Времиум

 

Мир состоит из множества могил,

Был в планах или нет, родился – умер,

Присвоен человеку личный нумер,

Что б за базаром тщательно следил

 

Однажды был на свет рождён и я,

Я не просил людей о том, но вызов принял,

С тех пор теплом пригретая змея

Спит на груди моей продавленной и ныне

 

Родился, крикнул матом, и пошёл,

Ногами об ухабы ударяясь,

То жизнь меня стирала в порошок,

То я её калечил, дурью маясь

 

Но это только присказка, а суть,

А суть она ничем не отличима

От тех дорог, что вкривь петляют мимо,

И тех колец змеиных, вросших в грудь

 

Родился я в Рождественских стенах,

Был мой роддом недалеко от Тулы,

Но вскоре словно памятью подуло,

Что истинного в наших именах…

 

Андрей, Андрейка, маленький Андрюша,

Среди таких же голодранцев рос,

Жалей, жалейка, стоптанную душу,

Под скрип судьбы несмазанных колёс

 

Когда мир прост, тогда и места мало

Для зависти, унынья и претензий,

Жизнь носится с проверенным лекалом,

Даря нам предпосылки гипертензий

 

Лет до шести в деревне с дедом, с бабкой,

Под их присмотром в жизнь свою впрягался,

Но ты на мир из будки как не гавкай,

А предпочтёшь когда-нибудь дорогам - галсы

 

Вот так и я, кораблики пуская,

В весенних снежноталых ручейках,

Плыл по морям и сам того не зная,

Мечту свою лелеял на руках

 

Потом был Никель. Мать моя и отчим

С насиженных отваливая мест,

Спросили вдруг меня: - На Север хочешь?

И я кивнул, судьбы целуя крест

 

Был слишком мал я, впрочем, вот затея,

Но вдаль стремился, к Образу спеша,

В восторге воспарившая душа,

Меня несла и я летел, немея

 

Был Никель, да… там в школу я пошёл,

В двух первых классах скромно отучился,

Потом со мной опять сюрприз случился,

Как будто клад я с золотом нашёл…

 

Я маялся тревогой безотчётной,

Не ошибаясь в символах опять,

Уж коли срок пришёл себя менять,

Тобой твоя судьба займётся плотно

 

Зачем гнездо мы птичье оставляем,

Что предпочтём – полёт, заплыв, ходьбу?

Покой и лень не жалуют судьбу,

Ведь домосед по сути невменяем

 

Я не из тех, кто бытом дорожит,

Куда родней движенья мне приметы,

Пусть я покой оставлю нынче где-то,

Не буду выбрит я, весь выглажен и сыт…

 

Но я о чём, ведь мне всего лишь девять,

И девять лет ещё не девять зим,

Но я уже рискую, жажду, мне ведь,

Нужна свобода, как движку бензин

 

И вот он, клад - мы Никель оставляем,

А с ним болезни, скепсис, нищету,

Когда все мысли гибнут на лету,

Собою мир без дна уподобляя

 

Чего скрывать: я был болящий тип:

Ангины, высыпания, простуды…

Меня фактически терзал за гриппом грипп,

В дороге липкой в никуда из ниоткуда

 

Мать постоянно мучилась со мной,

Мне было мать свою интуитивно жалко,

Что нас спасло? Конечно, социалка!

И вскоре в Крым я полетел стрелой!

 

Я в пионерский лагерь загремел,

И понеслось - линейки, горны,

А я с тоской смотрел на горы,

Душою к морю вырваться хотел…

 

Встав на крыло, я был опять не сносен,

Едва очухался и, ну, мечтать опять,

Дразнила меня морем Феодосия,

Издалека поругивала мать…

 

Но…смена пролетела, не заметил,

Прощай, и до свидания, мой Крым!

О, как мне импонировали эти

Вновь принятые правила игры!

 

Наш поезд мчался, дней не различая,

Плацкарт гудел от пафоса речей,

А я балдел от шума и от чая,

Я был впервые в поезде ничей

 

Мне в телеграмме мама сообщала,

Что будет в Мурманске теперь наш новый дом,

И понял я, что всё пойдёт сначала,

Что старое отправится на слом

 

Значенье слов с отложенным эффектом

Мы понимаем позже, не сейчас,

Как будто сверху видит некто,

В какой теперь пойдёшь ты класс

 

Был третий «А» потом, всё верно.

Но оседлавший раз коня,

Был скоростям я рад безмерно,

И этот конь вздымал меня

 

Лишь год один прошёл и снова,

Как будто жил я второпях,

Тем днём была заложена основа,

Не думать, не жалеть о прошлых днях

 

Был номер прежней школы «восемнадцать»,

Я третий «А» закончил слишком гладко,

А к осени я должен был признаться,

Что року импонирует «девятка»?

 

Минуя букву «В» по алфавиту,

Мой фатум мне скомандовал: - «К ноге»!

И вновь моя догадка слёту сбита,

Теперь я ученик в четвёртом «Г»

 

Как хорошо, что я сюда приехал:

Крик чаек, звук клавира за окном,

И пусть поют мне Мулерман и Пьеха,

Что на Аскольдовцев теперь мой дом

 

Мой старый двор…Таких теперь не будет,

Навек затих тот старенький бедлам,

И мы теперь с тобой ни тут, ни там,

Заложники постмодернистких будней

 

Где вы теперь, Петрухи, Кольки, Зины?

Где тот неслыханный, невиданный винтаж…

Увы, умолк давно Валерий Ободзинский,

И наш с постройки недокрашенный этаж

 

Я был как все, обычный малолетка,

Не хулиган, не пьяница, не вор,

Ещё немного, понимал я, восьмилетка

Закончится – прощай, мой старый двор!

 

Прощайте Мыс Зелёный, Угольная База,

Покойтесь с миром детские мечты,

Врослеют все, я знаю, жизнь, зараза,

Взорвёт за мной последние мосты…

 

Потом был техникум, общага, что стебаться -

«Прописки*», алкоголь и мордобой,

В Петрозаводск приехал я в пятнадцать,

А к восемнадцати я был уже ковбой

 

Мы на Земле живём, а не на Марсе,

Читал ли я, вы спросите меня,

Предтечу бурь революционных Маркса?

Нет, не читал. Не парился ни дня.

 

Рос я без выпученных глаз, но жил без лени,

И до прыщей тинейджера дорос,

Был мне сначала очень близок Ленин,

Его явил мне классовый вопрос

 

Слагала жизнь весёлые куплеты,

Был ироничен взгляд мой на дела,

Белели зимы, зеленели леты,

И юность закусла удила

 

Я быть творцом судьбы своей пытался,

Её я акварелью малевал,

Но шли года, я пил, курил и дрался,

Про крепость обещаний забывал

 

Мечтать - мечтал, не зная подоплёки,

«Что отчего», «по сколько» и «куда»,

Мир мне подмигивал приятный, синеокий,

Я словно сыром в масле был тогда

 

Но преходящи юности апломбы,

Был по весне я в Армию забрит,

И понял я, что есть ещё обломы

Что есть суровый аскетичный быт

 

Две цифры перед взором – семь и девять,

Всю жизнь мою поставили вверх дном,

Хотел бы я быть умным, а на деле

Был фигурально призванным в дурдом

 

Чем выше взлёт, тем чаянья всё ниже,

Сначала в рост пошли мои дела,

Но стал я жертвой глупого престижа,

Меня моя сноровка подвела

 

Попав в учебку, рассудил я здраво,

Коль есть талант, то трать его, иди!

Художник? Музыкант? Имеешь право

Шагать почти вне строя, впереди

 

* - Раньше в советских общагах существовали т.н. «прописки», т.е. люли, выписываемые старшекурсниками просто так, за то, что въехал в общагу.

 

О, как я был наивен, право слово!

Зловеще закрутился маховик,

Нюх потерял я, не подфартило снова,

Старлей меня подрезал, Воловик

 

Старлей был из блатных, давал мне волю,

Я для него картинки рисовал,

Я позже это понял, минным полем

Я шёл всё это время, рисковал

 

А после ДМД* - распределения,

Кому в ГСВГ*, кому в Афган,

Вся жизнь твоя решается в мгновение,

Как у виска заряженный наган

 

Сначала в ПрибВО меня рядили,

Но весть пришла и я, конечно, сник,

Мне в Ригу назначенье отменили,

В чём был опять замешан Воловик

 

Мы часто за собой не замечаем

Надменности, но правда та свежа,

Как можно вдруг порезаться случайно

От обоюдоострого ножа

 

Так вместо кайфа, старые вериги

Я на свои запастья примерял,

Ни Домского собора и ни Риги,

А вместо них почти лесоповал

 

Как далеко мне было до истоков

Смирения, молитвы и поста,

Я стал заложник Дальнего Востока,

Зачем я против истины восстал…

 

Судьба нас застаёт за дележами,

Чего мы делим – шкурные понты?

