История вторая. Мортус

К вечеру извилистая тропинка неожиданно вынырнула из темного леса и змеёй устремилась через заросшее невысокой ярко-зеленой травой поле к виднеющемуся чуть вдалеке пригорку. Пузатый мохнатый шмель басовито зажужжал над плечом ворожеи, норовя усесться на яркий цветок, вышитый на ее сарафане.

— Вот глупый, — усмехнулась Ялика, прогоняя того взмахом руки.

Шмель досадливо загудел и, сделав размашистый круг над головой молодой ведуньи, скрылся в небесном мареве.

Из глубины леса раздался довольный смех, похожий на уханье потревоженного филина. Ялика обернулась к чащобе и беззлобно погрозила кулаком.

— Леший, проказник, — добродушно произнесла она. — Смотри у меня! И на тебя управа найдется, ежели добрых путников промеж трех елей водить будешь.

В ответ донесся все тот же ухающий смех, с готовностью подхваченный раскатистым эхом. Молодая ворожея негодующе покачала головой и, подставив лицо ласковым лучам заходящего солнца, торопливо зашагала по извилистой тропинке.

За невысоким пригорком притаился крохотный хутор. Добротный бревенчатый дом, просторный хлев, каменный колодец, с любовью возделанный огород да ухоженный яблоневый сад — вот и все нехитрое хозяйство, окруженное деревянным забором с резными воротами. Вокруг повисла гнетущая тишина. Лишь стая ворон, кружащая высоко в небе, оглашала окрестности тревожным карканьем. Ялика проводила воронье обеспокоенным взглядом и нервно поёжилась.

Цветущий хутор не производил впечатления покинутого, но отсутствие мало-мальски заметных признаков жизни и распахнутые настежь створки ворот наводили на тяжелые размышления о судьбе его обитателей.

— Есть кто? — громко спросила ворожея, с опаской входя на пустынный двор и тревожно оглядываясь.

Слюдяные окна молчаливо блеснули в ответ лучами багровеющего солнца, окрашивая все вокруг в алеющие цвета крови, да налетевший порыв показавшегося ледяным ветра коварно звякнул подвешенным над колодцем жестяным ведром, заставив молодую ворожею трусливо вздрогнуть.

— Жуть какая, — едва слышно пробормотала Ялика в неловкой попытке разогнать скребущую разум тишину.

С трудом переборов настойчивое желание покинуть зловещий хутор, ведунья поднялась на крыльцо жилого дома. На секунду застыв в нерешительности, она аккуратно толкнула незапертую дверь и вошла в горницу.

Дыханье перехватило от приторного зловония разлагающейся плоти. С округлившимися от отвращения глазами Ялика уставилась на мерзкое, почти безволосое создание, отдаленно похожее на крысу-переростка, копошащееся в груде гниющего мяса, некогда бывшей живыми людьми. Вырвав очередной кусок истекающей кровью плоти, чудовище повело заостренной мордой и резко повернулось к окаменевшей ворожее, выронив на пол свою добычу. Буравя Ялику налитыми потусторонним огнем буркалами, чудовище угрожающе зарычало, оскалившись жуткой ухмылкой изогнутых, покрытых кровью и тягучей слюной клыков и, ощетинившись редкой шерстью на загривке, напружинилось, готовясь к прыжку.

— На пол, дуреха! — вырвал ворожею из оцепенения сиплый мужской голос.

Чудовище распрямилось, взмывая высоко в воздух. Черные изогнутые когти устремились к горлу растерянно застывшей ведуньи. Вскинув руки в отчаянной попытке защититься, она инстинктивно отшатнулась назад и, поскользнувшись на кровавом следе, безвольно рухнула на пол. Стремительное падение и уберегло ее от неминуемой смерти в сомкнувшихся на горле окровавленных челюстях.

Кошмарный зверь отлетел в сторону, снесённый точным попаданием беззвучно мелькнувшей серебром молнии, и забился в конвульсиях у стены, разбрызгивая черную дымящуюся кровь и едкую слюну. Из его горла торчало оперение глубоко увязшего в гноящейся плоти арбалетного болта.

