НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА!-11
НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА!
Трилогия
Книга первая
ПИСЬМО ПОТОМКАМ
В издательстве мне рукопись вернули.
Редактор хоть и молод был, но строг.
Как следователь, он сидел на стуле,
Вникая в суть моих подсудных строк.
Потом он встал и, голосом играя,
Сказал, как будто вышил по канве:
«Живёте вы в индустриальном крае,
А пишите, простите, о траве.
Отмечу сразу — так сейчас не пишет
И самый начинающий поэт.
Ведь в том, что ветер море трав колышет,
Ни образа, ни мыслей новых нет.
В стихах на пустяках ваш взгляд рассеян.
Нет доменных печей в тени ветвей.
Припомните, что говорил Есенин:
«Воспой поэт, что крепче и живей...»
Сказал редактор. Всё до точки вышил.
И посмотрел задумчиво на дверь.
Я рукопись забрал и с нею вышел,
Увы, в неметаллический апрель.
Весь свет,
священным гневом переполнясь,
Он травами, как я словами, крыл.
И был он ослепительней, чем образ,
О коем мне редактор говорил.
Я шёл по зеленеющей аллее.
Шёл, торопясь за мыслями поспеть:
Мол, печь — она, действительно, живее,
И нет причины, чтоб её не петь.
Мол, печь — она и впрямь травы покрепче,
И не травой сильна сегодня Русь.
Приду домой и сразу же за печи —
Плоды цивилизации возьмусь.
Так думал я. А сердце — сердце ныло:
Увы, стихи о травах не издать.
И я вот с этой думою унылой
Решил письмо потомкам написать.
О том, что трудно в век индустриальный
Пробить стихи о травах и душе,
Что у меня на случай идеальный
И маленькой надежды нет уже.
О том, чтоб знали дальние потомки,
Что по вине стальных редакторов
Писательские полнились котомки
Излишним гулом домен, тракторов.
И что Борис Ефремов, сын России,
На этом индустрийном вираже
Хотел писать о силе индустрии,
А получались песни о душе.
БУМАЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Десять лет и четыре года
Он живёт странной жизнью своей,
Отгороженный от народа
Целой дюжиной плотных дверей.
За серьёзным бумажным делом
Он сидит, тяжело дыша.
И вросла в неподвижное тело
Позабывшая крылья душа.
Лишь под вечер, нарушив порядок,
От бумаги он взгляд оторвёт:
— Это я... Испекла куропаток?
Вот и славно... — И трубку кладёт.
И не вспомнит любитель дичи
Про далёкий родительский дом,
Где без роскоши и величья
Жил он с матерью и отцом...
В шесть пятнадцать на чёрной машине
Он по городу мчит с ветерком,
И шуршат по асфальту шины,
И витрины летят за окном.
И мелькают прохожие возле
В ярком свете витрин и фар,
И сквозь тощие их авоськи
Подметённый блестит тротуар.
ПРО НЕЖНОСТЬ
(Ироническое)
Мы пишем про это, мы пишем про то,
Про знойное лето, про свежесть проток.
Мы пишем про нежность, затылки склоня,
Так к морю уступы
склоняет
скала.
И бьются, как будто о скалы дробясь,
Житейские волны об нежных об нас.
И хочется им после бурь, после вьюг
Кому-нибудь выплеснуть душу свою.
— Нам страшно качать
в своих пенистых лапах
Цветения запах
и тления запах.
Слова о любви
и разнузданность матов,
Разбухшие за день
зады бюрократов.
Трескучие пушки,
игрушки-трещотки,
Свободное небо
и небо в решётке.
Карманы с деньгами,
карманы без денег.
Что делать?
Что делать?
Что делать?
Что делать? —
И мечутся волны, вопросы кляня...
Мы пишем про нежность, затылки склоня.