Не в Риге, не в Крыму, а лишь в Биджане

Со мною будут сверстники на ты

 

Был сослан я в Биджан, а не направлен,

И верно - всё решается за миг,

Мне густо, блин, насыпал соль на раны,

Старлей из Тапа-Мыйзы, Воловик!!!

 

Но что, увы, заслужишь, то имеешь,

Попал я на границу, где НОАК*,

В аду, когда ты жив, от счастья млеешь,

А по-другому, в сущности, никак

 

Я там старался челюстью не клацать,

Вперёд не лез и задним не мешал,

Гремел как все подковами по плацу,

И служба вдаль катилась, не спеша

 

*ДМД –букв. – До Малого Дембеля(осталось..) по аналогии с ДМБ, но применимо искл. к курсантам, закончившим « учебку», *НОАК – Народно- Освобод. Армия Китая;

*ГСВГ- Группа советских войск в Германии;

 

Те дни мои валютой в твёрдом нале

Текли в карман, их незачем судить,

В командировку на Унгунском перевале

Отправили нас Родину любить

 

Судьба в меня шмальнула, я пригнулся,

Как лес от бурелома поредел,

Заснул я пареньком, а вот проснулся,

Ни дать ни взять – опасный новодел

 

Я был истопником на перевале,

И здесь судьба не бросила меня,

Был сослан я в Тартар, а в идеале,

Не бедствовал, не каялся ни дня

 

«Деды»* моё старанье заценили,

Но это тоже был лихой обман,

Однажды мне в награду предложили

Курнуть кружком «ручник»*, чистейший «план»*

 

Где маемся душою – неизвестно,

Не смей идти у лжи на поводу,

Леща поймать от старших – это лестно,

Но бойся пробуждения в аду

 

Куда деваться, верим мы в знаменья

И часто гибнем в толще этих вер,

Мы все причастны к тем местоименьям,

Где есть предлог достойный и пример

 

Я слышал про Иисуса и Иуду,

Читал я Маяковского и Фета,

Война войной, опять случилось чудо –

Сбывались с неба взятые приметы

 

Однажды старшина наш, парень бравый,

Поехал в полк провизией расжиться,

Ну, а когда вернулся ( боже правый!)

Сказал мне, что пришла пора проститься

 

В его слова я сразу и не въехал:

Мол, «Ты счастливчик! Рад твоим талантам!»

Я как оглох, но с гор катилось эхо –

«Сержант, тебя приказом к музыкантам!»

 

Отэта да! Я счастлив был, не скрою!

Нет, не боялся я забот, все это знали,

Меня фортуна вывела без крови

Из боя - отменяются медали!

 

Теперь я вижу, чёрт меня не сглазил,

Пусть кто-то рад, а кто-то недоволен,

Но снова в полк летел со мной «уазик»,

Прощай Унгун, я не могу без воли!

 

* - «Дед»- старослужащий. Этот статус присваивался тем, кто только что отметил «Сто Дней до Приказа»; «Ручник», «план» - марихуана;

 

Бывало, бражничал с бойцами понемногу,

Себя в ночной бросая «самоход»,

Ведь жизнь не плац, где все шагают в ногу,

Попал в сапёры я сперва, потом в музвзвод,

 

Ура, ура! Счастливые минуты!

Ура, ура! Я пьян, хотя и трезвый!

Я снова тут обязан был кому-то,

За то, что конь меня подбросил резвый

 

Когда-то был гражданским я студентом

И жил среди зачётов и семестров,

Зато теперь, благодаря моменту,

Я без пяти минут трубач в оркестре!

 

Зима мне не была теперь обузой,

Был наш музвзвод укрыт бронёю студий,

Трещал мороз за окнами, а муза

От холода дрожала вся, как студень

 

В оркестре служба мёдом мне казалась,

И я зыбыл на время о порезах,

Какая боль, какая это жалость,

Что здесь я был не пьяный, и не трезвый!

 

Год пролетел, иначе и не скажешь,

За ним весна, опасностью грозя,

И снова я спасал себя от лажи,

Мне «тенора» не нравилась стезя,

 

Мой был аванс практически исчерпан

И я с тоской смотрел на небеса,

Там, наверху, есть ангелы и черти,

Есть тот, кто исполняет чудеса

 

Я облаков раглядывал изгибы,

Я в складках их искал себе эскиз,

Порой я был уверен, что погибну,

Что я сорвусь с небесной сферы вниз

 

Но чудеса, их кто мне напророчил,

Но небеса, их кто мне понагнал,

Мой округ в ЕАО*, Дальневосточный,

Стал в ностальгии, видно, слишком мал?

 

Настало лето - восемь-ноль. И я заметил,

Как конь мой заметался вороной,

Был терпок тот июль и был он светел,

Привычно он смеялся надо мной

 

Что за дела! Знакомые повадки

Его я стал мгновенно различать,

А дни текли, теплы и сладки,

Пора сначала всё начать?

 

* Еврейский Автономный Округ

 

Мой конь копытом бьёт, я жду сюрприза,

Ах, что за лето! Что за солнце! Что за бред!

Успех рождается из боли, из каприза

Для тех, кому всего лишь двадцать лет!

 

Опять я стал заложником аллюзий,

Ведь где-то слышен шум олимпиад,

К Фортуне обращаюсь я и к музе,

Рукою в небе шаря наугад

 

И вот те на, я ею ощущаю,

Ещё один Всевышнего заказ!

Пока вопрос, пока намёк, не знаю,

Каким сюрприз мой будет в этот раз?

 

Наш полк был не простым, аудитория

Безликих фармазонов пусть расслабится,

Но тем и замечательна история,

Что одного ославят, а другой прославится

 

Кто в вялых парусах ветров не видывал

Кто ветерком у щёк своих не брезговал,

Один другому, знаете, завидовал,

Всё было так, ну, а спросить-то не с кого?

 

То лето было классным и задумчивым,

Не всё решалось значимостью плотскою,

Меня догадка редкостная мучила,

Ушёл Дассен и нет уже Высоцкого?

 

Что за фигня! Я не был перемасленным,

Мне кот Баюн про жизнь мою нашёптывал,

Я сторонился лжи или напраслины,

Служил как мог, судьбу свою заштопывал

 

Но вот и лето, счастье долгожданное!

Гирляндами смертей на шею павшее,

Но вот и метка, грусть моя желанная,

Другой печали до сих пор не знавшая!

 

Смеюсь я над собой, а конь мой ражится,

Бока его обшиты чёрным бархатом,

А я схожу с ума, неужто, кажется,

Мне входом в райский сад сегодня арка та

 

Был много раз спасён я и помилован,

Но почему я был таким доверчивым,

Мой мир всегда мечтою изобиловал,

Фантазии особой меткой мечен был

 

Наш полк в Биджане – это сущий мрак,

В ночи бараки светятся, как зона,

Солдатами питается барак,

Мы – пушечное мясо вне закона

 

Попав сюда, я детство навестил:

Барак был в Никеле, теперь барак в Биджане,

Мне Никель моё бегство не простил,

Дразня замёрзшнй фигою в кармане

 

Деваться некуда, ты мёртвый, или жив,

А тут такое праздничное лето!

Напрасно, Воловик, ты заточил ножи,

Я выжил, выжил, выжил, выжил где-то!

 

Я с техникума «шарил» на гитаре,

Советскую попсу играл, битлов,

Народу нравился весьма в невзрачной таре

Продукт мой под названием «I Love»

 

Катилась служба, адом были будни,

Нас выручали «танцы» и «жмуры»,

Пускай ты лабух, но музыканты тоже люди,

С душою как банан без кожуры

 

Был звёздами усыпан купол ночи

И лай собак округу потрясал,

Какой финал мне лето напророчит,

Какой он будет зимний мой финал?

 

Моя ты шестиструнная гитара,

Ты облегчала жизнь мою в аду,

Я был пленён игрой твоей недаром,

С тобою я нигде не пропаду

 

Не раз меня ты в жизни выручала,

И я тебе любовью отвечал,

И даже если всё начать сначала,

Я б не отверг великих тех начал

 

И вот когда Биджан шуршал листвой,

А солнышко куражилось в зените,

За мною был направлен вестовой,

Я нужен вам художником? Берите!

 

Мне нужно было полк обрисовать

К приезду в октябре московской «шишки»,

Фортуна улыбалась мне опять,

Простому незлобивому мальчишке

 

Счастливчиков в полку нас было трое:

Был «я», один «связист» и «был разведчик»,

Нам надо было быстро, малой кровью,

Дать результат, свои подставив плечи

 

Пока мы малевали, служба шла,

Жаль, были эти дни не из резины,

Катилась в осень летняя дрезина,

А жизнь была прекрасна и пошла

 

Чертил Господь сакральный свой эскиз,

Улыбкой хитрой улыбаясь в небе,

Нас ждал сюрприз, обещанный сюрприз -

Кому побывка, а кому досрочный дембель!!!

