Что остаётся мне? Лишь жить в надежде,
Что, может быть, всё будет, так как прежде.
Но изуродован до боли серый взгляд.
И нет и доли правды в моём прежнем смехе,
И в мыслях, как в мобильной связи – хрип, помехи…
И фотоснимок прошлой жизни гневно смят.
Горячие и чувственные раньше мои губы
Теперь жестоки, холодны и, что ужасно, грубы.
Я искусала их от ненависти в кровь.
Глубокой ночью вновь и вновь смотрю кошмары,
Моя судьба мне дарит злобно лишь пожары,
И точно бьёт мне в глаз, не в бровь.
От горя, строю вновь миры - миры тревоги,
Где об меня со злобой вытирают ноги,
Где на лице моём написан мой зыбучий грех.
Где вечно вздрагивая, жду за всё расплаты,
Где всюду ложь, и вместо снега вата,
Где я, глотая слёзы, выдаю фальшивый смех.
Там не слышны церковные торжественные звоны,
Там пенье птиц напоминает стоны,
Там босиком крадусь по битому стеклу,
Там нет глаголов «жить», «любить» , «смеяться»,
Там смысла нет за своё счастье драться,
Там жалко существую, не живу.
А раньше я жила, любила, , бед не знала,
Теперь закрыв глаза, я в страхе жду удара,
Удара нет. А страх живёт во мне.
Но я, пройдя столь длинную и трудную дорогу,
Трясясь от ужаса, смотря лишь на тревогу,
Смогла хотя бы выжить, не сгореть в огне.
Я благодарна. Да, сильнее стала многим,
И пусть мой взгляд стал страшно строгим,
Пусть так и будет. Я перетерплю.
Из памяти не выгнать, всё, что было,
Но всем в глаза я крикну, что забыла.
И с потолка сниму зловещую петлю.