Забрезжил рассвет. Отворив перед приемочной комиссией тяжёлые ворота, Елизар прошёл вперёд и включил электричество. Яркие лампы отразились в лакированных кузовах автомобилей и заставили уполномоченных прищуриться. Когда члены комиссии немного обвыклись и стали ходить, цокая языками, вдоль стеллажей, бывший кучер- водитель, чтобы не мешаться, встал у дальней стены рядом со старой коляской- Ландо. Давно пора было сжечь эту рухлядь в печи, как велел молодой барин, но Елизару было жаль коляски. Тёмный лак её потрескался белёсой паутиной и казалось, что розочки, вырезанные когда-то искусной рукой на боковой линии, стали прорастать сквозь него. Бордовая кожаная крыша, зияя дырами, сморщила остатки теснённого узора, сложившись на задке, как негодная для игры гармонь. Починить экипаж не доходили руки, и, лишённый колёс, приютился недавний покоритель дорог в углу купеческого гаража...

Приёмщики, тем временем, достали тетрадь, чернила и начали переписывать имущество. Помещение было большое. Помимо двух легковых Renault, беговых дрожек, фаэтона, в нём находилось множество запасных деталей, инструментов и приборов. Понимая, что всё это затянется надолго, гаражный смотритель заёрзал, не находя себе места в некогда родном «доме», замялся и неуклюже привалился спиной к старой коляске. От нажима в её деревянном подгнившем нутре что-то треснуло, над покосившимся остовом взметнулось облачко пыли, и под ноги кучеру выпала невесть откуда жестяная баночка. Уполномоченные с иронией прикрикнули на «погромщика», чтобы тот не смел ломать подотчётное транспортное средство, и продолжили пересчёт. Отмолчавшись, мужик поднял банку, повертел в руках, хотел было откинуть в сторону, но нахлынувшие вдруг воспоминания заставили его повременить...

Он присел на узкую подножку, бережно открыл крышку, ковырнул пальцем кусочек засохшей зелёной краски и улыбнулся в длинные усы... Убрав находку в карман, барский слуга закутался поплотнее в тулуп, опустил голову, замер и под монотонное бормотание писца на минуту сомкнул ресницы...

 

С самого утра ждал на переправе маленький кучер дорогого гостя. Столичных художников, да ещё профессоров из Академии он отродясь не видал. Барин, Константин Капитонович, показывая на пейзаж, украшающий его гостиную, закатил давеча глаза и произнёс возвышенно: «Иван- просто кудесник!

Большая честь возить его, запомни, Елизарка!» Лес на картине и правда был, как настоящий, и для встречи с волшебником, на всякий случай, мальчик оделся во всё праздничное. Коляска блестела чистотой, и лошадиные гривы были расчёсаны как полагается...

Полуденная жара заставила-таки увести лошадей в тень раскидистого дуба, и, напоив там косматых, глядя на реку, возница откровенно заскучал...

Наконец, из очередной причалившей лодки на берег вылез бородатый, лобастый дядька, очень похожий на чародея, и крикнул весело: «Которые тут Ушковские? Ты? А ну, давай помогай...» Задумавшийся о своём, двенадцатилетний Елизарка подхватился, побежал было к бородачу, но, зацепившись ногой за вожжи, упал. Подойдя, незнакомец помог раззяве выпутаться из сыромятных ремней и, подавая руку, как взрослому, с улыбкой представился: «Иван Иванович Шишкин, прошу любить и жаловать! А ты кто таков будешь?»

Отплёвываясь песком, отряхивая рубаху, паренёк вымолвил смущаясь: «Пирогов Елизар, отец в том году помер, так я теперича за него, кучером...» и осторожно улыбнулся в ответ... Короче - поладили!

У порога усадьбы барин обнял старого друга, расцеловал его волосатые щёки и повёл, как полагается по русскому обычаю, под ручку к праздничному столу...

На следующий день мастер наотрез отказался продолжать застолье и захотел ехать на этюды. Хозяин с обидой на лице смотрел, как приставленный к художнику малец укладывает в коляску мольберт и краски. Шишкин, усаживаясь поудобнее, притворно надувал губы, передразнивая провожающего, и оправдывался как мог: «Не могу дружище, нет сил терпеть! Репин с Васильевым мне все уши прожужжали о красоте твоих Жигулей! Вечером, душа моя... Вечером напьёмся непременно! Поехали, милый!»

Дорогой, гость всё спрашивал у верного «оруженосца», где, по его мнению, располагается самый красивый лес. Мальчик, оборачиваясь таращил на странного пассажира глазёнки и отвечал: «На что Вам лес-то дался, Иван Иваныч? Вы же его нарисовали, вроде! В гостиной, вон, висит... Давайте лучше поедем на протоку, там кораблик ходит с трубой, искупаетесь заодно, а я раков наловлю...» Пейзажист, посмеиваясь над этими откровениями, терпеливо объяснил, что кораблик он может и в Санкт- Петербурге из окна увидеть, а вот лес везде разный и поэтому требует к себе особого внимания!

Проезжая мимо песчаника, где на пригорках, будто свечки в куличах, торчали редкие сосны, рассказчик замолк и, поглядев пристально на них, велел кучеру остановиться. Спустившись в низинку и немного пройдя повдоль, он махнул рукой и крикнул мальчугану, чтобы тот нёс сумку с красками и треножник. Под соломенным зонтом, выставив на раскладной столик банки с красками, живописец недосчитался одной и послал Елизара поискать. Ничего не найдя около, мальчик вернулся и хотел поехать в усадьбу, раз случилась такая нужда. Махнув рукой, дескать - пустое, художник на глазах изумлённого мальчишки смешал жёлтый цвет с синим и получился самый настоящий - зелёный! Тот самый, который бесследно исчез. Открыв рот, пострелёнок сидел рядом и смотрел, как на белый холст ровно ложится золотой песок, застилая подножье вековых сосен. Как вырастает на склонах трава, смоченная волшебной зелёной краской, и поднимается над густыми кронами рыжее любопытное июньское солнце...

« Знаешь что, Пирогов Елизар», - сказал несколько задумчиво «бородатый колдун», не отрываясь от полотна. «А ведь ты в чём-то прав! Что это я всё лес да лес... Давай-ка я тебя что ли к нему пририсую..!» и, надев куртку на худые плечи зрителя, отправил того изображать путника, шагающего мимо с котомкой наперевес...

 

« Эй, ты чего там, заснул?»- окрик вывел Елизара из забытья. Полдень уже разливал по округе тепло... Товарищи закончили марать бумагу и выходили толпой из гаража...

Запирая ворота и передавая ключ важному очкарику с красным бантом на груди, молчавший всё время Елизар спросил: «А среди пролетариев художники есть?» «Конечно, есть!» ответил комсомолец и достал из-за пазухи плакат, на котором красные угловатые мужики поднимали на штыках к небу чёрного пузатого помещика. «Смотри, как рисуют! Не то, что при царском режиме! Возьми вот - повесишь дома вместо иконы!» Захохотав, приемочная комиссия, похрустывая валенками, направилась к сельсовету...

Дома Елизар ровно на четыре части разорвал подаренный плакат и, перевернув чистой стороной, раздал листочки своим детям, сидящим за столом. В центр он поставил открытую жестянку с зелёными камушками и произнёс игриво: «Ну что приуныли, бесенята..? Кто мне нарисует сегодня самый красивый лес..?»