 

Седьмого ноября я улетал

В свой самый первый краткосрочный отпуск,

Да, это был фортуны свежий опус,

В волшебном отражении зеркал

 

Я двадцать пять деньков летал во сне,

Всё было, братцы, ну, конечно, было!

Я кровь себе пускал, а сердце ныло,

По дембельской, придуманной весне

 

По возвращенью в полк я загрустил,

Мне, вероятно, всё давно обрыдло,

И этот быт и самочинство быдла,

Я всё забыл и я за всё простил…

 

Но не прощен был я, роилась зависть

Вокруг моих неслыханных свобод,

Мой связан был язык и скован рот,

Что мне ещё в аду постичь осталось?

 

Потом пришла безглазая зима,

Оставил я музвзвод, ушёл в сапёры,

Рвалась пурга на снежные просторы,

Тонули в саване кургузые дома

 

И всё по-новой: пошлые разборки

Пришли опять, мне рассекали бровь,

И я, не возлюбивший цвета кровь,

Опять читал Устав от корки и до корки

 

Я не спускал своим подосланным врагам

Ни едких слов, ни кулаков атаки,

Я был хорош в сиюминутной драке,

Не позволяя отступать своим ногам

 

Я делал шаг вперёд и с этим шагом в яму,

Не опуская глаз прищуренных летел,

И отделялся крик от убиенных тел,

Лишь мёртвые всегда не имут сраму

 

Я после отпуска себя не узнавал,

Откуда это в сердце мёртвом жженье?

Я словно войском сгинул в окруженьи,

Я словно с другом рухнул под завал

 

Ещё вчера прикольный этот быт,

Теперь меня не радовал ни разу,

Почти «сто дней осталось до приказа»,

А я тоской почти уже убит…

 

Я лишь покоя гулкого хотел,

Сидел я в нашей маленькой каптёрке,

Увы, почил во мне Василий Тёркин,

Теперь смиреньем станет мой удел

 

Я слушал радиолу и курил,

А между пальцев тихо тлела «Прима»,

И все слова к чертям летели мимо,

И этот зимний вечер был так мил

 

И вдруг! Мой лоб слегка взопрел от пота,

Я слышу, диктор мрачно говорит:

«Вчера под аркой здания «Дакота»,

В Нью-Йорке фриком Леннон был убит!»

 

Вчера?! Вчера была убита юность

Далёкая несчастная моя!

А это значит, на груди моей змея

Теперь уж окончательно проснулась

 

Обиды был моток, взбухали венами,

Трещали кожей мысли беспролазные,

Мне жить теперь без Даля и без Леннона,

Явь оказалась шлюхою заразною

 

Как Новый Год прошёл, увы, не помню…

Как я январь осилил и февраль,

Мои мечты зимой сгорели в домне,

Я был повержен, безыскусный враль

 

Кто только не мечтал мне взбучить холку,

Мела в полку по-новому метла,

А я себя истратил в самоволках,

Последнюю мечту спалив дотла

 

Зима, зима, ты на зубах, как щавель!

Моя зелёная тоска, ты так кисла,

Мне гауптвахту хором обещали

Мои враги, но жизнь меня спасла

 

Вновь чешет пулемётом едкий ропот,

Гешефт ты ждёшь за голову мою,

А я спасительный коняки слышу топот,

Я вновь беру гитару и пою!

 

Живой я, чёрт возьми, Андрон мне имя!

Опасен я, как русский новодел!

Я не ведусь на горе и на вымя,

За что мне шлёт привет Политодел?

 

Посыльный, что нашёл меня, был в мыле.

- Сержант Андрей Аносов, это ты?

«Кому мои нужны заслуги были,

Кому-нибудь из вражьей гопоты?»

 

Но, нет, я ошибался, слава богу!

От счастья я завис, как истукан,

Мне отправляться в дальнюю дорогу

Вдруг приказал Беланов, подполкан!

 

Всё на поверку оказалось очень просто:

Такой билет – один на миллион,

Меня манил своим карьерным ростом

Людей с отметкой божьей легион

 

Беланов был лицом Политотдела,

С дивизии приехал полк шерстить,

Пока разнос чинил, ругался, суть да дело,

Решил ещё одну проблемку прояснить:

 

-«А кто у вас художником был летом?

У нас в дивизии сейчас похожий бум!

Мне нужен он, сюда его, к ответу!

Нельзя решать проблему наобум»!

 

Отетта, да! Я счастлив был, не скрою!

Отетта, да! Вот это оборот!

Мой был побег редчайшего покроя,

Беланов расфигачил эшафот!

 

Пускай теперь слюною брызжут гниды!

Мой словно полк был пламенем объят,

Есть вид довольствия и есть другие виды,

Так вот, я с первого в мгновение был снят!

 

Бросал я всё, нет времени на сопли,

Меня «уазик» ждал у КПП,

Я слышал раздирающие вопли:

«Да, он же самовольщик и т.п!»

 

Ну, вот всё. Был прежде я и снова

Бродягой без акциза остаюсь,

Прощай Биджан, встречай меня Бабстово!

Я никогда без боя не сдаюсь!

 

В Бабстово я ушёл от пересудов,

По сути, я работал - не служил,

Шинель носил такую же, как Хлудов,

Свободною минутой дорожил

 

И мыслям очистительным внимая,

Я с куревом надёжно завязал,

«Летящей походкой ты вышла из мая»

Антонов мне горланил под финал…

 

Апрель весною ранней бутафорил

И я ему подыгрывал как мог,

Я был опять у музыки в фаворе,

Я кисточкой размахивал, как бог

 

Свой «дембельский аккорд» я завершил,

Беланов был доволен мной и весел,

Добился я немыслимых вершин,

Где по идее не слагают песен

 

Апрель и эта цифра двадцать пять,

Я этим днём был призван в Заполярье,

Был смысл теперь особый в этой паре,

Теперь мне было нечего терять

 

Сегодня двадцать пятое апреля,

Беланов держит паузу, молчит…

Молчу теперь и я, мели, Емеля,

Про то, какой я истый сибарит!

 

Но, нет, всё намази! Мне в кабинете

Беланов документы отдаёт,

И конь мой снова просится в полёт,

К моей слегка заброшенной планете!

 

-«Пойдёте сверхурочную служить»?

- Глаза у подполковника как свечи,

Но как же быть, но как же быть,

Ведь мне ему ответить нечем!

 

Мне стыдно за себя, за то, что вру,

Что обязательно приеду после,

Сожжёной спичкой гасну на ветру,

Ни в Брно, ни в Осло

 

Теперь я не поеду просто так,

Что б дни лажали,

Всем обещаниям моим - пятак,

Чисты скрижали…

 

- Ну, что, ж! – Он снова вымученно строг,

И вдруг, подходит к карте, пальцем водит,

- В Хабаровске проверки снова в моде!

Желаю вам не загреметь в острог!

 

Вы литером поедете, один. Благодарю за службу!

Держите, ваш «военник», в добрый путь!

Но вам подумать крепко нужно,

Сейчас там на гражданке просто жуть!

 

Я на секунду спрятал взгляд, мне было тошно,

Мне было совестно, что я такой дебил,

Ещё не поздно было, но… свой шанс я упустил,

Жизнь подвергая риску, как нарочно…

 

С меня как будто камень тяжкий пал,

Я отдал честь ему, но как-то слишком вяло,

Всё ясно было, я - простой меняла,

Я службу на свободу променял…

 

Как подполкан* пророчил, так и вышло:

Был Мурманск мой почти неузнаваем,

Стал он каким-то терпким краснобаем,

Закон суров, а молодость, как дышло

 

Был прав мой недослышанный Беланов

Теперь я и себя не узнавал,

Не для меня был этот карнавал,

Пришёл живой, не инвалид, и ладно

 

Меня в момент сожрала эйфория,

Но отчего тоска свербит, как дура?

Спаси меня, помилуй, мать Мария!

Пусть врач мне даст надёжную микстуру!

 

Увы, его пророчества сбывались:

Стал я моллюском без надёжных лат,

Здесь кумовство стяжали все и блат,

И на диплом совсем чуть-чуть осталось

 

Без практики? Диспетчером в а/к*?

Не для моих боков такие шпоры,

И я решил закончить эти споры:

«Пойду в а/к водителем пока»…

 

Работал с год в а/к, «москвичик» раскурочил,

Носился словно сорванный с петель,

Я утром был, как зверь, и как ребёнок ночью,

Куда запропастился я теперь?

 

Подвох я уловил, мне не хватало плана,

Естественного плана, без кавычек!

