РУСЬ УТРЕННЯЯ. Глава девятая
РУСЬ УТРЕННЯЯ
Эпическая поэма
Глава девятая
Тропинки слухов. Миссионеры от магометан,
католиков, иудеев. Мудрец из Византии.
О трёх предисловиях. Перстень гостя. Высокий совет. Соглядатаи Владимира. Их отчёт князю.
Взятие Корсуни. Ультиматум. Потеря зрения.
Корабль из Царьграда.
Везде тропинки слухов пролегли,
Что князь уходит от отцовой веры.
И сразу же со всех концов земли
Пошли к нему толпой миссионеры.
«Ты мудрый и смышлёный человек, —
Болгары камские ему сказали. —
Но счастливо и радостно свой век
В язычестве ты проживёшь едва ли.
Ты должен истинного бога знать,
А вы привыкли идолам молиться.
Лишь Магомет способен счастье дать,
Но надо по закону жить стремиться».
«А в чём же ваша вера и закон?» —
«Мы верим в бога, то есть в Магомета.
Творите обрезанье, учит он.
Вина не пейте до скончанья света.
Свининой гадкой не поганьте рот.
Бегите нечестивых мыслей разных.
И если в Магомете кто помрёт,
По семьдесят получит жён прекрасных».
«По семьдесят! — подумал князь, смеясь. —
Пить не вино, а воду из колодца!
Вся эта сказка, право, не про нас.
Всё это на Руси не приживётся».
Затем пришли к владыке немцы. Он
Их выслушал внимательно. «Католик
Один способен соблюдать Закон.
Один способен соблюдать. И только». —
«А в чём Закон?» — «В пощенье, — говорят. —
Постись по мере сил. А не постишься,
Так пей, и ешь. И счастлив будь и рад.
Ведь всё во славу Божью». — «Хитрость лисья, —
Подумал князь и проводил домой
Католиков, то евших, то не евших.
Потом жидов он пригласил, толпой
В столицу из Хазарии пришедших.
«Мы сыновья далёких тех отцов,
Которые распяли самозванца.
Наш бог избавлен от хвастливых слов.
На трёх богов не может разделяться». —
«А родина где?» — «Иерусалим». —
«Там и живёте?» — «Нет, по белу свету
Разбросаны мы божеством своим». —
«За что же бог придумал кару эту?» —
«За жизнь отцов греховных». — «Что же вы
Хотите, чтоб и мы греховно жили?» —
И, вроде в поле скошенной травы,
Хазары из светлицы уходили.
Потом пришёл мудрец от христиан.
Он рассказал Владимиру, в чём веры
Отличны меж собой. Глубок и прям
Был разговор посланника. Без меры,
С какой-то небывалой полнотой,
Он вызывал доверие владыки.
«Вот это правды путь, — он думал. — Мой.
Ещё мне не знакомый, но великий».
Он с каждым новым словом мудреца
Ловил себя на том, что с ним согласен.
Всех прочих понял он не до конца.
А этот в слове точен был и ясен.
«Ты вот что расскажи, святой отец.
За что Христа распяли иудеи.
Как он воскрес. И кто он, наконец,
С любовью непонятною своею».
Рассказывал уже, наверно, с час
Миссионер далёкой Византии.
И наш герой его хотя бы раз
Прервал в раздумье. Истины такие
Нежданно раскрывались перед ним,
Что не хватало слов.
* * *
И мы, читатель,
С Владимиром согласно помолчим
И только об одном напомним кстати,
Что многое, о чём повествовал
Мудрец из Византии (вспоминайте)
В трёх предисловиях я рассказал
(Не поленитесь и — перечитайте).
Я не хочу вас, право, обвинить
При чтенье в невнимании вальяжном,
Но так легко нам каждому забыть
О чём-нибудь, подчас довольно важном.
Недаром же в своей шальной судьбе,
Придумав складно золотые были,
Мы на сто лет забыли о себе
И на сто лет о Господе забыли!..
