Забытые плюшевые игрушки...
~~
Забытые плюшевые игрушки на страницах старости, оторванные пуговицы, кружка молока. Невероятно скошенные от усталости, да и потрепанные слегка идём по улицам бесконечности, взирая на жизни бессмертный лик. Я не стыжусть морщин да и к остальным проделкам вечности, чего уж там, я давно привык. Не довелось мне увидеть страны, достать с небес золотую звезду. Как и у всех, у меня слишком рано все годы жизни палачи украдут. Я буду с теми, другими, которые давно уже канули в небытие. Над ними последние щелкали затворы, о них не забыли отметить в статье. Они мне расскажут, какое есть море, глубокое, синее, как бирюза. А я им отвечу, что нет ничего роднее и ближе, чем её глаза. Я был только в этом священном месте, не покидал никогда свой дом. Наверное, поэтому могу сказать честно, что был всегда счастлив и только в нем. У меня нет своей страницы в учебнике истории, не писали обо мне в столичных газетах. Но мне всегда казалось, что лучше быть счастливым с тобою, чем несчастным с кем-то. Где-то.
Я остался собой. Пускай с сединой в волосах, но все же. У меня нет теорий, которые могут потерпеть крах и нет взглядов, ни на чьи непохожих. Я никогда никому не врал и никогда не утопал в лести.
Потому что я знаю, кто бы что не сказал: Там все равны.
Там мы будем вместе.
Забытые плюшевые игрушки на страницах старости, оторванные пуговицы, кружка молока. Невероятно скошенные от усталости, да и потрепанные слегка идём по улицам бесконечности, взирая на жизни бессмертный лик. Я не стыжусть морщин да и к остальным проделкам вечности, чего уж там, я давно привык. Не довелось мне увидеть страны, достать с небес золотую звезду. Как и у всех, у меня слишком рано все годы жизни палачи украдут. Я буду с теми, другими, которые давно уже канули в небытие. Над ними последние щелкали затворы, о них не забыли отметить в статье. Они мне расскажут, какое есть море, глубокое, синее, как бирюза. А я им отвечу, что нет ничего роднее и ближе, чем её глаза. Я был только в этом священном месте, не покидал никогда свой дом. Наверное, поэтому могу сказать честно, что был всегда счастлив и только в нем. У меня нет своей страницы в учебнике истории, не писали обо мне в столичных газетах. Но мне всегда казалось, что лучше быть счастливым с тобою, чем несчастным с кем-то. Где-то.
Я остался собой. Пускай с сединой в волосах, но все же. У меня нет теорий, которые могут потерпеть крах и нет взглядов, ни на чьи непохожих. Я никогда никому не врал и никогда не утопал в лести.
Потому что я знаю, кто бы что не сказал: Там все равны.
Там мы будем вместе.