Был слишком молод я, мне было слишком рано

Ломать крутые сейфы без отмычек

 

Жизнь в Мурманске казалась мне не скучной,

Жизнь в Мурманске была куда опасней,

Но я себя уже готовил к путчу,

Здоровье растранжиривал напрасно

 

Друзья меня терпели, ну, и ладно,

А я своих друзей оставил в прошлом,

Гражданским оказалось быть накладно,

А в Армию опять казалось пошлым?

 

Я тёрся в двух огнях, сдирая кожу,

Я мыслями весь шар земной облазил,

На Бельмондо я внешне был похожим,

Пока меня простой моряк не сглазил

 

О, море, море! Ситцевое море!

Мне мамочка заметила однажды,

Тебя, мол, сын, другие ждут просторы,

А здесь твоя душа умрёт от жажды!

 

*Подполкан –сленг – подполковник; *а\к- Автоколонна 1505 на ул. Почтовой, ныне не существующей уже, увы….

 

Мне Армия, конечно, «потрафила»,

Теперь я был как лодка без уключин,

Я ждал сигнал, я экономил силы,

Свой к сейфу примеряя новый ключик

 

Я не был никогда лихим повесой,

Я, может быть, излишне тривиален,

Ни роста, ни значенья и ни веса,

И, в общем, ни фига не сексуален

 

Зато, в моих руках поёт гитара!

Зато, готов я выпить, не косея!

За то, что доживу до мемуаров,

За то, что я люблю свою Расею!

 

Потом меня загнуло не по-детски,

Я локти грыз, я бился лбом об стену,

Уйти в моря был аргумент мой веским,

Я нож беру и тут же прячу вену

 

В свой первый рейс пошёл я «кишкодёром»*,

Со «свайкой»* был в руке над рыбоделом*,

Моей мечтой стал палтус белокорый,

Мой новый быт, как чёрное на белом

 

Судьба моя красивою невестой

В апреле предо мною вдруг предстала,

Шёл в рейс, а оказался в Хаммерфесте,

В Норд-Капе с золочёным пьедесталом

 

Моря, моря! Моря меня спасли вы!

Я у собаки не был пятой лапой,

Пусть прячутся которые трусливы,

Пусть роют свой окопчик тихой сапой

 

Моря, моря! Волшебная рыбалка!

«Бэка»* я был сначала без педалей,

Рыбак - он не пародия на Халка,

Тралфлотовец, как воин без медалей

 

«Лохматили» мы «пай» и были рады,

Мечтали о своём и это тоже

Покруче было нам любой награды,

Мы план возьмём, конечно, если сможем

 

Моря меня спасали и растили,

Я их почти был выращен пиратом,

Мне километры заменили мили,

И я теперь во сне ругаюсь матом

 

Мотался по морям и сам, как рыба,

Был чешуёй спасительной обклеен,

Прости меня земля родная, либо

Я буду земноводными осмеян

 

* - «Кишкодёр» - матрос-разделочник, шкершик рыбы,

*«БК» -Без Класса…

* - «Свайка» - разделочный нож,

*Рыбодел – разделочный стол…

 

Я плыл не знал куда и было поздно

Маршрут мне наносить теперь на карту,

Забыл я навсегда про скорый поезд,

Застрял наш пароход в начале марта

 

Мы тралами моря избороздили,

У нас под килем накопилось футов,

Простили мы и нас давно простили

Все те, кто нам неверным был как будто

 

Прошло уже два года после Службы,

Теперь я, как вы поняли, морячу,

И если этот фокус что-то значит,

То вряд ли в ад тропинка стала уже

 

Как хорошо наивным быть и чистым,

Бери перо и вот тебе бумага!

Уже не Тёркин я давно, а Монте Кристо,

Вперёд идущий по волне и дерзким лагом

 

В волну врезается порой мой нос с горбинкой,

И реи рук моих крестом схватили парус,

Моя виниловая жизнь, как та пластинка,

Которой от мелодии досталось

 

Мой плот, мой остров на воде, моя планета,

Мой пароход теперь мой друг, других не стало,

К чему мне берега, где счастья нету,

Где радости некупленной так мало

 

Где СМИ весь день городят ахинею,

Где все понятия о сущностном сместились,

Кто хочет быть повешенным на рее,

Тот поменял шаги свои на мили

 

А жизнь она мудра на самом деле,

И я молюсь за дальнее Бабстово,

Меня спасли и пропасти и мели,

Меня мои мечты убили снова

 

Я там, где риск другими не замечен,

Я жму туда, куда другим не видно,

Меня, увы, давно не время лечит,

Мне за моря с ветрами не обидно

 

Был невизированным рейс и снова чудо!

Мы шли на окунь в Баренцуху* дней на тридцать,

Рыбалка так себе была и наше судно

Болталось в море, словно вышли мы поститься

 

Мы трал бросаем, трал выходит тощ, как сетка,

Бросаем вновь, опять хреновина в прилове*,

Меняем промысел, нептуновы объедки

Нам поднимать со дна морей давно не внове

 

* «Баренцуха» )сленг)- Баренцево Море;

* - Прилов- то, что попадает в трал помимо конкретной породы рыб, назначенной сверху по плану…

 

А что за рейс, когда ни лова и ни «пая»,

И что за труд, когда ни дела и ни денег?

Стремясь к вершине, ни на миг не забываем,

Что нет у моря к восхождению ступенек

 

Наш распорядок дня по рындам и по склянкам,

Мы делим рейс наш исключительно «по баням»,

Идём к Медвежке, на Копытовскую банку,

Летим к мечте, а не обиженно табаним

 

А на Копытовке совсем другое дело!

«Клыкач»* гужует, будто спал какой-то морок,

И всей команде сразу вновь захорошело,

Мы трал сейчас поднимем тонн на сорок!

 

Гудит лебёдка, ваера хрустят натужно,

И чайки-глупыши намерены оспорить

Что это им, не нам, «рогатым», срочно нужно,

Кружить над синим Баренцевым морем

 

Ещё чуть-чуть и топенантами по слипу

Мешок наш траловый, до палубы скользя,

Покажет птичкам, что им можно, что нельзя,

Согласно ГОСТА, меркантильности и СНИПа

 

Но незадача - «KISTWAKT» нас настиг -

Корвет норвежской береговой охраны,

Явился Один* нам не поздно и не рано,

А только в этот, незабвенный миг!

 

У нас аврал: брикеты за борт, лов насмарку!

Мы топим трал и срочно рубим ваера,

Их вертолёт завис и мчатся катера,

Прощай, рыбалка, но мы чётко держим марку!

 

Кто знал тогда про прозвище «совок»,

Кто знал, что не повешен был Иуда,

Я был советским, да, но и отсюда,

Я б разглядеть предателя не смог

 

Тогда мы были все одной страною:

Менгрел, эстонец, русский и грузин,

Но взял и кто-то выплеснул бензин

В огонь, свою вздымая параною

 

Валерка, наш «сварной», по партам жарил,

Шкворчал, в огне сгорая, электрод,

Зловеще трос кудрявился и вот,

Один из ваеров, как хлыст, ударил!

 

Трос об фальшборт ударил и обмяк,

За ним другой в мгновенье ока лопнул,

И вскоре вниз концы скользнули оба,

Об слип металлом лопнувшим скребя

 

*- «KISTWAKT» - W-320 - норвежский фрегат береговой охраны (200 мильная зона лова)

*- «Клыкач» - Разновидность морского окуня, * Один – сканд. Бог войны

 

Струёй кильватерной мешок был сбит,

Винтами вспененный назад отброшен,

Трал погибал в волнах, как кит,

«Рогатый*», думай о хорошем!»

 

Потом тянулись ожидания часы,

Наш «Жигулёвск» валялся в дрейфе,

И были червой биты трефы,

Когда качнулись точные весы

 

Пытались мы бежать, наш пароход дал трёпу,

Наивности, увы, крестям не занимать,

Тому, кто впал в цейтнот, свою подставив …опу,

Нет шансов от норвежцев убежать

 

Ракета третья -«стоп» и «главный» наш заглушен,

Спустилась тишина, но слышал я –«не дрейфь»!

Нам незачем кричать «спасите наши души»,

Наш пароход опять свалился в дрейф

 

Вопрос решён был быстро, их шустрый геликтоптер

В три счёта горемычных нас настиг,

С их борта был сигнал, нас в розницу и оптом,

Судьба вдруг в миг зачислила в растриг

 

Над нами геликоптер их завис,

Спецназ, как ангелы, спустился с неба,

В момент смешались верх и низ,

Спекталь был сыгран НАТО на потребу

 

Я чувствовал как встарь знакомую движуху,

Фантазии рождались в целебной тишине,

Из двух альтернатив я снова выбрал пруху,

Инструкциям простым внимая в вышине

 

Инструкции гласили: «Не суетись, касатик!

Даёт тебе судьба свой предпоследний шанс!

