КС

Говорят, поначалу тут было Слово. Много лет спустя – говорят условно, так и не осилив судьбы Иова,

не изображая жертву, долбя во дно.

Отделив от зёрен, толкут полову бегемоты, множась разноголово. Если дело предпочитают слову –

то возбУжденным, так и заведено.

 

Падежами склоняя падёж и скотство теневых кабинетов и руководства, речевой аппарат навостряет хвост на

упразднение праздных и юрьев день.

И пока неподвластна умам проказа, свод законов мутирует в стол приказов, показательной поркой сечён проказник:

чтоб иным неповадно, святой олень.

 

Усомнившихся в силе священной гречи, взгромождают вагоном противоречий, где учёный будет небезупречен,

но адепт выше мечен и ученик.

Буква «у» помещается в треугольник. Идиот это мученик светских хроник. За пенсионером идёт раскольник,

чтобы голосующий не возник.

 

В чистоту шеренги снимают мерки, Платят мзду даже голые пионерки. Периодику пишут блатные негры,

раскрывая державных поток измен.

Ну, чего там ищейка ещё нарыла? А кого там следствие не закрыло? Не сидит зря погонное в звёздах рыло.

Сел гравврач, губернатор и омбудсмен.

 

В Колыму по рассказам идут вагоны. Прокалымить не грех золотые годы. Комитет посягает на метр погонный.

И короткое лето – лишь в списке дел

театралов, Промпартии, бывших первыми. На закате, обмазан смолой и перьями, той неумной и немолодой империи,

где Художник и жить, и писать хотел.

 

И балетов десятки и сотни опер, по которым узнал себя в пачке опер, от озноба он в ложе вип чуть не помер –

до того был холодный оркестра туш.

Тут в гробу повернётся и Гоголь. Центр указал до единого выгрызть цента гонорары, афиши, гроссбух, аренду –

и списать на продажи для мёртвых душ.

 

Тут контора такие крючки творила, что и Гегель забрал бы для шоурила. Тут бы репу Мефодий чесал с Кириллом.

Вся кириллица гнута в козлиный рог.

И банальность козла – для войны основа, продлевать бой священно опять и снова. Такова испокон канитель Иова –

первородный, бесцельный, тяжёлый рок.

 

Он онтологически чужд системе. Он ввязался в тему совсем не с теми. Он любовью занялся не в той постели.

И на проповедь вышел с ноги не той.

Не возвысься – не будет и ожидания. Не был принцем – на улице, чай, не Дания. С горькой миной махать будет мин.страдания

на мещанском судилище мин.культёй.

 

Не гоняй атмосферу любви, Художник. Это наша поляна в опятах ложных, гонобес как ликбез, чип и гейтс под кожей.

В остальном от народа секретов нет.

Шёл бы ты на Голгофу свою отсюда. Здесь надёжно поставлен театр абсурда. И качают ресурс со времён Иуды.

Люди – вот, где руда, чернозём и нефть.

 

Их в пробелы всосут черновые дыры. Отбелившие честь защитят мундиры. Дело шито в архивах, где вечно сыро –

так практичнее ухо держать востро.

Справедливость – табель согласно ранга. А морально-нравственных ждёт охранка. Им покрасят памятник серебрянкой.

Покупайте совесть за серебро.

 

Так прикинул пахан – лучше дать условно. Под колпак лягут смирно и поголовно. Кодекс чтя и рефлекс точа уголовный,

под парады кивающим головам.

Лишь Художник, движимый вечным зовом, подмигнёт тем, чем кажутся, вещим совам. И перечеркнёт всех последним словом:

«Ни о чём не жалею. Сочувствую вам»

 

27.06.20