Словно материализовавшись из тени, высокая мужская фигура в длинном до пят кожаном плаще и широкополой шляпе подлетела к вздрагивающему чудовищу, отбрасывая в сторону бесполезный арбалет, и, широко замахнувшись, всадило зазубренный, сверкнувший серебром, кинжал в безволосую, покрытую слизью и гноем грудь создания. Оно вздрогнув, испустило протяжный хрип, и, наконец, затихло.

— Ты как? Жива? — спросил незнакомец поднимающуюся на ноги ворожею и, облегченно вздохнув, снял маску с изогнутым птичьим носом и стеклянными окулярами глаз.

Труп чудовища задымился, наполняя помещение удушливой вонью, и осыпался черным пеплом.

— Ты кто? — испуганно спросила Ялика, настороженно рассматривая своего неожиданного спасителя.

На вид тому было около сорока лет. Худое изможденное лицо покрывала многодневная щетина. Коротко стриженные волосы казались снежно белыми от преждевременной седины. Несгибаемая воля билась в серо-стальных глазах, печальный взгляд которых скрывал давнюю, но все ещё не забытую боль.

— Потом вопросы, — коротко бросил мужчина, носком ботинка разворошив груду черного пепла, оставшегося от убитого зверя. Подняв серебряный арбалетный болт, он устало добавил:

— Здесь всё нужно сжечь.

 

 

***

 

 

Порывы ветра уносили искры полыхающего пожарища высоко в сумеречное небо. Ярость бушующего огня, жадно пожирающего следы недавнего побоища, чувствовалась даже на пригорке, опаляя жаром две замершие на вершине молчаливые фигуры.

— Ты ворожея, — вдруг невпопад заключил мужчина, не отрывая взгляда от языков пламени, жадно тянущихся к небу.

Ялика промолчала.

— Я чувствую, — согласно кивнул незнакомец и, отвернувшись, неторопливо пошел прочь в сторону темнеющей вдали громады леса.

— Подожди, — закричала ему вслед ворожея, раздраженно взмахнув волной пшеничных волос. — Может, ты хоть объяснишь, что здесь произошло?

Мужчина замер на полушаге, задумчиво посмотрел на искрящееся первыми звездами небо и коротко бросил:

— Идем.

До самой опушки леса странный попутчик ворожеи не проронил больше ни слова. Лишь когда они достигли того места, где тропа терялась среди лесного частокола, он неожиданно заявил:

— Заночуем здесь.

Под недоумевающие взгляды удивленной ворожеи, незнакомец собрал сухой хворост и неспешно развел костер.

— Умойся иди, — изрек он, оценив долгим взглядом замызганный вид Ялики. — Чуть дальше в лесу ручей есть.

— Знаю, была уже тут, — недовольно огрызнулась ведунья и горделиво удалилась, скрывшись среди древесных стволов и кустарников, что-то презрительно бормоча себе под нос.

Вернувшись, она застала мужчину сидящим перед костром на расстеленном плаще и меланхолично жующим кусок вяленого мяса. Услышав ее тихие шаги, незнакомец резко обернулся.

— Есть хочешь? — отрывисто спросил он.

— Нет, — ворожея наморщила нос. — До сих пор во рту отвратительный вкус стоит.

— Ну, как знаешь, — равнодушно согласился седовласый и, отведя взгляд, принялся безучастно наблюдать за игрой огненных всполохов костра.

— Тебя звать-то как? — поинтересовалась Ялика, присаживаясь рядом.

— Мортус, — буркнул тот, не переставая жевать.

— Странное имя, — удивилась ведунья. — Не похоже на настоящее.

— К чему тебе мое имя? — ответил мужчина, вскидывая брови. — По-хорошему, тебе и со мной встречаться-то не стоило. Зачем в дом полезла?

Ялика недоуменно пожала плечами.

— Думала помощь какая нужна. А там это… зверь этот, — прошептала она неуверенно.

— Демон, — поправил Мортус.

— Какой? — не поняла ворожея, нахмурившись.