* * *
Князь перстень византийца увидал:
Идут направо — в рай, а в ад — налево
И князь Владимир, помолчав, сказал:
«Достойны слёз идущие во чрево
Ужасной смерти, но достойны благ,
Какие только есть на белом свете,
Идущие направо. Каждый шаг
Тех, правых, и завиден и бессмертен».
«Так, значит, ты не хочешь в ад попасть?» —
«Да нет уж, не хочу». — «Тогда совет мой —
Крестись — отдай себя в Христову власть.
Иди дорогой светлой и бессмертной».
«Креститься буду. Но не сразу. Нет.
Дела исполню, должные при этом».
Он созывает княжеский совет
И произносит речь перед советом.
Он говорит, что люди разных вер
К нему приходят, Бога прославляют,
Своей, понятно, веры, ну а сверх —
Ему принять их веру предлагают.
Совет недаром был высоким. Он
Сказал разумно: «Княже, всякий знает,
Что в мире неизменный есть закон —
Кулик всегда своё болото хвалит.
Пошли людей в далёкие края,
Пускай посмотрят всё и всё проверят,
Вот и оценка вызреет твоя,
И остановишься на лучшей вере».
Так он и сделал. И уже назад
Владыки возвращаются посланцы.
О всех не очень лестно говорят,
Смывают неестественные глянцы.
Но вера византийская на них
Произвела такое впечатленье,
Что соглядатаи в речах своих
Не в силах приуменьшить восхищенье.
«Какие храмы там! Какой простор!
Какие изумительные службы!
А запоёт с церковной выси хор,
Ему, поверь, и ангелы не чужды.
Что наша жизнь! — сражения и кровь.
А там, у христиан, другое дело.
К любому уваженье и любовь,
И с верой так дела вершат умело.
У нас то бунт удельный, то раздор,
И никакого общего деянья.
А там как будто этот самый хор
Пронизывает общей жизни зданье.
Вот нам бы в эту веру, милый князь!
Языческие драки надоели.
И мало проку, сглупу возгордясь,
Жизнь доживать без благородной цели».
«Признаюсь, други. И моя душа
Ужалена Христом, как сладким жалом.
Была бы вера их не хороша,
Душа бы к ней так нежно не лежала».
Тут неожиданно случился путь
Владимиру с дружиною на Корсунь.
Он византийским был. Но в том и суть,
Чтоб юг Руси держать своею горстью.
Князь без труда приморский город взял
И выслал в Цареград гонцов с посланьем:
«У вас, цари, сестра, как я слыхал,
Невиданной красы. С таким приданым
Я в жёны Анну с радостью возьму.
А не уважите — в столицу вашу
Придётся мне нагрянуть самому
И на руинах выпить мёда чашу».
Склонили к свадьбе умную сестру
Владыки-братья. «Но, по крайней мере,
Скажите — в христианской чтоб манере:
Я лишь тогда придусь там ко двору,
Когда их царь в Хистовой будет вере».
Владимир в миг с гонцом посланье шлёт
«Мила мне ваша вера и желанна.
Крещусь — ещё и солнце не зайдёт.
Скорей пусть приплывает в Корсунь Анна».
Но вышло так, что слово не сдержал
В тот день Владимир. Может, русской ленью
Всё объясняется. Но потерял
Орлиное он той же ночью зренье.
Невеста о несчастье узнаёт
И требует немедленно креститься:
«Крестись — и зрение Христос вернёт.
Весь путь мы будем за тебя молиться».
И князь подумал: «Сбудутся слова
Царицыны — вернейшая примета,
Что Бог — Христос, что это — не молва,
А Истина святая. Вот что это!»
И в то же время византийский флаг —
Орёл двуглавый — символ Божьих благ —
Зарёй окрасил утреннюю пристань.
И в жизни ничего не жаждал так
Великий князь, как встречи этой быстрой.
5.09.16 г.,
Отдание праздника Успения
Пресвятой Богородицы
