Разговор с пустотой в культурном контексте
щит героя – монета на глаз циклопу,
медным тазом накрывается к утру надежда,
когда розоперстая и розововсякая эос
щупает из-за горизонта краешек неба,
кто-то жрёт всех: и героев, и негероев,
бравших трою, имевших трою, кинувших трою,
жрёт их всех: циклопом, харибдой, саркомой,
временем, лезущим изо всех щелей мирозданья
и миронезданья. и аз не янь до рим.
с пустым дырявым мешком одиссей шкандыбает,
ветер со вспоротым боком хромает по подворотням,
ругаясь на древнем наречии, кажется, укров,
а может быть, урков,
а впрочем, не важно, хоть руков, хоть куров…
дремлющий зверь приоткрывает глаза,
нет ни райка, ни зрачка – лишь предвечная тьма,
говорит ему: одиссей одиссей я тебя съем,
говорит ему: одиссей одиссей что у него
в его мерзком мешочке моя безымянная прелесть?
как из тёмной ямы глядит птичьим оком непойманный страх,
одиссей говорит пустоте на семи языках,
каждый более мёртв, чем разъятый на глину сосуд,
одиссей понимает, что снова его не спасут,
значит, снова в этрусскую бездну нырять, твою мать,
в безначальном и женском себя до конца растворять,
чтобы стать хитроумным прожжённым насквозь дураком
и в итоге опять шкандыбать с надоевшим мешком.
щит, циклоп, заря, опустевший к утру мешок,
одиссей, ненужные языки, пошлость реинкарнаций…
это версификация
это версификация
это версификация
зря ты читал до точки
.
и зря читаешь после