— Древний, — уточнил седовласый, заглянув в глаза смутившейся под его пристальным взглядом ведуньи. — Древний, чуть ли не древнее самой земли.

— Но ты ведь его убил, — то ли спросила, то ли констатировала Ялика, зябко поведя плечами.

— Эх, кабы все так просто было, дочка, — горестно вздохнул Мортус.

— Ялика, — чуть кивнув головой поправила ведунья, которой такое обращение совсем не пришлось по нраву.

— Это не имеет никакого значения, — ухмыльнулся мужчина.

— Ты можешь все складно объяснить? — с трудом сдерживая нахлынувшую волну раздражения, процедила сквозь зубы ведунья, которую странная обрывистая речь собеседника начала выводить из себя.

— Могу, — кивнул Мортус. — Только ты сначала скажи, та тварь тебя не зацепила?

— Нет, — растерянно произнесла ошарашенная совершенно неожиданным вопросом Ялика.

— Славно, а то пришлось бы и тебя убить, — заключил седовласый. — Зверь, что напал на тебя в доме, хм… — Он замолчал на мгновение, словно подбирая слова, и чуть погодя неспешно продолжил:

— Тот зверь — вестник гораздо более древней и опасной силы, зародившейся чуть ли не с началом времен. Через него она питается, поглощая плоть и души умерщвлённых им.

— Откуда ты это знаешь? — потребовала объяснений Ялика, разглядывая собеседника со смесью недоверия и любопытства.

— Да потому что, я был одной из жертв этого демона, — с яростью, чуть ли не переходя на крик, заявил Мортус, уставившись на ворожею безумными глазами. — И я могу его видеть. Вернее, его…хм… проекцию в нашем мире. Вижу, как он насылает болезнь, которую все принимают за чуму; вижу, как он медленно высасывает из заболевшего силы; вижу, как приходят в наш мир его звери; вижу как они пожирают плоть умирающих, насыщая своего хозяина…

— Как же ты можешь это видеть? — нетерпеливо перебила его Ялика.

— Таково мое проклятье, — печально вздохнул Мортус, успокаиваясь и отводя взгляд.

— Ты лжешь, — упрямо мотнула головой ведунья, скептически пождав губы. — Или не говоришь всей правды.

Мужчина раздосадованно вскочил со своего места и принялся нервно мерить шагами пространство в круге света. Ялика молча наблюдала за ним, готовясь в любой момент вскочить. Мало ли что взбредет в голову этому чудаковатому человеку.

— Разве это так важно? — наконец нарушил затянувшееся молчание Мортус, остановившись в паре шагов от ведуньи, нависая над ней угрожающей тенью.

— Да, — коротко кивнула ворожея, чуть помедлив. — От этого зависит помогу ли я тебе или нет.

Мортус расхохотался раскатисто и совершенно не стесняясь. Неожиданно его смех оборвался. Тень догадки промелькнула по лицу мужчины. Он уставился на опешившую ворожею, растерянно и непонимающе хлопающую глазами, пристальным взглядом, в котором читалась смесь надежды и любопытства.

— Ты же видела зверя? — вдруг вкрадчиво спросил Мортус.

— Видела, — Ялика занервничала, сама не отдавая себе в этом отчет.

Отблески костра заиграли в сделавшихся непроницаемо-черными зрачках мужчины, от чего тот приобрел потусторонний демонический вид.

— Может, дитя, ты и сможешь мне помочь, — задумчиво протянул он, проводя ладонью по щетинистому подбородку. — Дело в том, что зверя дано увидеть не каждому. Если верить древним легендам и сказаниям, то вестника демона может узреть тот, кто его призвал в наш мир… Или же те, немногие, кто способен узреть изнанку мироздания, кто волшбой повелевает. Ты, видимо, одна их них. Так я и догадался о твоем ремесле…

— Значит, ты был тем, кто призвал этого древнего демона, — заключила ворожея, перебивая неспешную речь Мортуса.

— Догадливая, — удовлетворенно кивнул тот. — Да, его призвал я, и это моя вина и проклятие. Но, клянусь, небесами, я не хотел таких последствий.

