Провидец-III
ЭПИЛОГ
Через две с половиной недели после Нового года Ираида Романова, опротестовав решение Кировского районного суда, восстановила родительские права, а ещё через месяц забрала дочь.
Адвокатом был Марк Эммануилович Гуревич. Многие тогда удивились: отчего это солидный господин связался с этакой, можно сказать, пропащей дамочкой. Однако ж за дело он взялся плотно, вышел на свидетелей, что участвовали в прошлом процессе, и спокойно убедил их поменять ранее данные показания, что те сделали безропотно, сославшись на то, что на них было оказано давление.
Фирма «Веста-Форсаж» была объявлена банкротом. О причинах разное говорили. Чаще всего упоминали то, что совладелица фирмы, Сударева Алевтина Владиславовна, по непонятным причинам вывела свои активы с расчётного счета фирмы, перевела в банк на Северном Кипре и отбыла невесть куда. За дамочкой той водилось много немало диковинных выходок, однако тут вовсе чудно вышло: вроде, проиграла девица в казино сумасшедшую сумму неустановленному лицу. А лицо неустановленное, от денег отказалось и запросило с дамочки, чтоб та денежки свои со счетов сняла и перевела куда следует. Ну и сбегла прямо из-под венца. Папа её, в прошлом начальник милицейский, поклялся лицо то неустановленное установить и сыскать. А дочь чуть не за волосы привести к алтарю. Однако Олег Евгеньевич после двух микроинсультов интересу к созданию новой семьи уже не проявил…
***
Ираида Романова пыталась его найти. Не за тем, чтобы отблагодарить. Зачем в таком случае? Сама не могла понять, к чему сдался ей тот нескладный, косноязычный, во всех отношениях малоинтересный человечек. Однако что-то мешало ей, обретя наконец желаемое, продолжать жить полнокровной жизнью ещё нестарой, привлекательной, многоопытной женщины без комплексов и рефлексий. Однако она не силилась избавиться от стойкого наваждения, оно стало её обособленной, тайной жизнью, наглухо зарешеченной от посторонних.
В офисе «Россоцбанка» ей ответили, что справок о клиентах банка они не дают, и посоветовали обратиться в милицию. Впрочем, одна из сотрудниц, некая Инга Ли, кореянка, судя по всему, повертев карточку, быстро написала на клочке бумаги несколько слов, сунула ей вместе с карточкой. «Не надо бы вам его разыскивать. Просто совет».
МАРТИНА
Отыскать Мартину Стахович ей помог адвокат. Просто продиктовал номер её сотового телефона, попросив, с подобными просьбами более не обращаться.
Мартина взяла трубку и перебив её сбивчивую речь, холодно сообщила, что понятия не имеет, о ком разговор, и попросила не беспокоить. Однако через полчаса позвонила сама.
«Вы — Ираида Романова. Так?!».
«Именно так. Но откуда вам известно моё...»
«Это неважно. Я сейчас дома. У меня выходной сегодня. Адрес я вам сброшу. Приходите, подождите во дворе.
«Но я вас никогда не видела...»
«Эка беда. Зато я вас видела и не раз. Приходите...»
***
«Об этом человеке я могу вам сказать многое. Кроме одного: где он сейчас, и жив ли он вообще. Да, именно так обстоят дела! А вы не догадывались? Ну куда там!.. А поскольку именно это, как я поняла, вас и интересует, то, получается так, что помочь я вам не могу ничем. В последний раз я видела его в канун Нового года. Интересно — расскажу. Нет — разойдёмся к обоюдному удовольствию... Да? А вы вполне уверены, что хотите это знать?..»