Сверхсрочную просрав, будь острожен! Кстати..

На что ты ухайдокал свой дембельский аванс?

 

На водку? На друзей? На вечера с гитарой?

На тщетные сиденья под выцветшей Луной?

Как пули пролетят твои года в угаре,

Призвание промчится стороной»!

 

Намёков я не понял, я был в плену иллюзий,

Наш ржавый «Жигулёвск» качался на волнах,

А я сидел в каюте и обращался к музе,

Ища особый смысл в прочитанных словах

 

У кошки девять жизней, а, значит, девять шансов,

У человека жизнь, увы, всего одна,

Моя давно сплелась «верёвочкой» из танца,

Сейчас она была, как море, холодна

 

* - Так назывались в советское время матросы (рыбаки) в Траловом Флоте

 

Наш экипаж давно томился ожиданьем,

И вот уже крадётся по переборкам слух,

«Теперь, как браконьер, за всё заплатит «Ваня»,

Ишак или Эмир - одно из двух?»

 

Нас за «ноздрю» в конце норвежцы брать не стали,

Да, и куда теперь могли мы убежать,

Четырнадцать узлов нас не спасут, едва ли,

Получится нам натовцев дожать

 

Болванкой влепят в борт и поминай как звали!

Советский наш Союз давно уже не тот,

Которого боялись и чли и уважали,

Теперь наш за джинсой охотится народ

 

Кто рыбку не рыбачит, тот рыбку и не ест,

Не ведает нирваны томной неги,

Теперь мы знали: нас ведут в Норвегию,

В какой-то там во фьорде – Хаммерфест

 

По меркам путешествий, был переход недолгим,

Мы чапали за «Киствактом», насупленно дрожа,

Нас разделяла вспененная водная межа,

Как жизнь и смерть у Сталинграда Волга…

 

Дебют неважным был, на смену миттельшпиль

Разыгран был судьбой и я вполне был счастлив,

Что я уже не рвусь от бед своих на части,

Что путь мой стал длинней теперь на сотни миль

 

Свои не лишне знать все альфы и омеги,

Когда наступит срок, когда придёт черёд,

Меня уже сейчас звала к себе Норвегия,

Я шёл всегда глубинами, а не пытался вброд

 

Но я не мог понять, зачем даны мне свыше,

Такие непонятные и странные ходы,

Жаль, бог меня сейчас воочию не слышит,

В двух метрах от поверженной беды

 

Был Хаммерфест хорош в свеченьи весь и в красках

И пирс его сверкал стерильной чистотой,

А я, как пилигрим, вновь спрятавшись под маской,

В Норвегию расхристанным причалил на постой

 

Сравнением сильны желающие видеть,

Смирением сильны, кто про себя узнал,

Навряд ли нас сочли в родном советском МИДе

За тех, кто никого вовек не предавал

 

Но Родина не блажь, как ни ярка чужбина,

Был Хаммерфест хорош, но дом куда родней,

Кто знает, для чего свои готовим спины,

Горбатым быть всегда, иль с крыльями на ней?

 

В плену мы весь апрель стояли у причала,

Я испытал в своей душе культурный шок,

Другой своей души я в Мурманске не чаял,

Но неспроста ж утоп наш траловый мешок?

 

Я до сих пор так жил, что не искал в приметах

Ни выгоды, ни мистики, ни качества вранья,

Но верил я всегда в ту песню, что не спета,

Предания душевные о юности храня

 

И вот он, Хаммерфест - очередное чудо!

Ни визою, ни ризою, а случаем храним,

Мне словно крылья дал, сойдя из ниоткуда

Небесный мой хранитель, дружище херувим!

 

Я был самим собой, учить меня не надо,

Мне нужен был улёт, отнюдь не пьедестал,

И вновь в меня врагов летели эскапады

За то, что я себя ценить не перестал

 

Вернулся я домой, как случай не старался,

Я отступил назад, а мог идти вперёд,

Я вроде бы там был, а взял и не остался,

Идя теперь вперёд спиной наоборот

 

Я мог тогда уйти, я был ничем не связан,

Не числилось за мной бессовестных долгов,

Но струсил я опять, за что и был наказан

Привязанностью адскою подслащенных оков

 

И вновь текла мура с ошибками и порчей,

И вновь я бился в стену, в кровь расшибая лоб,

И вновь мои огнём пылали дни и ночи,

Счастливый шанс использовал я что б

 

Мне где искать его, я отвергал все цели

И в небе кроме туч не видел ни хрена,

Где вы мои спасительные мели,

Где омут, где печаль расстворена?

 

Печален был итог, судьба играла фугу,

Подрался в кабаке и прощевай, Тралфлот!

Мне вместо Хаммерфеста пятый угол

Предложен был, я принят в оборот

 

Я мчал во весь опор, где много, а где мало

С души моей слетали засохшие куски,

И мне опять взахлёб удачи не хватало,

Я вновь опять попал в проклятые тиски

 

Я жил теперь как есть: от фронды и до фронды,

Охотясь на работу, как тот бушмен на львов,

Но вот она беда, побед на личном фронте

Себе я не снискал - ау, любовь?

 

Давно не пил медов я из старинных кубков,

Я не вписался в жизнь бичом на берегу,

Я потому ещё не сдвинулся рассудком,

Что мысль о риске в сердце берегу

 

Искал за метром метр я тот свой пятый угол,

И счастлив был, ей-ей, когда его нашёл,

Мои погасли тлеющие угли,

И это было правда хорошо

 

Одним нужна соха, что б вдруг поверить в счастье,

Другим нужна семья, что б те нашли свой кров,

Но неспроста в наш быт врывается ненастье,

И неспроста тоской течёт из раны кровь

 

Я веровал как жил и я любил как верил,

Казалось иногда, что вовсе и не жил,

Менял я дни подчас на странные недели,

Себя, других обманывал, грешил

 

И стала жизнь моя запутанною леской,

И стала жизнь моя цепляться за крючки,

Всё бросить, всё послать, резон был очень веский

Семь футов вам под килем, морячки!

 

Наш быт советский плыл, вибрировал нестойко,

Посыпалась мораль, за ней советский строй,

И вот в конце концов, дождались «перестройки»

Стада баранов, шедших на убой!

 

Чуть было не соврал, что следом шёл за массой,

Не я был захопёрщиком по редкой смене вех,

Не вышел я ни блеяньем, ни первоклассным мясом,

Чем ценен был мой статус – только мех?

 

И тут я был не прав, когда бывают правы

Волшебники, старатели, придурки и ворьё,

Когда все шли налево, я почему-то плыл направо,

Свистульку покупая за старьё?

 

Но если захотеть, то мир понять не сложно

Мир праведный, мир скаредный, мир хрен его дери,

Я был всегда и есть простой заложник

Дорожки от окна и до двери

 

И вот, Союз накрылся, не я его прикончил.

Мир алчный, мир простуженный, мир в сущности пустой,

Меня лишая прежних полномочий,

Он упрекал за творческий простой

 

Где конь мой вороной? Где муза? Где удача?

Где скорость? Где движение? Где радости полёт?

Я очутился там, где ничего не значит

Процесс, а только ненависть растёт

 

Остались две субстанции: душа и жидкий ладан,

Чего душа желала бы, того не мог ей дать,

Чего я предлагаю ей, то ей, увы, не надо

Моей душе сговорчивой не стать

 

Девятку и восьмёрку моя судьба вписала

В мой заграничный паспорт, я улетел на Юг,

Судьба меня как искони спасала,

Давая в руки тяжеленный плуг

 

Я был уже женат, любовью опоясан,

Однажды мне красавица жена

Напомнила, что значит жить напрасно

В том месте, где мечта обнажена

 

Кто помнит, тот поймёт моих идей изыски,

Как «милы» «девяностые» нам были той порой,

С бюджетною классической дырой,

Мы не могли покрыть растущих рисков

 

В стране гулял повальный бандитизм,

Я помню, жизнь не стоила копейки,

Рядился постсоветский нигилизм

В нарядный образ вшивой канарейки

 

С рожденьем дочки я моря забросил,

Считал, что я был вынужден уйти,

Не одолеть и четверти пути,

Когда меняешь рожь на рис и просо

 

Мы улетали в Грецию с концами.

Какая горькая ирония в словах!

Как не отдав швартов, решайте сами,

Плыть за моря с обидой в головах?

 

Но выбор сделан был не понарошку,

И не случайно куплен на Запад был билет,

Что было раньше, то того уж нет,

Давай, извозчик, трогай понемножку!

 

Нам Греция явилась чудным чудом,

Здесь я использую не патоку, не лесть,

Нам повезло в дерьмо опять не влезть,

Так как дефолт уже смердил повсюду

 

Не пригодился дома, ну и ладно!

