Десятая китайская центурия
Каждая выпитая чашка чая разоряет аптекаря.
Китайская пословица
Все в городе пришли на карнавал:
глазели удивлённо на "драконов".
Призыв к торговле чётко надиктован.
Прогресс предвосхищает семимильность.
Не знаю, сколько недруг колдовал -
но стража пристрастились к сенсимильи
как дети императора к шифону.
Из тайных писем: "Каждый коновал
впоследствии окажется шпионом
большого неприятеля".
Наш чай
никак не оставляет их в покое.
Задумав что-то истинно плохое,
британец присоседится у стенки;
полковники скомандуют: "Начать
атаку на британца - и успей к ним
подмога - запускайте с верхней точки
десант с большим количеством нунчак!"
Хотя, признаться, копья тоже точат
две сотни провинившихся за брак
в недавнем производстве арбалетов.
Торговый путь, ещё не отболел ты
налётами кочевников и шайки
монгола или турка: он забрал
весь чай, всё продовольствие; все шапки
(что, в общем-то, предельно алогично).
Вся Англия с внедрением забрал
решила в неком смысле оголить нас,
но мы не из пугливых. Даже млад,
и тот наизготове - дать по роже.
Пустое сочетается с порожним
как судно с перекошенным причалом.
Как трудно безголовым доживать,
имея всё не на - а за плечами.
Министры обессилели от слежки.
Вода в горах пока что дождева,
но на неделе точно станет снежной.
Династия в последний караван
вложила средства равные бюджету
провинции с аптеками. Быть жертвой
на собственной земле от рук кочевья -
не очень-то по нраву. Как он мал -
пытливый век в бамбуковых качелях.
Все яростно хотят посовещаться.
А близ дороги роют котлован,
чтоб вскорости зарыть большое счастье.
*********************************
Неправ мудрец: не каждая вина
по крепости сравнима с чёрным чаем.
Когда наш император сообщает
о глупости войны на дальнем фронте -
одни твердят: "Теория верна:
мир тяготеет к алчности и фронде".
Другие чуть пораньше нашумели:
"Артерия торгового звена
зальёт кровавым соком наши земли!"
Но всё не так критично. Чайный путь
забредил юго-западом Китая,
где небо, перевозчикам кивая,
готовит их к разбойничьим нападкам.
Сказать хотя бы слово - что-нибудь,
но горло онемело. Глаз наплакал
за жизнь, по крайней мере, больше лужи.
Все горести написаны на лбу.
Всё лучшее - лишь в прошлом будет лучшим.
Пекин мне остохерел: сотни войн,
тотальная "беззубость" наших дуче.
Просить у светлых духов "надиктуйте,
моё существование без боя!" -
как минимум нелепо. Солевой
раствор не помогает против боли
моляров, воспалившихся донельзя.
Не надобны - ни слава, ни любовь.
Мне кажется, не думать о дальнейшем -
занятье превосходное. Вне чар
предвиденья - придирчивее воин.
Ночами растревоживает: вой ли
иль совесть, разомлевшая от правды?
Провинция осталась без врача,
все жители готовятся к отправке
в Пекин, чтоб находится под опекой
столичных эскулапов. Все ворчат:
"У них, поди, солиднее аптеки
и лучше процедуры, что всегда
в провинции не ставили в копейку".
Толпа штурмует старую аптеку,
покуда чай развозят по европам.
Старуха разбирается в следах:
"Вот этот - был оставлен полиглотом,
а тот - столяром - воином - невестой".
Любовь к своим родителям - слепа.
И смерти их, казалось бы, нет места
в твоих мирах; на чёртовых китах,
которые, наверно, держат землю.
Утратив их - теряешь дерзновенность,
теряешь что-то большее, чем годы.
Кидай своё отчаянье, кидай! -
пока не станет полностью червлёным.
Кричи родному "смилуйся! куда ты?",
а эхо словит громкое "куда..."
и невесомость тяжести утраты.
