Памяти рыжей еврейки
Отец – песок пустынь мне, мать – земля могилы,
и иудейский демон мне над колыбелью терпко пел.
Теперь тебя планеты чрево поглотило;
брести в бесцветных брезжащих пространствах – твой удел,
но знай, что раз в столетие я буду снова
(хоть время превратит в пустыни горы, рощи и моря)
бродить в ночи по гулким венам Кишинёва,
искать тебя, надеждой иссушающей горя́.