— Когда-то давно, — печально и отстраненно продолжил Мортус, как-то разом сгорбившись, бессильно опуская плечи. — Жил в небольшом селе паренек, кузнецом был, всё как и у всех вокруг: дом, небольшое хозяйство, красавица жена, на сносях… Да вот только в тех краях боярин лютый очень был — кровь любил проливать почём зря, насильничал, словом, зло творил страшное. Приглянулась боярину тому жена кузнеца, не посмотрел, что та скоро разродиться должна… Выкрал он ее, когда кузнеца дома не было.

Мортус тяжело вздохнул. В уголках его глаз заблестели слезы. Он сжал кулаки в бессильной злобе.

— Насытив похоть свою, отдал он деваху на поруганье своим холопам. Вернулась та домой, кровью истекая, а утром умерла, так и не явив дитя на этот свет, — голос мужчины задрожал, переходя на сбивчивый шёпот. — Уж сколько паренек не взывал к Богам, возмездия требуя, те глухи к его мольбам оставались. Взял тогда он топор в отчаянии, да пошел к барину — убить хотел. Только вот, холопы боярские высекли его так, что кожа лоскутами висела, да выкинули в канаву придорожную, подыхать. Тогда-то к нему при смерти демон и явился. Пообещал тело исцелить в обмен на душу. Месть его осуществить обещал.

— И он согласился, — сухо констатировала Ялика, разворошив затухающий костер хворостиной.

— Согласился, — печально кивнул Мортус и опустился рядом с ворожеей, уставившись невидящим взглядом на радостно заплясавшие языки пламени. — Свершил месть демон, мор наслав на боярина и его холопов, следом и село вымерло… Не ведал я тогда, что моя душа ему нужна была только за тем, чтобы его в наш мир впустить. Я держу врата между мирами, тело с одной стороны, плененная душа с другой.

— Душа мне твоя не доступна, — медленно произнесла Ялика, вскакивая. — Но тело-то здесь.

По ее рукам заплясали зеленые огоньки, окутывая ладони бледно-зеленой дрожащей и извивающейся пеленой.

— Попробуй, — горько усмехнулся Мортус.

— Думаешь я не пытался, когда все осознал?

Он выхватил из ножен серебряный кинжал и отрывисто полоснул себя по ладони. Вместо крови из свежей раны устремился к небу черный вьющийся дымок.

— Ты еще не поняла, пресветлая? — ухмыльнулся мужчина, переворачивая ладонь, из которой на землю посыпался темный пепел.

Мортус сжал руку в кулак и, раскрыв, протянул навстречу ошеломленной Ялике, не поверившей своим глазам. От раны не осталось и следа.

— Я давно не человек, — пояснил он. — Пока моя душа в плену у демона, мое тело бессмертно. Так врата между мирами остаются открытыми. А мне только и остается, что бродить по свету, уничтожая, где могу, зверей демона, иначе его зараза расползется по всему миру. Может, хоть так, я смогу хотя бы частично искупить свою вину. Знаешь, зачем мне этот маскарад?

Мужчина повертел в руках странную птичью маску и нацепил ее на лицо, уставившись на ворожею стеклянными глазами-окулярами. Ялика взмахнула руками, рассеивая в воздухе окутывающее их свечение, и отрицательно мотнула головой.

— Чтобы звери не узнали меня, и их хозяин не отобрал у меня последнее, что осталось для меня ценным, — голос мужчины стал сиплым и приглушенным. — Мой разум и мою волю.

Он с раздражением сдернул с лица маску и резким взмахом руки отшвырнул ее в сторону.

— Рано или поздно ты ошибешься, — прошептала ворожея. — И тогда демона уже ничего не остановит.

— Я страшусь этого момента, — Мортус обреченно опустил голову.

— Ты знаешь, как его уничтожить? — спросила Ялика, помедлив.

— Его нельзя уничтожить, он часть мироздания, всегда был и всегда будет, до конца времен, — отстраненно произнес мужчина, не поднимая головы. — Можно лишь закрыть врата, связывающие наши миры.