Кто ведает, как сложатся дела,

Зато теперь я чту свою Элладу,

Страну, что шанс на счастье мне дала,

 

К её ногам приполз я волком битым,

Убитым, но не сломленным от драк,

Судьба мужская тонкая, как сито,

Отсеянным окажется слабак,

 

Я, как рефрен, в забористой частушке,

Я, как стакан, с водярой до краёв,

В Элладе часто русскую кукушку

Дух затаив, расслышать был готов,

 

Я жил, трудился, радовался мне, ведь,

Бывало слишком горько иногда,

Что не в Москве, в Афинах тридцать девять

Мне насчитала серая года,

 

Я жил в Элладе, погрузившись в морок,

На берег часто к морю приходя,

Кукушка мне прибавила и в сорок,

Вдали ещё мне грезилась ладья,

 

И я глаза руками растирая,

Напрасно вдаль смотрел за горизонт,

А моря лик, остатки черт вбирая,

Мне словно намекал: - "безмолвен он"..

 

Что делать было - в тяжкие бросался!

По барам лазил, дрался и кутил,

В себя придти пытался, вновь срывался,

Но не пропил Россию, не пропил!

 

О, сколько было метров в тех дорогах,

Которые я вдоль исколесил!

Не Константином был Палеологом,

Я был российским парнем что есть сил!

 

А сил тогда на многое хватало,

Любить жену, воспитывать детей,

Но вот чего всегда мне было мало -

В Элладе райской Родины моей!

 

Но всё равно, что было то и было,

Я свой, как камень, выбросил упрёк,

Эллада не убила, не любила,

И в том мне тоже горький был урок

 

Я не был ни Гераклом, ни Персеем,

И обходясь без Нити Ариадны,

Прикидывал, что можно, что не надо,

Ведь очевидно, жнём мы то, что сеем

 

Везеньем было жить в стране богатых,

Везеньем было жить бескрайним морем,

Везеньем было помнить, что когда-то

Ты был простым творцом своих историй

 

Всегда везёт лишь тем, кто что-то возит,

Кто семь потов готов пролить над плугом,

Кто предпочёл однажды лес навозу,

И с горлинкой был рад летать над лугом

 

Я в Греции с душой не расставался,

Но власть она и в Греции, как дышло,

Я рвался, я трудился, я старался,

Но ничего из этого не вышло

 

Не вышло что, решить вопросы с «Видом»*?

Пропал я в чём, что знаков не заметил?

Мне за себя в Элладе не обидно,

Я знал, что мне спасибо скажут дети

 

Три года пролетели, словно миг

И я в мечтах продвинулся за дали,

Не важно, что меня мой рок настиг,

Когда я мчал вперёд, крутя педали

 

И тут мой механизм почти сломался,

Был депортирован в Болгарию я вскоре,

Летел я вниз, забыв про штиль и галсы,

Прощай, Эллада, эллины и море!

 

Меня из Греции вышвыривали ночью,

Что б не успел никто придти на помощь,

И эта ночь в Афинах пикала заточьем,

Как будто был я не Андрон, а словно овощ

 

Нас из Салоников потом грузили в поезд,

И ночь морозная нас грызла до Софии,

Ой, неспроста в груди прищемленное ноет

Моё сердечко в сизой аритмии

 

Я был без денег и, увы, почти раздетый,

Я был унижен, был растоптан и подавлен,

Я был без курева, без хавки, без билета,

Попасть в Москву мне не мечталось и подавно

 

Но фарт идёт, когда твой стержень не повержен,

И повезёт тому, кто сам себе извозчик,

Проблемы новые, а выходы всё те же,

Я знаю утро наступает после ночи

 

Билет на поезд стоил семь десятков баксов,

Билет к разгромленным мечтам куда дороже,

Звучал в ушах моих декабрь унылым саксом,

Я был из рая снова изгнанным, о, боже!

 

Но кто поможет мне, упавшему с карниза,

Я достоин был простого сотраданья,

Я был раздавлен между куполом и низом,

Я стал рабом у сбитого дыханья

 

Мне двести баксов были поданы с подноса,

Я шёл по городу, никем не узнаваем,

Имея ум, мы остаёмся часто с носом,

А потому что бога быстро забываем

 

* - «Вид» - Вид На Жительство

 

Потом Румыния была и Украина…

Потом Москва была в прикиде безнадёги,

Декабрь, декабрь, замёрзшая малина,

Одень в снега мои простуженные ноги!

 

И, может быть, сумею я согреться

От тихих слов твоих, от водки и от чая,

Зачем меня метель метёт из греций,

Как будто дел моих совсем не замечает

 

Ты мне скажи тогда, что мир захлопнет двери,

Что от меня почти все люди отвернутся,

Я б не поверил, нет, я б не поверил,

Что он настолько немощный и куцый!

 

Но это было, знаю, люди, было,

Мороз по коже и калёное железо!

Знать, неспроста в Софии сердце моё ныло,

Свой крест в пути примеривать полезно

 

Был из Эллады депортирован я в зиму,

За тройку лет совсем остался я без башен,

Меня гнобил теперь морозный русский климат,

Я замерзал зимой с душою нараспашку

 

Мороз сочился через раны к миокарду,

Что перед праздником Миллениум затеял?

Игра не клеилась ни в карты и ни в нарды,

Московский снежный мой перрон, скажи мне, где я?

 

Перрон молчит и лишь морозец поджимает,

Я здесь чужак и декорации чужие,

Мороз в России не простой он, верно, знает,

Кто в жизни с тонкою кишкой, а кто двужильный

 

И я не знаю, я от рук совсем отбился,

Я за границей стал расслаблено-вальяжным,

Одно скажу, что мне такой расклад не снился,

Что я из лета сразу в снег нырну однажды

 

И снова шок! Я от эоловых кадансов

Вдруг перешёл опять к простуженному хрипу,

Я от эстетики и лирики романса,

Вдруг перешёл опять к расстроенному скрипу

 

Пошёл отсчёт (а я не знал) к самоподрыву,

Взведённый таймер вёл отсчёт последним милям,

Бесшумно рушились мечты мои с обрыва,

В своём привычном хитро выдуманном стиле

 

Я был убит второго января…

Банально, безыскусно, без намёка.

Но я не Леннон и жена моя не Йоко,

И Новый Год ещё не скинул свой наряд…

 

С десяток лет я не платил в стране налоги,

И в том моей не значилось вины,

Я в гибели своей без аналогий

Увидел вдруг и смерть своей страны

 

Не этой, не сегодняшней, не праздной,

Кочующей с исписанных страниц,

Моя страна была теперь не «красной»,

А пред вражиной падающей ниц

 

А тут какой-то парень – прах да пепел,

Он не был миллионами храним,

Забывший отделять зерно от плевел,

Был немощен, не понят и гоним

 

Я был убит второго января,

Когда наивному дитя казалось,

Что мне взмахнуть крылом осталось

И – здравствуй, новая заря!

 

Но не зари ни полдня,

Не видел столько лет,

Мой был в хитон из молний

Скелет одет…

 

Никто не верил, что я виживу, никто!

Да я и сам порой в себя не верил,

Я скорбный тракт шагами мерил,

Но это было всё не то…

 

Как вырваться, души не ранив,

Из цепких депрессивных лап,

Дыра в кармане, как покой в нирване,

Топор на плахе – эскулап?

 

Нумерологией событий я не был страстно одержим,

Мне лямка дней вгрызалась в плечи,

Мой эскулап меня не лечит,

Но слышу я: «Смени режим!»

 

Легко сказать… Кружили тени

Уже над памятью моей,

Сорокалетний неврастеник,

Как частокол из мёртвых дней…

 

Я вспоминал о русской тройке,

Мой чах природный оптимизм,

Я жил практически на стройках,

Спускаясь в ад всё дальше вниз

 

«Сменить режим» не представлялось,

Не обрубив опять концов,

Шагренью жизнь моя сжималась,

Но где кащеево яйцо?

 

Судить по чесноку - я здесь не нужен!

Судить по чесноку - я здешним враг,

Но мне пора, становится всё уже

Тропа, бежать из лагеря пора!

