлений,

горший; любовь не ищет

вровень и тех нас сводит,

кто оказался ближе,

кто в нужный час заходит...

Титир

Ты говоришь, что вся моя любовь

немного книжная, – ну так и есть.

Откуда другой взяться? Я и сам

не больше чем словесности урок

Эроту…

Кто чертову беззубую старуху

до смерти любит и по смерти любит,

не смеет отступить, уйти не хочет –

тот подлинно приспешник Афродиты...

Не этих же девчонок узкозадых

любить, лелеять.

Черная богиня

не там, где все течет само собой,

торопится кровь юная.

Богине,

прожженные жрецы, мы честно служим!

Титир

Ходят к тебе, ходят пока, но вижу,

сколько еще тропок в том переулке

протоптали, где знал одну дорогу

каждый влюбленный.

Амариллида

И кто она? Мне имени не надо,

подробностей не надо – запах чую

разгоряченной, грешной, женской плоти –

чужой. И никогда теперь покою

не будет мне. Их столько на мое

законное…

Как бешеная сука,

я скалю зубы, ядовитой влагой –

слюнею – омочу дороги ей,

воровке.

И робеет моя нежность

к мальчишечке…

Тепло мое не нужно

озорнику.

Хохочут они, скачут

в полночном хороводе…

Желчь живая

тяжолые наполнила мне сны.

Титир

Вот до чего дошел я: собираю

какие-то немыслимые штуки,

ингредиенты снадобий твоих.

Под лунным светом мыкаюсь с мешком

Гекатовой травы, с фиалом слез

ночных, совиных, с полным я карманом

собачьих лаев, блеяний овечьих.

Пугаю людей добрых на дорогах…

***

И что надеюсь выслужить? Твое

чуть-чуть расположенье? Ночь одну?

Титир

Все, что я собрал, ничего не нужно –

хлам знахарок старых да неумелых –

ты в руках повертишь, с тоской отбросишь,

ты зарыдаешь.

Помогу тебе – а на что и нужен

старый друг сердечный? Я сочиняю

гимн Гекате-суке, я сочиняю

смерть для девчонки

молодой, красивой. Мне обещала

ночь своей любви та, кто всех моложе

и красивей, глаже… Пойдет ценою

дева за деву.

Амариллида

Знаю: соперница – краше она и моложе, и знаю

черное для нее слово, смогу сложить.

Первое слово

тихо по ветру шепчу – пусть несет, пусть качает; второе

я на дощечке пишу – и дощечку в огонь; я последним

словом корябаю землю – уйдет в глубину, в темноту. И

вместе со словом по ветру – душа ее, вместе со словом –

тело в огонь, прах за словом последним струится, чтоб в землю.

Амариллида

Ты сегодня умрешь – ведреный день, солнце свободное,

ты сегодня умрешь – ливни с утра, тучи набрякшие,

ты сегодня умрешь – ветер свистит, холодно в воздухе,

ты сегодня умрешь – давит жара: смерти – всё вовремя.

Амариллида

Прими, мать-Геката,

чем богата:

крови ее,

слизи ее,

желтая желчь,

черная желчь.

Бешеным сукам твоим –

наесться горем моим!

***

Дай, мать-Геката,

по труду плату:

его, моего,

люблю кого,

так привяжи,

чтоб на всю жизнь.

Ласковою собачкой

чтобы за мною мальчик!

Титир

Кто бы на меня загадал, набросил

сеть на сердце, трепетному улову

кто бы подивился! Какая радость –

мелочь-рыбешка…

Амариллида

И вот теперь, когда из тьмы зеркальной

кажусь тебе, причину всех болезней

ты поняла, увидела.

Слежу

последние движения – как мало

теперь похожа ты на Афродиту!

Бессмертной красоты коснулось тленье,

сползают с тела, по ветру лохмотья

девичьей кожи…

Я б остановила

теперь твою бессмысленную смерть.

Ходи вот так – черна, козлом воняя…

Титир

Мы можем отпоить другим отваром,

стрелы железо вытащить из раны,

но тех, о ком пропеты наши песни,

сама Геката не спасет от бездны.

Амариллида

Траурные мои шелка

видно издалека.

