Исповедь застенчивого полиамора

Я связан, скрывая туман взаперти,

величественной меднотелой арабкой.

Я скован, свивая огонь в голове,

могущественной крутобёдрой еврейкой.

Мне вдоволь найти ни инжира невмочь,

ни вин, ни нарциссов, чтоб тел их коснуться,

и мне это важное высказать вслух

нельзя никаким человечьим наречьем.

 

Еврейка подарит мне красную нить,

но в разум и в совесть загонит булавки.

Арабка подарит мне вздохи луны,

но вырвет из тела прозрачную душу.

Авремл [1] заносит над Айзиком [2] нож.

Он сына теряет – я больше теряю.

Но где же барашек? Ушли чудеса.

О, я задыхаюсь в овечьих кудряшках!

 

Фальшивый папирус висит на стене,

а рядом – изъеденная деревяшка,

а к ней приколочен испытанный труп

неверного сына горчичного цвета,

и каждый запуганный скомканный день,

рябящий, как траурный смог Галилеи,

вбивает в мой череп пронзительный гвоздь.

Я голем-андроид, я тварь Франкенштейна.

Вино и нарциссы на шатком столе

влекут совершить над святыней злодейство.

Шагая вдоль мёртвой старинной стены,

я стану безмолвным, как горестный камень,

и будет душа одиноко брести

сквозь путаницу коридоров и комнат,

а весь углерод, что основывал плоть,

бездушные руки спрессуют в алмазы.

 

______

 

[1] Авремл – один из идишских вариантов древнееврейского имени Абрам (Авраам)

[2] Айзик – один из идишских вариантов древнееврейского имени Ицхак (Исаак)