 

Мой глаз устал от вышек и заборов,

Душе наскучил отработанный эрзац,

Надеюсь, что закончу очень скоро

Я этот свой печальнейший абзац

 

Стоял одной ногой в могиле,

Молиться о прощении устал,

Я улетал на русском «Иле»

На Кипр, мой звёздный час настал

 

Я улетал, на всё забив,

Я забывал про день вчерашний,

Был безыскусен и неряшлив

Той песни плачущей мотив

 

В меня стрелял аэропорт

Своими грустными глазами,

Я им растрелян был в упор,

Мои к чертям катились сани

 

На Кипр летел я в неизвестность,

Вновь игнорируя табу,

Я вновь на лодочке гребу

Туда, где мыслям смелым тесно

 

Я улетал, я плыл, я грёб,

В догадках путаясь бессильно,

И я напрасно морщил лоб,

Меня не вспомнила Россия

 

Мне эти были не впервой

Прощальных трапов восхожденья,

Я, не подлец и не герой,

Ослаб без щучьего веленья

 

Я за границу улетал,

Хотя и был бескрылой птицей,

С пустой душой, как зверь безлицый,

Я прятал свой лица оскал

 

Страна не помнила меня,

Она меня совсем забыла,

Среди торговцев и менял

Мне чересчур здесь тошно было

 

Но однобок и одноок,

Мой мир копейкою катился,

Тонул я в водке, но не спился,

Хотел я выжить, но не смог…

 

Мой мир стеклянный был разбит,

Он был почти что уничтожен,

Осталось что - винтовки ложе?

Сыграть свой ферзевый гамбит?

 

Я, улетая, улетал,

И не хотел себе признаться,

Что этот мир великий мал,

И ты уходишь, что б остаться

 

Я улетал, краёв не видя,

Россия... ей не до меня,

И я тонул в своей обиде,

В той нелюбви себя виня

 

Я улетал и был мой сон

Как пробужденье перманентен,

И был оправданным резон

В конкретно взятом мной моменте

 

И до чего ж момент был прост,

Я, улетая, умираю…

Я за собой сжигаю мост

И в этом пламени сгораю

 

О, Кипр! Как кущи рая в лихолетье,

Меня тепло ты обнял и простил,

И мой воскресший труп, заметьте,

Восстал над безразличием могил!

 

И спал накал и смолкли споры,

Автобус в Ларнаку летел,

Мой дом – отель «Элеонора»,

Восполнил в прописи пробел

 

Отсыпь мне дней счастливых меру,

Мне много ль надо – бинт и йод,

Кричу я Кипру «КалИ мЭра»*!

А Кипр смеётся и поёт!

 

Он на меня похож по жизни,

Не от себя сейчас бегу,

Весь в синяках, в крови и в слизи,

Оксюморон на берегу…

 

* - «Кали мэра» - греч- Доброе утро!

 

Мне по душе простые вещи:

Покой, смиренье и печаль,

У ног моих волною плещет

Морская синь, морская даль

 

И пусть ничто не минет мимо,

Ни боль, ни радость, ни сомненья,

Я здесь, уверен, излечимы,

Больные нонсенсом мгновенья

 

Три дня на смерть и – жить по-новой,

В не тесном мире островов,

А за спиной гигантский ров,

В аллегоричном смысле слова

 

Две тыщи третий, пятое, октябрь….

Там где-то Сирия стоит, Израиль,

А я на берегу сижу, изранен,

В морскую вглядываюсь хмарь

 

Три дня пройдёт и я опять воскресну,

Готовый жить и верить вновь,

Я буду с ленью драться в кровь,

Пока дышу, пока не тресну

 

Работу сразу я нашёл, и кров и офис,

Мечтать на Родине об этом не моги,

Теперь всегда вставал я с той ноги,

И был в своей работе профи

 

Наш магазин стоял на улице ФилИрас,

Перпендикулярно ей Медуза шла,

Моей теперь и музою и лирой

Вся жизнь была

 

Работодатель мой был антиквар,

Известный киприот Теодулакис,

Уже не молод был, но и не стар,

А сокращённо – Лакис

 

Вся их семья, от мала до велика,

Тащила бизнес на себе,

Почти полгода нам с небес

Рукой махала греческая Ника

 

Мы были как одна семья, родней гораздо,

Работали на равных, всем забот хватало,

Трёхтонка их, фургончик «Мазда»,

По острову гружёная летала

 

А вместе с ней и я весь Кипр исколесил,

Был в Корносе, в Левкаре, в Менеу,

Проблем в упор не видел я, ау,

Кричал я им, что было сил

 

Полгода райской жизни на Земле,

Я даже сомневаться стал: «А было ль горе»?

Кругом лифтА*, вино и море,

И что есть рай и что есть тлен?

 

Но март пришёл - две тысячи четвёртый!

Меня врасплох застала CID*

Когда наивно я крутил отвёрткой,

Глупца меня глупее не найти…

 

Меня арестовали прямо на работе,

Когда я тихо мебель починял,

«Полундра, матросня! Аврал!

Где мой спательный жилет и плотик!»

 

Увы, мой друг, я был опять пленён

Лихою скверной,

Сгорела Летопись Времён?

Наверно.

 

Был «воронок» опять – роскошный джип-пикап,

Был принят я красиво, без помарок,

«Браслеты» на запястьях -гандикап

В подарок!

 

Я в этот раз переживал не сильно -

Имел богатый опыт за спиной,

Пусть мне сама расскажет Никосия,

Кто был тому виной

 

Сначала «Блок» был «пять», потом «восьмёрка»,

Сидел в СИЗО я ровно, не пылил,

А сам радел, что было сил,

Что б избежать возможных «тёрок»

 

Похож наш был острог на древний Ковчег,

Но только контингент чуть-чуть иной,

И вряд ли б нас к себе приблизил Ной,

Ной не приблизил бы, а Отче?

 

Господь мой помнил обо мне, ведь я смирился,

Я не был киллером, развратником, скопцом,

Я был в семье своей и мужем и отцом,

Молился иногда, и всё ж молился

 

Мне тесно было в ней, я лез из кожи,

Но есть опасность вместе с кожей потерять

Чувствительность и не успеть понять,

Что ты помочь себе уже ничем не можешь…

 

Не смог и я, присел. В вертепе дел моя крутилась проза,

Но помнил я о мартовских снегах,

Но помнил я о мартовских морозах,

Как будто сам давно я числился в бегах

 

* - ЛифтА – греч- Деньги, наличность

 

В тюрьме я был известен, как зогрАфос*,

За «подогрев» картинки рисовал,

Тюрьма строга была - но не лесоповал,

Я рисовал зека, отбросив пафос

 

Кто кофе нёс, кто чай, кто сигареты,

Я пополнял старательно «общак»,

Но по концовке вышло всё не так,

Где воли нет, там счастья нету

 

А время шло, я месяц разменял;

В период этот был на суде два раза,

Признаюсь честно, что не сразу

Я что к чему отфильтровал

 

Теперь сидел я вдумчиво, не гнался

Как полоумный за бедой,

Пока я был под крышей и с едой,

Я человеком назывался

 

А это было главное сейчас - не накосячить!

Депорт из Греции я помнил, не забыл,

Во мне волчара битый выл,

Не мог я поступить иначе

 

Но если думаешь, судьбу не учишь,

Мозгами свежими вникаешь вдаль,

Не орден, так хотя б медаль,

Ты обязательно получишь

 

Я был по-прежнему ипОдикос* в СИЗО,

Меня «блатные» часто поучали,

Мол, светит тебе года два печали,

Увы, нога попала в колесо!

 

Колёс не счесть, всё верно,

Фортуны колесо, иль паровой каток,

Не суетился я и по концовке смог

Спастись, за что и рад был ей безмерно

 

Мы жили в камерах по двое человек,

Где в каждой «хате» нет дверей, а автомат-решётка,

Наш беличий по кругу бег

Был скрашен жизни виденьем нечётким

 

Сосед мой, Николай, был тёртый зек

По зонам «чёрным»

Он коротал всегда свой зекский век

Травой без дёрна

 

*- «ЗогрАфос – греч- художник

*- «ИпОдикос» - (греч) - Подозреваемый

 

Я говорю ему: - Я выйду, Николай!

А он: - Да, брось ты!

Куда ты без двора и без кола,

Скелет, да кости?

 

Отсюда на свободу не косись!

Меня послушай!

Не выйдешь стопудово! Примирись

С судьбою лучше!

 

Не веришь и не надо: - думал я,

В сон убегая,

Я засыпал, предвиденье моля

Коня стегая

 

Мы с Николаем были двое русаков,

На сотню иноземных урок,

Полно здесь греков было, турок,

Хватало всем земных оков

 

В тюрьме обычный виден декаданс,

И часто явь здесь призрачней, чем бред,

Похож на когнитивный диссонанс,

Смотрящим был у турок сам Ахмед

 

Наш «Блок» от зоны отличался многим:

Но тем и хороша была свобода,

Что за отсутствием её, кусочек небосвода

К нам опускался во дворе, безногим

 

Так вот Ахмед был ключником у нас,

Дверь отпирал, когда была прогулка,

И вот тогда в груди стучало сердце гулко,

И это был почти экстаз!

 

У нас порядки были жёстче.., дисциплина,

А в зоне жили те, кому дан срок.

И тут почти бессильна медицина,

Когда даёшь ты времени зарок

 

На Кипре по закону так:

Тебя, к примеру, взяли и закрыли,

Есть восемь суток у тебя, лети на крыльях,

Но будешь депортирован, чудак!

