Памяти рыжей еврейки

Отец – песок пустынь мне, мать – земля могилы,

и иудейский демон мне над колыбелью терпко пел.

Теперь тебя планеты чрево поглотило;

брести в бесцветных брезжащих пространствах – твой удел,

 

но знай, что раз в столетие я буду снова

(хоть время превратит в пустыни горы, рощи и моря)

бродить в ночи по гулким венам Кишинёва,

искать тебя, надеждой иссушающей горя́.