Цветы моей погибели. Георгин

Георгина Витальевна. Кровавым кашлем из самого сердца вырывается твое имя, забытое многими, но не мной. До сих пор разрывается душа на осколки, когда вспоминаю эти черные глаза и трогательные бровки домиком, почти детские черты лица и при этом — невероятно усталый взгляд. Взгляд, застывший навек на черно-белой фотографии с черной полоской по диагонали.

 

Помню, ты преподавала теорию графов на параллельном потоке, на нашем же — твой младший брат. Я видел тебя много раз, но ни один из них не соединил ребром две одинокие вершины — наши души.

 

Но один раз судьба, казалось, улыбнулась мне: твой брат заболел, и практику у нас проводила ты. Ты рисовала на доске деревья, и они расцветали в моей душе. Ты рисовала петли, и они затягивались на моей шее. Ты дала нам сложное задание, и я так углубился в него, что потерял счет времени и не заметил, как закончилась пара.

 

Я рисовал дерево, на котором росли цветы.

 

Тот листок до сих пор лежит у меня в письменном столе, словно ожидая наконец попасть в руки адресату. Но этого не случится никогда, лист бумаги истлеет в столе вместе с моими мечтами.

 

Ты ушла, а я даже не успел попрощаться. Ты ушла, так и не узнав о моих чувствах к тебе. Ты ушла. А я так и не успел отдать тебе тот листок. И мое задание навсегда останется непроверенным, а цветы на дереве не распустятся никогда.