Rouge et Noir * ballade

это было в забытое,

пылью покрытое,

время уставших Пророков и праведных леди, и волнующе рыжих, откровенно бесстыжих,

обречённо бредущих из светского шума и сигарного дыма, опьяневших от славы, фальшивой и липко-плешивой,

безупречно красивых и очень несчастных madammes,

и мелькнувшего солнцем парижского неба

и багетного хлеба и тумана над лондонским кэбом,

где трясётся на кочках дорог дорогой и большой,

не её, а какой-то чужой,

совершенно другой, тёртый днями пути, что за век не пройти,

твёрдо кожаный, грубый и латаный тысячу раз чемодан.

 

что-то Там Наверху не сцепилось,

и жизнь не случилась,

и не постучалась фортуны удача,

и скаредна сдача с купюры бумажной, дающей девчонке бесстрашно отважной une chance

на какую-то сладость

в какую-то радость,

чтоб хотя бы в сторонке от общего счастья

сбежать от ненастья и от сущей напасти,

успеть на карету и проехать по свету,

забраться котёнком на верхнюю полку,

и найти в стоге прелого сена иголку,

вскочить на трамвая подножку изящною ножкой,

схватиться за край рукава, за подол, за "права",

получить свой карт-бланш

на ночной, уходящий последним с перрона без гудков и без стука вагонов,

растворяясь в проулках Вселенной

и несущийся вдаль и к концу неизменно,

дребезжащий заржавленным мокрым дождём горьких девичьих слёз кружевной отставной дилижанс.

 

но Там тоже бывает, что и дверь закрывают,

запирая на ключ,

оставляя лишь форточку в старом скрипучем окне - как в сиреневом дне есть оранжевый луч,

исходящий из туч, освещающий гулко души закоулки, отражаясь в глазах, изгоняющий страх, поселяющий свет, раскрывая ответ,

избавляя от бед, покупая билет в Buckingham на обед, сколько б не было лет, сколько б не было дней,

возвращая Его, чтобы встретиться с Ней,

и меняют уставших в дороге коней, чтоб успел на неё посмотреть

и потом, не жалея себя, умереть,

чтобы снова воскреснуть

из источника пресной и сладчайшей как патоки, горькой как мёд и горячей как стужа, когда ты простужен и немил и ненужен и обезоружен

людским наговором, за спиной разговором и неласковым взором и мудрёным узором зашитого бисером в пояс того, что как не назови,

состоит из острейших и колющих до крови мелких частичек разбитой на тысячи дробных осколков когда-то хрустальной и девственно мудрой в светлом платье венчальном из ручьёв перламутра

ослепительно нежной родной безмятежной и верной и прочной и как только что выпавший снег непорочной Любви.

 

и однажды на стрелках дорог

оступился Пророк,

и упали часы и зарылись в песок,

и зависли слова между букв, между строк, развязав узелок, чтоб успел, чтобы смог, чтобы всё превозмог и дошёл и доехал, и чтобы нашёл, подошёл, подозвал,

чтоб сказал,

что хотел и желал и не спал, и не ждал и не чаял,

растворяясь в отчаянии,

что не мог дотянуться - мечтой прикоснуться,

что боялся проснуться и назад окунуться в океаны тоскливого бурного бурого быта, где карта побита, собака зарыта и дело за давностью сроков закрыто,

но окошко-то всё же внимательным Чудом открыто,

сквозь которое словно парфюм Rouge & Noir аромат de l'histoire лёгким шлейфом втянулся,

и тогда он действительно резко внезапно как будто очнулся,

и слегка обернулся и увидел её, только взглядом коснулся - и весь мир повернулся!!

и тогда он, немного стесняясь, направился к ней,

к той,

что просто была в ожерелье из очень красивых, но очень дешёвых, но безумно красивых и нещадно дешёвых, непонятно откуда нанизанных Кем-то на вечные струны как волшебные руны

ослепительно страстно пылающих светом Той Самой, с которой осколки - что сильнее, чем время, и что глубже, чем море - самых тёплых и самых лучистых счастливой улыбкой абсолютно беЗценных камней.©