МХ-38 (Якубович ещё не знает, что там за слово...)

Якубович ещё не знает, что там за слово.

Я – догадываюсь. Трепещите, тайга и каньон.

Постою, подожду, ветрами разлук обцелован,

и озвучу… А лучше сделаю ход конём.

 

Пять заветных букв, прикрытых пылью от континентов,

на которых ребятам – всем, кроме меня –

удаётся сберечь мечту по принципу суккулента,

протестуют, сжимая пространство и снег черня.

 

До последнего верилось, что этот вафельный смертник –

и амиго, и бро, и самый хренастый кунак.

Лишь сейчас, когда у ограды малина терпнет,

неохотно в конце раскрывается мягкий знак.

 

И дрожит, желваки мои чувствуя, горный выступ.

От меня всем вам сразу кукиш и намасте:

Далай-ламе, экскурсоводу, бульдозеристу…

В предпоследней клеточке открывается Т.

 

Тень ожившего робота свет металлический гасит.

Джомолунгму взрывает с корнем подземный абсцесс.

Хохоча, будто скисло небо, взлетает неясыть

и железным крючком перед Т подключает С.

 

Ни на йоту моя трапеция не провисла.

Мысль вернуть всё, как было, держится в колее.

Невесомее радиации акробатка Алиса

в обновлённой стране чудес обнажает Е.

 

«Остаётся Ж», – подумала бы вакханка,

ради жести такой покинувшая гарем.

Твой сортир с другой стороны!

И сквозь плитку бланка

лужей мяса разжиженного простреливается М.

 

И – считайте, рекламная пауза – разбивается череп

о гончарный круг в районе сектора «приз»,

и кропится Вселенная соком запретного черри,

что ещё при моей продолжительной спячке скис.