Они убивали
Они убивали. Не первый ни год, ни век.
Они убивали привычно, почти не зло.
Они убивали отнюдь не до алых рек.
Они убивали одних, а другим везло.
Они убивали; вокруг; позади; вчера.
Они убивали друг друга и враг врага.
По маленькой и по-крупному шла игра -
Они убивали. За шкуры и за рога,
За земли, за кланы, за родину, за вождя,
За честь то прекрасных дам, то небесных сил -
Они убивали от снега и до дождя...
А он убивал за поэтов, каких любил.
А он убивал за пошлость, за прозу фраз,
За критику от бездушных и за цинизм,
За пыльные чувства на дне не-горящих глаз...
Он тех убивал, кто и так-то стремился вниз.
Он после читал стихи и беззвучно выл
На зыбкие пятна цветных иноземных лун.
Он глаз в темноте искал и в печали стыл,
В немеющих пальцах сжимая костяшки рун.
И, пьяный - не кровью, не мёдом - глухой тоской,
Он падал в кошмары. И снилась ему не смерть.
Не мёртвые звали его за своей чертой -
Живые манили в смешливую круговерть.
Кружили, как бесы, мелькали, сливались в гул,
Плескали вином в лицо, обнажив тела,
Не видя в его руках пистолетных дул,
Цеплялись за край плаща... И спускалась мгла.
И мгла, проникая в дыханье, под веки, в суть,
Давя тишиной и сердце сжимая в ком,
Его убеждала: ну сдайся, прими, забудь...
А он просыпался убить эту мглу в другом.
Они убивали привычно, почти не зло.
Они убивали отнюдь не до алых рек.
Они убивали одних, а другим везло.
Они убивали; вокруг; позади; вчера.
Они убивали друг друга и враг врага.
По маленькой и по-крупному шла игра -
Они убивали. За шкуры и за рога,
За земли, за кланы, за родину, за вождя,
За честь то прекрасных дам, то небесных сил -
Они убивали от снега и до дождя...
А он убивал за поэтов, каких любил.
А он убивал за пошлость, за прозу фраз,
За критику от бездушных и за цинизм,
За пыльные чувства на дне не-горящих глаз...
Он тех убивал, кто и так-то стремился вниз.
Он после читал стихи и беззвучно выл
На зыбкие пятна цветных иноземных лун.
Он глаз в темноте искал и в печали стыл,
В немеющих пальцах сжимая костяшки рун.
И, пьяный - не кровью, не мёдом - глухой тоской,
Он падал в кошмары. И снилась ему не смерть.
Не мёртвые звали его за своей чертой -
Живые манили в смешливую круговерть.
Кружили, как бесы, мелькали, сливались в гул,
Плескали вином в лицо, обнажив тела,
Не видя в его руках пистолетных дул,
Цеплялись за край плаща... И спускалась мгла.
И мгла, проникая в дыханье, под веки, в суть,
Давя тишиной и сердце сжимая в ком,
Его убеждала: ну сдайся, прими, забудь...
А он просыпался убить эту мглу в другом.
