Ко дню русского языка

Мастера словесности, до уровня которых какая бы то ни было критика и цензура уже не дотянется никогда, такие, как Пушкин, Гоголь или другие, в том числе, зарубежные авторы, ценившие и оберегавшие русский язык и русскую литературу, даже и в наше время, со всеми его трудностями, за сохранность русского языка могут быть совершенно спокойны – в новом поколении писателей и поэтов, даже при внедрении массы новых литературных форм, приёмов и жанров, традиции русского языка сохраняются такими же. Сохраняются любимые темы. Сохраняется непревзойдённая образность русского языка, одно из основных его богатств.

Вот об одной из таких тем в литературе, а именно – теме страшных сказок и историй, я бы и хотел немного рассказать. Тем более, что различные страшные сказки традиционны вообще для многих народов, и для славянских народов с их обширным фольклором, и особо для русского, белорусского и украинского народа.

Разумеется, ни Пушкин, ни тем более Николай Васильевич Гоголь не прошли мимо темы страшных сказок в своём творчестве, как это всем известно.

За прошедшие с того времени 200 лет, однако, писатели на такие темы потрудились довольно много и, казалось бы, исчерпали все возможные сюжеты, все возможные истории в своих поэмах, стихах, повестях, романах, рассказах и пьесах.

Всё же XXI век в лице уже упомянутых мною ранее молодых авторов, авторов новой России, пусть и находящихся в непростых социальных условиях, но зато больше не сдавленных государственной машиной цензуры, ищет новые, современные образы. И успешно находит их.

 

Что касается страшных историй, то на авторов, работающих сейчас в подобном жанре, конечно, оказали своё влияние и общественные движения не столь давнего прошлого (думаете, вчерашние подростки, бывшие "эмо" и "готами", просто перевоспитались, повзрослели и стали как все – нет; многие из них в литературе не на последних местах). В России это не столь заметно, поскольку творчество уже ранее упомянутых мною в других статьях Ананасовой, Стефании Даниловой либо Анны Долгарёвой (Лемерт) остаётся в значительной степени эклектичным, многосюжетным, ориентированным на эмоции и на сатиру, и поэтому довольно мало наводит страха на читателя, несмотря на то, что каждая из этих женщин – большой знаток мировой литературы и мастеров хоррора в частности, а, например, Серафима Ананасова именно "литературу ужасов" избирает основным фоном своего творчества.

Русские сказки, и страшные сказки тоже, неразрывно были связаны с образами природы; каждое жуткое существо так или иначе имело свою натуралистическую опору (будь то лес, озеро, болото, хотя бы отдельный представитель природы (медведь, волк или растение) или природное явление, как гроза, буря или туман).

При редкой красоте своих пейзажей и "магической" способности вдохновлять, ни Петербург, ни Москва, хотя и безусловно превосходят многие природные объекты – природа не повсеместно приятна взору – всё же не могут сравниться с настоящей цветущей красотой, с живым лесом или тем более горами, ни по звукам природы, ни по привлекательности в целом. Возможно, именно поэтому живущие в крупных городах, вдали от дикой природы, авторы не могут "нащупать" и изложить на письме историй, достаточных для погружения в ужас.

Но чего не могут они, то могут авторы, не оторванные от натуры.

На этой неделе мне встретилось в Сети сообщество одного такого автора – Катерины Вернер. Молодая писательница из Запорожья, она, соотечественница Гоголя, живёт и работает в местах, пожалуй, даже более живописных, чем родной для Николая Васильевича Полтавский край (ведь Запорожская область имеет выход к морю).

 

Катерина пишет стихи (здесь необходимо вспомнить ещё одного признанного мастера "литературы ужасов" – Говарда Лавкрафта; он явно один из авторов, сочинения которого Катерина читала много). Свои рифмованные произведения, впрочем, сама Катерина скромно называет "это не стихи, просто истории в столбик".

Возможно, слишком скромно; есть среди них и очень запоминающиеся, хотя по форме и простые, например, вот такое:

 

Дрожал купол леса тонкий и с неба летели перья.

Ходила под ними хтонька и пела себе, и пела,

что выпи живут в рогозе, а черви – в подземных недрах,

что в небе танцуют грозы, а водные глади немы.

Что лужи мерцают серым, а ягоды – тёмно-алым.

Что ей, хтоньке, дали сердце, но только души не дали.

 

А дали ей вой и шёпот, в глазах блеск луны двурогой.

А ей бы знать, как с душой-то тащить себя по дорогам,

и петь не о жиже топкой, не вязи из низких веток,

о том чтобы быть не хтонькой, а скажем ну ... человеком.

Найти себе дом и смысл, ну ладно – жильё и вектор,

чтоб звёздочки в окнах висли, чтоб кровь шелестела в венах.

Гнать лампой из шкафа нежить, варить кофе, суп и кашу.

Но вот как им стать, конечно, и сам человек не скажет.

Не скажут об этом чаща, травинки и даже листья,

ни холод озёрной чаши, не рыжее племя лисье,

ни ночи и почвы знамя, ни алый блеск на востоке.

 

Откуда тогда узнаешь, как быть чем-то кроме хтоньки?

 

И свет сосны носом трогал, касался легонько с краю.

А хтонька всё шла по тропкам и пела не умолкая.

 

И слушали волки, мыши и воинство стай сычиных,

о том, что допеть-то вышло,

живой стать

не получилось.

 

Есть у Катерины произведения и в прозе (если и не такая "чёрная готика", как в стихах, то близко).

 

Всем любителям и ценителям русской литературы советую познакомиться с творчеством названных авторов. Среди их произведений вы обязательно найдёте такое, которое будет вам близко. Русская литература, русский язык жив не только в наших классиках.

И современники наши прикладывают серьёзные старания для сохранения и приумножения словесного и общекультурного наследия.

Не забывайте о них. Читайте их. И в меру своих возможностей поддерживайте их труды.