 

Без денег? Как когда-то из Афин?

Нет, дудки!Я на это не согласен!

Подследственный тогда он и опасен,

Когда вбивает между клин

 

Но между чем? Искал я способ,

Как обстановку разрядить,

Есть Высший Суд, не им меня судить,

Я знал, есть у меня и путь и посох

 

На первом заседании в суде

Я от депорта отказался,

И суд учёл мои слова - я вновь остался

В тюрьме, в условной временной узде

 

Я почему так поступил,

Я время выиграть хотел,

Терпенье- избранных удел,

Терпи, моряк, по мере сил!

 

Пока сидел, решал задачки,

Но был зографос я в тюрьме,

Что находилось, то имел,

Без снисхожденья и подачек

 

В один из дней пришёл мне фарт,

Заказ от грека, клептомана*,

Был риск кидалова, обмана,

А на дворе резвился март

 

Верней, финал его я видел,

Два декастирио* прошли,

Я за арест был не в обиде –

Кажись, мне денежки нашлись!

 

Я впервый раз решил рискнуть

И говорю ему: - Георго!

К чему ужимки все и торги!

Плати монетой мне и - в путь!

 

О, чудеса! Он согласился!

Он согласился, милый Карл!

Был день весенний полон чар,

А я не пил и не постился!

 

Конечно, мне на руки он деньги дать не мог,

Но у меня есть карточка тюремная, там счёт,

Он обещал мне (коль не врёт),

Что деньги скоро будут, видит Бог!

 

Я сделал с фото копию его детей,

Использовав двенадцатый формат,

Георго мне поведал без затей,

Что очень, очень, очень рад!

 

Но…Попросил ещё портрет себя,

Вживую, так сказать, портрет с натуры,

Штык молодец, а пуля – дура!

Я согласился, грудь рукой скребя

 

* - «Декастирио – греч – Суд, судебное разбирательство

* - «Клептоман – греч- Вор

 

Блеф бесконечным быть не может,

Всегда вскрывается обман,

Мы с ним в тюрьме, увы, прохожие,

Я –калитЕхнис*, он- клептоман

 

О, если б знал я, что такое чудо,

Его физический состав!

Но если ты по жизни прав,

Оно случается, гад буду!

 

Тюрьма –тюрьма, не санаторий!

Набрался духа и- молись,

Твой глас тогда взовьётся ввысь,

Когда он слышен в общем оре

 

Была накатанной стезя,

Она по дням моим катилась,

О чём мечтал, мечта и сбылась,

Лучом по облаку скользя

 

Но предысторией тому

Был инцидент весьма нехилый,

В стремнине времени тону

Вдруг вижу – конь стоит мой милый!

 

Короче, был у нас косяк:

Один украл, другой подрался,

Я как быть тихим не старался,

А угодил опять впросак

 

У нас начальство поменялось

(Я вспоминаю полк в Биджане)

Пошли наезды, мне казалось,

Что уязвим я в том же плане

 

Наезд был очень узнаваем,

Что апеллировать к закону,

Когда тебя собачьим лаем

Ведут к фатальному загону

 

Возможно, был я по наводке

От Николая отодвинут,

Я течь в своей увидел лодке,

Но я держать старался мину

 

Наш надзиратель, ХаралАмбос,

Был неуступчив: - Парень, в карцер!

Мне в полный рост светила амба,

Я словно стал афонским старцем

 

Скатав матрас с подушкой вместе,

Я попрощался с Николаем,

Но я всегда дурные вести

За новый вызов принимаю

 

* - КалитЕхнис – греч – Артист, мастер своего дела, профи

 

Блатные мне пророчили два года,

А мой сиделец, Николай…

Короче…Ты как нос не задирай,

А суд на Кипре, как погода!

 

Остаток дня промаялся я в клетке,

Три метра от окна и до двери,

Но как мудрец заметил метко:

Коль, хочешь жить достойно, то умри!

 

Я умереть не умер, но был тих,

Как тот кошак, что был за лень наказан,

А, в сущности, весь день был пальцем смазан,

Мой в штиль низвергнут снова бриг

 

Я горд был тем, что мне себя не жалко,

Ахмед, когда спускался в наш подвал,

Мне про тайник поведал и сказал,

Что там полпачки сигарет и зажигалка

 

Тайник был в ножке у стола,

И только в этой камере!!!

Табак, как к чаю пастила,

Не бритты мы, не амеры!

 

Лежал я на матрасе и курил,

Глядел, сопя, в окно, на «решку»,

Я жизнь свою рисковую любил,

Я крепким был орешком

 

Ночь проползла ли, пролетела,

Проснулся я и слышу стук,

Дверь открывается и вдруг….

«Эси АндрЕас, россос*? Элла!»

 

Мой надзиратель был спокоен,

В одной руке держал поднос,

На нём мой завтрак он принёс,

Нас было в карцере лишь двое

 

Он мне сказал: - Сегодня суд!

Ешь поскорей и собирайся!

Короче, парень, постарайся,

Закончить всё за пять минут!

 

Мне был опять назначен верой

Экзамен радостного дня,

Я превратился вновь в химеру

Из волка, ветра и коня!

 

Свою в тюрьме последнюю неделю,

Весенний месяц что-то ворожил,

За что я так понравился апрелю,

В меня он всю любовь свою вложил?

 

* - Россос –греч- Русский

 

Две тысячи четвёртый, два-четыре..,

Ведь на дворе не слышится капель,

Я словно выжил в параллельном мире,

Где правит всем единственный – апрель!

 

Совпали на кону четыре цифры,

Две цифры «два», «четвёрки» и апрель,

Совпали дни, мелодии и шифры,

Совпали воздух, сон и птичья трель!

 

Совпало всё в одном несовпаденьи,

Как совпадают вместе век и миг,

Как совпадают разные мгновенья,

Как предложенья, взятые из книг

 

И я сложился весь, как пазл,

И весь мой день конём сложился,

И я ни чуть не удивился,

Что смог проникнуть в этот паз

 

Тот паз, как щёлочка, смешон;

В нём солнца визг и моря брызги,

Мой суд четвёртый был как сон,

“Good luck, Andreas, take it easy!”

 

Сначала было всё в напряг,

Судья страницами шуршала,

А после долго оглашала,

Моей судьбы скупой голяк

 

О, да, я не был нуворишем,

И, в общем, я пришёл с Востока!

Здесь все притензии излишни

И нет мне в суть вгрызаться проку

 

Две стороны одной медали –

Провал немыслимый и взлет,

Одни мне «зону» обещали,

А кто-то куш мне положил на счёт

 

Мои квесты* не подтвердились,

Мне Йоргос деньги перевёл,

«Блатные» сразу загрустили

А я подумал: «Вот он, гол»!

 

Бывает шанс счастливый, нет ли,

О том вольны судачить те лишь,

Кого морили в чёрном теле,

Но выживаешь, если веришь

 

Я верил тоже, без напраслин

Старался жизнь свою продолжить,

Я с миром был единой расы,

Кому-то предан был и должен

 

Вот жизнь со мною и носилась,

Как чемодан я был без ручки,

И мне подчас давало силы,

Отнюдь не то, что было лучше

 

Везло мне там, где не мечталось,

И был я тем, кем вовсе не был,

Мне жизнь прожить свою осталось,

Последней птицей в зимнем небе

 

Жизнь по накатанной катила,

Она меня сберечь смогла,

Я был весь сделан из винила,

А в сердце вставлена игла

 

Водил я с детства дружбу с музой,

Мелками песни рисовал,

Я сделан был из лёгких музык,

Я как дитя был - прост и мал

 

Вчера мне карцером грозили,

И вот сегодня суд идёт,

Я буду либо срезан влёт,

А, может, снова бриг и мили?

 

Стучало сердце под рубашкой,

А я стоял ни жив ни мёртв,

И вот знакомая отмашка –

Я снова чёрту нос утёр!

 

Свершилось чудо, поелику,

Я был по жизни тихерос (счастливчик),

В мгновенье ока снят вопрос -

Судья мне предложила выкуп!

 

Отета, да! Ну, как тут не расплыться

В улыбке глупой и смешной,

Я не размахивал мошной,

И я не мог с проекта слиться

 

Я понял, в жизни так бывает,

Одни надменны, те честны,

Но явь рассеялась, а сны

Всё прут и прут, всё прибывают!

 

Я был помилован. Тотчас

Раздался глас средь суеты и шума:

«Готов ли кто-нибудь из вас

Внести за парня эту сумму?»

 

Я словно пал среди снегов,

Вокруг меня кружили знаки,

Но «я» по гречески – «ЭГО»,

Вдруг произнёс Теодулакис!

 

Наручники мне сняли прямо тут же,

Я был свободен, я был чист и пуст,

И я был счастлив, как глагол к тому же,

Который нужен для творящих уст…