Первой иду в толпе:

как было не успеть

на похороны твои.

Лежишь холодней земли,

а еще холодней

слезы мои – честней

других, тех, кто тебя

познавал, губя.

Жива моя красота –

мертва твоя нагота.

(Гекате.)

Кончены ее муки,

чисты мои руки!

Амариллида

Миг торжества. Дрожит любовник юный

в объятиях. Он бледен, слаб сегодня.

Еще бы – пережить такое! Слишком

вина было на погребальном пире…

Такие плачи были, душу рвали…

Титир

Но ты не видишь логику событий –

я вижу…

Титир

Я смотрю – ишь,

мученически кричишь!

По молодой тоскуешь,

со старою озоруешь!

Сколько ж можно терпеть,

пока не смерть?!

А умрешь ты, малый, такою смертью,

чтобы смешалась персть твоя с тою перстью,

с которою ты и при жизни мешал составы;

скоро ты, скоро, споткнувшись, – на путь неправый.

Черным богам помолясь,

на запад оборотясь,

ты отправляйся в путь,

куда Орфей шел – вернуть,

а ты честней –

просто на встречу с ней!

Много есть путей к дорогой, любимой –

сердце себе что мучаешь неисцелимой

страстью? Сколько ж можно до яду, петли

боли терпеть? Исцелись, паренек, не медли.

Запевают песни

Эрос и Танатос!

Девушка, воскресни,

возврати нам радость!

Девушка предстанет –

призрак в смертной сени,

девушка поманит,

разведет колени.

Танцы затевают

Эрос и Танатос,

вяжут и решают

судьбы сикось-накось.

А не бойся новой

смерти – тоже опыт

сладкий и любовный,

добровольно добыт!

Завершают дело

Эрос и Танатос,

только тело телу

горечь или сладость.

И поделят двое

ложе смерти, страсти,

перстью стать одною

для влюбленных счастье.

Титир

Прочнее стала власть твоя, женщина,

когда с тобою мы преступлением

сравнялись; был когда-то жертвой

я твоих плутней, теперь другое…

Другая связь: мы черными тропами

ходили вместе, жизни любовников

мы брали вровень. Кто с прибытком?

Нет – навсегда мы равны в утратах!

Амариллида

Тебе не страшно? С новою жертвою

когда-то ляжешь – вижу предательство, –

в недобрый час опять для мести

будем стараться; твою обиду

я не прощу – девчонка-изменщица

почует взгляд мой, для справедливости

точу оружье. Посмеемся

вместе над бедами, их окончив.

Вот и я пойду изменять, стараться

с девой молодой, чтоб тебе не стыдно

было; ты отдашь долг сполна, и станем

оба свободны.

Амариллида

Постылое занятие. Устала

я травы собирать, являться голой

под свет луны. Я, что ни говорю,

теперь сбиваюсь на заклятый ритм

молитв богине черной. На постели

я двигаюсь как в тряске, как пьяна

питьем багульным мести.

Отпускаю

я с миром вас, оставшихся моих

любовников, идите – всякий вкус

на улице тут, в двух шагах, найдет

себе милей меня, постылой, старой…

Титир

За двадцать миль от города есть дом –

холодный, чтобы там не зимовать

и не забыть про город; малый дом

и югеры земли – когда б трудился,

то, может, прокормили бы, а так –

лежит пустырь. Есть дом, я говорю:

плодовые деревья обступают,

скрипят сухие ветви – все равно

в год урожайный больше, чем мне надо.

Есть дом, забитый книгами, – вздохнешь

священной пылью и чихнешь, как будто

с удачей соглашаясь. Дом открыт

для вора и не вора, дверь ломать

не надо. Старый дом есть, для двоих

достаточный; узка, тесна постель,

чтоб мы не разлучались ночью летней.

Амариллида

Легкое вино, разговор неспешный,

мы сыграем в шашки – стук-стук по полю;

я б тебя любила, мой друг старинный,

только зачем нам?

Титир

А о чем еще вспоминать, смеяться,

кроме нашей долгой любви-зазнобы?

Вот сижу пишу, малахольный лирик,

трагик великий.