Солдат
Нам на фронте тепло:
До Берлина осталось чуть-чуть.
Утекает вода, словно время - песок, вместо крови по венам ртуть. Утекает вода вместо крови из вен, утекает вино из горлА... это очень легко - ждать больших перемен, а попробуй-ка сделай их сам!
И мы пробуем.
Чертову эту войну
не покинуть уже, не решить. Что мы можем? Смотреть лишь в нам чуждую тьму и не думать: "Убить/не убить?".
Что мы можем?
Солдат на войне - лишь солдат. Мы не знаем, кто прав/виноват, мы не знаем, мы делаем то, что велят, мы вдыхаем войны аромат...
Мы вдыхаем. И тех, кто однажды вдохнет, не отпустит навеки война. И в сердцах наших камень отныне и лёд, только это - не наша вина.
Жили мирно. Не знали, что где-то вдали разгорается адский пожар. Что мы сделать могли? Ведь из нас же никто никогда той войны не видал.
Что мы сделать могли? Забрала нас она. Навсегда, навсегда, навсегда... Это страшное слово. И дикое слово. Это страшное слово - война.
Это очень легко - рассуждать из газет, за столом, в переулках домов. Это очень легко: "Сколько лет, сколько лет, до Берлина ведь пара шагов! Это очень легко,"... раз легко для тебя - ну, давай же, вставай и иди! До Берлина легко... это кажется так. А мы адски устали в пути.
Что нам время - песок, если сердце горит, вспоминая ушедших друзей? Если трупы друзей уносили своих, представляя плач их матерей... Каждый думал тогда: "Ну а вдруг и со мной?" Каждый думал и плакал во сне. Только это табу: на дворе ведь война, а солдат - лишь солдат на войне.
До Берлина чуть-чуть.
Только если б не мать, смирно ждущая дома меня, я б, наверное, лег прямо здесь умирать.
Потому что солдат - это я.
И неважно уж мне то, что время идет, все равно, победим ли в войне... Я скажу лишь одно: круглый ты идиот, раз подумал, что славу тебе принесет это адское пекло - война. А с пути ее уж не свернуть.
Мои руки в крови, мои мысли в крови, а по венам бежит только ртуть.
Нам на фронте тепло.
Согреваюсь от пуль, от того, что быть может убьют. Я надеюсь, что скоро здесь будет патруль...
До Берлина осталось чуть-чуть.
До Берлина осталось чуть-чуть.
Утекает вода, словно время - песок, вместо крови по венам ртуть. Утекает вода вместо крови из вен, утекает вино из горлА... это очень легко - ждать больших перемен, а попробуй-ка сделай их сам!
И мы пробуем.
Чертову эту войну
не покинуть уже, не решить. Что мы можем? Смотреть лишь в нам чуждую тьму и не думать: "Убить/не убить?".
Что мы можем?
Солдат на войне - лишь солдат. Мы не знаем, кто прав/виноват, мы не знаем, мы делаем то, что велят, мы вдыхаем войны аромат...
Мы вдыхаем. И тех, кто однажды вдохнет, не отпустит навеки война. И в сердцах наших камень отныне и лёд, только это - не наша вина.
Жили мирно. Не знали, что где-то вдали разгорается адский пожар. Что мы сделать могли? Ведь из нас же никто никогда той войны не видал.
Что мы сделать могли? Забрала нас она. Навсегда, навсегда, навсегда... Это страшное слово. И дикое слово. Это страшное слово - война.
Это очень легко - рассуждать из газет, за столом, в переулках домов. Это очень легко: "Сколько лет, сколько лет, до Берлина ведь пара шагов! Это очень легко,"... раз легко для тебя - ну, давай же, вставай и иди! До Берлина легко... это кажется так. А мы адски устали в пути.
Что нам время - песок, если сердце горит, вспоминая ушедших друзей? Если трупы друзей уносили своих, представляя плач их матерей... Каждый думал тогда: "Ну а вдруг и со мной?" Каждый думал и плакал во сне. Только это табу: на дворе ведь война, а солдат - лишь солдат на войне.
До Берлина чуть-чуть.
Только если б не мать, смирно ждущая дома меня, я б, наверное, лег прямо здесь умирать.
Потому что солдат - это я.
И неважно уж мне то, что время идет, все равно, победим ли в войне... Я скажу лишь одно: круглый ты идиот, раз подумал, что славу тебе принесет это адское пекло - война. А с пути ее уж не свернуть.
Мои руки в крови, мои мысли в крови, а по венам бежит только ртуть.
Нам на фронте тепло.
Согреваюсь от пуль, от того, что быть может убьют. Я надеюсь, что скоро здесь будет патруль...
До Берлина осталось чуть-чуть.