***
«Когда-то, в иной жизни, давно, я, наглая, запальчивая дурочка, сунула ему визитку. Обращайтесь, мол, если чё... К счастью, как выяснилось. По крайней мере, к моему счастью. Он позвонил. Вот по этому самому телефону и позвонил. Тридцатого декабря в половине одиннадцатого ночи. Странно, я узнала его голос сразу, хоть ничего примечательного в голосе не было. Сказал, что ему нужно со мной встретиться. Именно сейчас. Я сразу поняла, что это серьёзно. Он вообще-то не производил впечатления человека, склонного к игривым мистификациям и розыгрышам. Да и говорил в тот момент странно как-то. Так астматики говорят. У меня папа был астматиком... Место указал тоже какое-то странное, страшноватое даже — старое, заброшенное депо возле набережной. Я поехала, хоть и было жутковато. Даже пистолет с собой захватила газовый. Для бодрости духа. Ходила на цыпочках по гнилым шпалам, среди полуобвалившихся построек, обмирая со страху, боясь голос подать. Пока он сам меня не окликнул. Сидел он на какой-то лавочке, среди мусора, и будто дремал. Когда я его увидела, страх пропал начисто. Я с тупой жестяной бодростью спросила, что у него приключилось. Он не ответил, и только тут я заметила, что ладонь у него в крови. И на скамейке была кровь. «Что случилось? Да ничего страшного, думаю. Пуля у меня там, понимаете? В боку. Махонькая такая, но — немного беспокоит, если честно...»
Насилу усадила его в машину и отвезла к себе на работу. Я в военном госпитале работаю, медсестрой. На счастье, дежурила там Алсу, подруга моя. Хирург, как говорится милостию божьей, хоть и молодая. Понимает все без объяснений, вопросов не задаёт. Рана была в самом деле неопасная. В общем, пулю мы вытянули, как зубчик молочный у младенца. Как-никак — восемь месяцев в полевом госпитале в городе Гудермес. Не такого повидали.
До утра он пролежал в подсобке, больше негде было. С раннего утра я его через чёрный ход увезла к себе. День пролежал, весь вечер и ночь проговорили. Верне, говорил он, я слушала только».
***
В общем, история такая. Приключилась она в казино «Сезам». Ему там по какой-то причине — так и не сказал, по какой — позарез нужно было обчистить одну небедную бабёшку. Именно её. Однако дамочка та — из тех, кто с кем ни попадя играть не сядет. Надобна была надёжная, понимающая компания, и он её нашёл. Сыскался там какой-то знакомец, Стерлигов некий. Кличка у него была — Стерлядь. Рожа у него — вправду, как у отварной стерляди. Шулер, в общем-то. Однако с норовом и серьёзными завязками. С ним ещё трое. Сняли кабинет. Играли пять дней. В первые три дня дамочка его лущила, как пареный горох. Деньги на проигрыш ему Стерлядь ссужал. Три дня играл в лоха безмозглого, ну ему, если честно, и прикидываться-то не надо было, что там говорить. Потел, краснел, сморкался, бормотал, глядел жалостно. Даже часы проиграл. Так. А в последующие два дня тётеньку ту он обобрал по всем правилам на какую-то сумасшедшую сумму. Когда дамочка поняла, что крупно впёрлась, стала лопотать, что это все мошенничество, что её одурманили, опоили, обкурили, что она щас позвонит папе. Но братки ей намекнули, что она мыслит неправильно... Ну на шестой день братки уже ждут делёжки. И тут выясняется, что денег никаких нет и не будет, что долг он карточный ей простил за одну небольшую услугу. Вот, мол вам, гражданин Стерлигов, должок с процентами, да и разойдёмся отныне навеки. Так-то. Вот только братки таких шуток никак не понимают. Стерлядь его прижал и сказал: дела твои нас не скребут, но наша доля — треть, а за моральный ущерб возрастает до половины. Тебе неделя, и чтоб половина того выигрыша шелестела у нас в руках, а иначе — сам знаешь. Он согласился, оставил паспорт в залог. А через три дня принёс им в чемоданчике все те денежки в какую-то частную гостиницу. С избытком даже, чтоб отвязались. И получилась картина: мужичонка плюгавый, лох соломенный, за три дня спроворил денежек столько, сколько им, четверым, за полгода не добыть. Стерлядь его похвалил за оперативность и вывел поговорить напоследок в пустой номер. А там сказал: работаешь с нами месяц и — свободен, как муха. И тут он понял, что живым они его от себя не отпустят. Ну не нужен он им, живой. Да и не протянет он с такой странной фортуной и недели. Он и отказался. Мол, я своё сделал, всё по-честному, так что отвалите. Стерлядь тотчас полез в карман, тот хватил его чемоданчиком по лицу (тот никак не ждал этакой прыти), да ещё левой приложился, мужик он крепкий, между прочим, сбил с ног, скакнул на подоконник хотел спрыгнуть, но тот, лёжа на полу, успел в него выстрелить. Он, однако, спрыгнул. С пулей в боку, да с третьего этажа. Нормально, да? Чемоданчик бросил по дороге не то в канал, не то в канаву. Так что остались братки без бабла и с битой мордой. Ясно дело такое не прощается.
