Злейший враг

Моя семья была бедной. Чтобы свести концы с концами мой отец брался за любой мелкий ремонт всякой бытовой техники и машин, а мама – вечерами мыла полы в школе, где я учился.

Мне было тринадцать или четырнадцать и мне было дико неловко, что мама моет полы. А еще мне было жаль маму, которая уставшая вынуждена была заниматься этим тяжелым физическим трудом. Первый раз, когда она делала это, я помогал ей только тем, что приносил ведра с водой.

Потом я увидел, что на руках у мамы появились волдыри.

Я знал во сколько мама заканчивает работать, сколько времени ей нужно, чтобы добраться до школы и стал думать за какое время я успею вымыть все полы до её прихода в школу.

…Когда она пришла в школу я уже домывал спортзал. Мне казалось, что у меня нет ни рук, ни ног, ни спины, так ныло и ломило всё тело. Я заверил маму, что всегда сам буду делать эту работу за нее и она, понимая, что я не отступлюсь, сдалась.

…Я в очередной раз вымыл полы и, забрав, в кабинете директора мамину зарплату, гордо шел домой. Это были мои первые трудовые деньги. Они стоили мне дорого, но я и не знал, что настолько дорого.

Теплый майский вечер пах сиренью. Дорога домой проходила через гаражи, где меня уже ждали старшеклассники. Они как-то узнали про то, что у меня с собой деньги.

Слово за слово завязалась драка, в которой я не имел ни единого шанса. Повалив меня на землю, они вытащили деньги, и принялись бить меня ногами по всем местам, которые им попадались. Я не умел группироваться, не знал элементарных навыков самообороны. Меня били по лицу, голове, животу, спине.

Утром я очнулся в луже собственной крови, выплюнул часть зубов и попытался встать. Одна за одной мои попытки встать терпели фиаско. В полубессознательном состоянии я увидел своего злейшего врага. Он был хорошо сложен, силен, ловок, накачен, хитер, справедлив и мудр. И он смеялся, глядя в лицо бедному, оборванному, избитому мальчишке, которым я был. Его мерзкий смех казалось разносился по всей округе. Я был жалок и ничтожен по сравнению с ним. Его дорогой стильный костюм и белоснежные зубы приводили меня в беспомощное бешенство.

Проваливаясь в бессознательную тьму, я ненавидел этот образ.

... Нам было по пятнадцать, мы перечитали все книги о морских пиратах, мы грезили путешествиями и победами. Нашими кумирами были гордые гардемарины. Я всегда чувствовал себя капитаном и не меньше, чем благородный капитан Блад, а мой товарищ всегда видел себя лихим боцманом.

Мы забрались на старый баркас, который едва освободился ото льда. Вода была ледяная, но мне, привыкшему к дальним заплывам зимой, она казалась не столь холодной.

Юношеский адреналин и дух исследователя толкнул меня залезть внутрь полусгнившей посудины.

От наших резких движений, баркас сдвинулся и не затопленная его часть стала мгновенно заполняться ледяной водой. Судорога свела мне ногу, а страх сковал моё тело. И вдруг снова появился мой злейший враг. Он снова и снова мерзко смеялся откуда-то сверху. Собрав волю в кулак я, едва передвигая ногу, доплыл до острого ржавого края, выступавшего над поверхностью воды и, понимая, что он глубоко уходит в воду, резко стукнул по нему ногой. От дикой боли, пронзившей всё моё тело, судорога прошла, а кровь наполнилась адреналином. Я выплыл на поверхность каким-то чудом и уже через пару минут баркас ушел на дно.

… Стояла студеная сибирская зима, мы, долго плутавшие по не нанесенным на карты зимникам, выбрались на условную дорогу только ближе к полуночи.

Хотелось спать. Ломило всё тело. Груженная под самое горлышко фура, была тяжела и неповоротлива. А скользкая укатанная дорога не простила бы нам превышение скорости.

Сумасшедшая звездная ночь потрясала своей глубиной и так и манила остановиться и насладиться собой.

Меня разбудили странные звуки. Вокруг фуры бродили волки. Я растолкал товарища и мы попытались уехать. Сделав пару попыток завести машину, мы поняли, что у нас закончилось топливо и разрядился аккумулятор.

В первые сутки мы сожгли все старые покрышки и выпили весь имевшийся у нас в запасе алкоголь. Вторая ночь была ледяной и голодной. Я заставлял товарища не спать и петь песни, но два замерзших в забытом богом месте человека были готовы сдаться.

Он снова появился ровно тогда, когда я мысленно стал прощаться с этим миром. Надменный, спокойный, гордый, он не смеялся, но смотрел мне в душу своими пронзительным оливковым взглядом.

Замерзшими пальцами я порылся в сумке и, достав оттуда подаренную бабушкой иконку святого, стал со всем неистовством молиться своими словами, умоляя послать нам помощь.

Через два часа, холодную предрассветную мглу прорезали фары автопоезда. Мы были спасены.

… Я сидел в дорогом ресторане и, скучая, рассматривал купленные мной по случаю часы. Я прикрыл глаза и он возник передо мной. Спокойный, улыбающийся, равный мне. Мой злейший враг… это я сам. Ноющий, сомневающийся, сдающийся, жалкий я всегда был противен самому себе. И тогда в моем сознании возникал он: настоящий я, который и прогонял лодыря и нытика.

Всегда и во всем следует соревноваться только с самим собой прежним, достигая немыслимых когда-то высот.

И в то же время, я сам себе лучший друг. Я у себя один и мы справимся…