Лето тысяча девятьсот семьдесят седьмого года было в самом разгаре! После обеда мама убежала на работу, и я остался дома с отцом. Детского сада в деревне отродясь не было, и колхозники выходили из этой ситуации по-разному. Кто-то отвозил детей на «пятидневку» в волостной центр, с кем-то сидели бабушки и старшие братья с сёстрами, а меня - пятилетнего шкета, в тот день было просто некуда девать...

Отец отпросился в колхозном гараже, где работал токарем, и пытался, как мог, по-мужски развлечь меня во дворе трудотерапией. Под навесом на попа был поставлен дубовый чурбак и придвинута к нему маленькая лавочка. Задание у меня было такое: покуда коммунизм ещё не победил - лёгоньким молотком я должен был выпрямлять старые гвозди для повторного использования их в хозяйстве.

Пару раз съездив себе по пальцам железякой и потеряв былой энтузиазм, я принялся горланить, мол, «не хочу, не буду...» Отцу, мастерившему что-то рядом, пришлось искать мне другое занятие. Копать маленькой лопаткой землю в огороде было так же не интересно, как и собирать в баночку с керосином колорадских жуков. В конце концов я притих, склонившись над ведром, полным болтов и гаек. Работа была очень ответственная! Надо было искать подходящие по размеру и скручивать их вместе...

Нарушая идиллию, в калитку вошёл измазанный чем-то коричневым молодой парень, работавший, видимо, помощником комбайнёра.

- Виктор Николаевич, там это, комбайн сломался... Бригадир за Вами послал!

- Без меня никак, что ли? - недовольно буркнул батя и, поглядев на мотающего головой чумазика, пошёл собираться...

На краю деревушки стоял маленький домик, где, не спеша, на благо трудовому крестьянству работал седой столяр. Был он уже на пенсии и числился в столярной мастерской на полставки. Местные заказывали ему табуреты и столы, тумбочки, оконные рамы, наличники - в общем, всё, что требовалось для деревенского быта. Дед иногда выручал соседей и оставлял у себя «бесхозного» ребятёнка, с условием, что тот будет вести себя смирно. И в этот раз отец решил воспользоваться на часок его добротой. Взяв за руку, он повлёк меня за собой по улице, приговаривая:

- Веди себя хорошо, слушайся деда Володю, а я тебе за это принесу конфет...

Слово «конфеты» имело на меня магическое влияние, и, кивая головой, я давал понять отцу, что - договорились!

В слесарке, пахнущей свежей стружкой и клеем, вместо старого мастера мы нашли двух мальчиков лет пятнадцати. С виду это были обычные подростки с ёжиком волос на головах и конопатыми носами, только бирки с фамилией и номером отряда на робах выдавали в них воспитанников местной колонии для малолетних преступников. Режим в этой зоне был не таким строгим, как «на взросляке», и желающих - за хорошее поведение, направляли на работу в колхоз. Это являлось обычным делом, никого не шокировала встреча с заключёнными на разных участках производства и улицах близлежащих селений. Мне было известно только, что где-то за лесом есть тюрьма с колючей проволокой, куда сажают жуликов, которые на свободе плохо себя вели! Вот и деду в этот раз, видимо, «привалило счастье» учить этих «пострелят» уму - разуму.

Самого столяра видно не было. Коротко стриженые ученики сказали, что наставник их должен вот-вот подойти. Договорившись, чтобы присмотрели за ребёнком до его прихода, отец посадил меня на табурет в углу и велел ждать...

Несколько минут, помня о конфетах, я сидел молча и договор нарушать не собирался. Малолетки разговаривали вполголоса между собой и внимания на меня не обращали. Деда не было... Мух, ползающих по оконцу, было всего две, и, быстренько их пересчитав, я немного заскучал. Сполз с табурета, тихонько подошёл к зекам, сидящим на верстаке, и встал рядом, запрокинув голову с открытым ртом...

- Вы кто, шулики?- спросил я, не выговаривая букву «ж». Старшаки расхохотались от вопроса и закивали головами.

- А ты кто, пацан или девка? - прозвучало в ответ, - Не сдашь нас папке своему?

Выпяченные от обидных подозрений грудь и губа, руки в боки, ответили на это красноречиво!

- Ну, тогда садись с нами чифирить, - сказал один и, подхватив меня синими руками, поднял наверх...

Чифир мне сразу не понравился! С перекошенным лицом, под смех моих новых друзей, я долго отплёвывался. Другое дело - леденцы! Их можно было грызть, и тогда они быстрее таяли во рту, заглушая горечь заварки.

- Курить будешь? - поступило новое предложение.

Конечно, я не отказался и от сигареты! Смело затянулся, выпучил глаза и закашлялся, чем вызвал новый приступ хохота. К табаку я тоже интересом не воспылал и остановился на леденцах, которые у братвы имелись в избытке...

Столяра всё не было... Коротая время, пацаны сделали мне на память деревянный автомат с оконным шпингалетом, имитирующим затвор, а вместо мушки в ствол наполовину забили бронзовый гвоздик. Радости моей не было конца! О таком оружии мечтал каждый ребёнок на улице, и с наслаждением я представлял теперь, как буду строчить по фашистам, щёлкая прикрученной к доске железкой.

Часа через два за мной пришёл отец и, удивившись, что хозяин до сих пор не появился, спросил у мальчишек, хорошо ли я себя вёл. Получив самые лестные отзывы о сыне, токарь высыпал из кулька на верстак десяток шоколадных конфет и, пожав руку «воспитателям», повёл меня домой...

Мама, видно уйдя пораньше с работы, стирала во дворе, наклонившись над тазом. Подкравшись сзади, я крикнул, как положено: «Хенде хох!»

Всплеснув руками, она повернулась и, заметив моё весёлое настроение, спросила, чем я занимался сегодня? В одной руке сжимая автомат, а в другой - кулёк с конфетами, я был счастлив, я парил в облаках... С улыбкой на губах, как бы между прочим, считая маму в доску своей, пятилетний малыш не задумываясь ответил:

- Да так, ничего... Курили и пили чифир с шуликами!