Такой вот Новый год у меня был. Вечером следующего дня я его отправила к себе на дачу. Хотела отвезти сама, да он отказался, взял ключи, я ему сказала, где их оставить, когда уходить будет. И всё, больше его я не видела. Через неделю съездила на дачу. Ключи были в условленном месте. Но в дом он не заходил. Я человек внимательный, от меня никакая мелочь не ускользнёт, но — не было там его! Только следы в рыхлом снегу от калитки до порога. Зачем ездил — непонятно. Да и неважно теперь».
***
— Ну вот, мадам, всё, что имела вам сообщить. А скажите теперь, откровенность за откровенность: это ведь ради ВАС он влез в ту историю? Вот просто интересно: что испытывают красивые бабы, когда мужчина ради неё со смертью играет? Довольство? Восторг? Равнодушие? Или ещё что?
— Ну во-первых, всё это не ради меня было. У него был свой счёт...
— Думаете месть? Ой, да бросьте! Именно ради вас! И потом, ежели кому мстить, то мне. А он ко мне — за помощью. А?! Вот вы спросили, а почему я решила, что звоните именно вы?Про вас он мне сам сказал. Да. Так и сказал: обо мне ни кому ни слова. Только если вдруг спросит... Вдруг!. А я ведь уверена была, на все сто, что вы не позвоните. Почему? Да потому, что я вас видела. Ну как-то на пятилетии фирмы. Все были с супругами, ну и Олег Евгеньевич. Глаз от вас отвести не могла. Леди! Годива!
— Была леди. Сгорели пёрушки, сгорели сизые. Осталась шкурка лягушачья да кочка болотная. Кто сказал, что сверху падать больнее. Ничего не больнее! Прыг — и ты дома, на кочке своей. Глазами хлоп-хлоп, носиком шмыг-шмыг…
Она говорила что-то ещё, сбивчиво, насмешливо, раздражено, обращаясь не столь к ней, сколько к себе самой, говорила, пока не обнаружила, что сидит уже совершенно одна на скамейке детской площадки, что на неё уже косятся, что время уже забирать Ритку из садика, и что она теперь уже точно знает, что надлежит ей теперь делать: для начала — просто подождать. Пока. Тринадцатое ноября. Грот-бар «Tet-a-tet». До него семь месяцев и ещё две недели. Решено: она будет одета так же, как тогда, в театре. Терра Инкогнита. Именно так. Леди! Только уж без украшений. Где ж их взять-то теперь! Да и платье, где его теперь найдёшь. Ничего, она найдёт, вот просто найдёт и всё! Расшибётся, но сыщет. Выкупит, в конце концов у мужа бывшего,. А если он не придёт, то она придёт на другой день. Пока не пробьёт час и не сцепятся юркие зёрнышки калейдоскопа в тот точный, единственно верный узор. Ну а если... Ну тогда она тоже знает, что делать, но пока не скажет об этом, даже себе, даже себе...
