КОЛДУН (ОТРЫВОК ИЗ НЕНАПИСАННОЙ ПОВЕСТИ)

 

У отца разболелись зубы.Обутый в кирзовые сапоги, он тяжело расхаживал по "задней"избе, курил и матерился. Старшая сестра давно дрыхла в "передней", а я , забравшись на печку, смотрел, как мама замешивает тесто на хлеб. Убрав волосы под косынку и повязав фартук, она через огромное сито отбила на стол муку, раздвинула холм руками, образовав кратер, и вылила в него опару. Зачерпнула из чугунка тёплой воды, посолила и стала подгребать муку с краёв к центру. Работала она без суеты, но быстро и основательно. Отец своими стонами раздражал её.

- Эх, мужики,-ворчала она.-Совсем боль терпеть не можете. Как же вы на войне болели?

- На войне не болеют,-огрызнулся отец. -Там просто сдыхают.

- Сходи к деду Боряю,-уже сочувственно говорит мама. -В лоб не даст, а вдруг поможет.

Дед Боряй жил на отшибе в крохотной избушке. Лечил он травами, мазями и заговорами. Местные его побаивались, звали колдуном и обращались за помощью редко. Зато больные со всех краёв шли к нему толпами. Летом на поляне располагался целый табор жаждущих попасть к нему. Денег старик не брал, но исцелённые находили способ его отблагодарить: присылали посылки, заваливали продуктами, "забывали" деньги в доме или просто подбрасывали под дверь. Все подношения дед отдавал семьям своих непутёвых сыновей. Бабы у колодца судачили.

- Снохи Боряевы даже в магазин не ходят--дед им колбасу сумками таскает. Давечи нашим огольцам целую коробку конфет в бумажках раздал.

Видно отца сильно допекло. Потоптавшись ещё немного, он снял с гвоздя фуражку и вышел. Мама собрала тесто в макитру и поставила на печь, накрыв чистым полотенцем. Сняла фартук и платок, протёрла стол, замела веником в совок сор. Поплескавшись у рукомойника, взяла гребень и стала расчёсываться у зеркала.

Громыхнув сенной дверью, вошёл отец. Он весь трясся от злобы и возмущения.

- Старый хрен. Будь моложе, убил бы заразу, - ругался он, сворачивая трясущимися руками самокрутку.

- Что он тебе сказал? - поинтересовалась мама.

- Сказал, чтобы голову косой отрезал.

Мама всплеснула руками.

Они ещё долго о чём-то говорили, но сон сморил меня.

Проснулся я от щёлканья бича за окном, мычания коров и женских голосов,

подгонявших в стадо обленившихся за ночь бурёнок. Мама процеживала молоко и разливала его в глиняные глечики, чтобы не скисло. Я спустился с печки и подсел к столу.

- Что всполошипся? Куры ещё с насеста не слезли.

- Мам, дай молока, - попросил я.

- Глаза хоть протри. Да руки с мылом помой, цыпок в своём озере накупаешь.

Я побрёл к умывальнику.

- Где папка, - спросил я ,прихлёбывая молоко из кружки.

- К деду опять подался. Всю ночь по дому блондал.

Мама у печки разожгла пучок лучины и подсунула его под сложенные с вечера дрова. Пламя весело обхватило сухие поленья.

- Слава Богу, день начался. Теперь до вечера только поворачивайся, - привычно вздохнула она.

Отец вернулся, когда дрова уже прогорели, и мама поставила на угли чугунки с борщом и картошкой. Был он весёлый и даже какой-то просветлевший.

- На, завари в чём нибудь, - протянул он веничек сухой травы.

- Что это?, - понюхала мама букетик.

- Чёрт его знает. Дед дал и велел во рту полоскать. Детей тоже заставь, для зубов полезно.

- Он что тебе зуб выдрал, что ли? Опухоль вроде спала.

- Нет. На свечке "мойку" прокалил и полоснул по десне. Гноя ведро вытекло, еле отплевался.

- А что он тебе вечером буровил? - напомнила мама.

- Коса у него под стрехой заговоренная. Надо было обушком по горлу чиркнуть, и до утра боль бы утихла.

Мама с сомнением покачала головой, а отец достал из кармана бутылку водки и стал оббивать сургуч.

- Это полоскание тоже дед дал?"

- К Соньке по пути заскочил. Пока ещё трава настоится.