— Как? — нетерпеливо вцепившись в его плечи, поинтересовалась ворожея.

Отстранившись тот, поднял взгляд на ворожею и хрипло произнес:

— Моя душа стала частью сущности демона. Если призвать мою душу, то следом в наш мир и он сам явится, воплотясь в моем теле.

Он замолчал, собираясь с мыслями.

— Ну же! — поторопила его ведунья.

Мужчина меланхолично повертел в руках кинжал, которым недавно разрезал себе ладонь.

— Если его вонзить мне в сердце в тот момент, когда мои душа с телом вновь воссоединяться, то связь будет разрушена, а врата будут закрыты, утянув демона в его реальность, где он и будет поджидать следующего глупца, согласившегося принять его злокозненную помощь.

Он замолчал, а потом тихо, на грани слышимости, прошептал:

— Знаешь, ворожея, я очень устал скитаться ни живым ни мертвым, и уже давно мечтаю обрести покой…

— Откуда у тебя это клинок? — с интересом разглядывая оружие, поинтересовалась Ялика.

— Из небесного огня выковал, ты же помнишь, я был кузнецом, — тихо пробормотал Мортус. — Я долго бродил по свету пока не встретил одного очень старого волхва, который мне и рассказал, что небесный огонь — это искры, что летят из кузницы Сварога. В них заключена часть силы Праотца. А его силе ни одно зло противостоять не может ибо он творец всего сущего. Вот тогда-то я и сделал этот клинок. Сердечник из небесного огня выковал, а снаружи серебром покрыл. Серебро любая нечисть не любит. Больно ей от него делается. А загвоздка в том, что я не знаю, как свою душу призвать.

Мортус мрачно улыбнулся. Ворожея задумалась, угрюмо теребя сарафаний подол.

Угнетающая молчание плотной пеленой окутало собеседников. Лишь иногда со стороны леса доносилось тревожное уханье филина и тоскливый волчий вой, да в костре то и дело потрескивали поленья, выстреливая огненные искры, подхватываемые легкими дуновениями ветерка.

— Я знаю, — вдруг очнулась от задумчивого размышления Ялика. — Зову Мары ни одна душа, из когда-либо рожденных на этой земле, не сможет противостоять. И твоя на её зов обязательно явиться.

В глазах Мортуса заблестела призрачная надежда.

— Может, и не зря я тебя, Ялика, повстречал.

Он, чуть помедлив, протянул ворожее свой кинжал и мечтательно посмотрел на перемигивающееся искрящими звездами глубокое ночное небо.

— Не подведи, пресветлая, прошу, — сказал он, глубоко вздохнув. — Пусть Боги направят твою руку в нужный момент.

— Ты точно готов? — серьезно спросила ведунья, собираясь с духом.

Мортус только утвердительно кивнул.

Ялика, набрав в легкие воздуха, широко развела в стороны руки и тихонько запела:

 

Я тебя закручу-заморожу,

Меня Марой зови белокожей.

Прихожу я с зимою искристой,

За снежинкой лечу я лучистой.

 

С каждым произнесенным словом ее вкрадчивое пение наливалось силой, становясь все громче и громче.

 

В зимнем царстве тебя приголублю,

Хладом стылым ты будешь загублен.

Я тебя обниму лютой стужей,

Спи, мой сокол, снегами закружен.

 

Голос ворожеи задрожал, срываясь, и откуда-то донеслось отдаленной пение, от которого повеяло замогильным холодом:

 

Я тебя провожу в царство хлада,

Там тебя в белоснежных палатах

За деянья твои по заслугам

Награжу или будешь поруган.

 

Вокруг стихли все обычные ночные звуки. Поднявшийся ледяной ветер, бесшумно закачал вершины деревьев. Языки пламени, бушующего и ярящегося в костре, постепенно замедлили свой бег, застыв извилистыми огненными сталактитами.

И вот уже пению Ялики вторит другой женский голос, мертвенный и отстраненный:

 

Не старайся сбежать или скрыться,

Я за всеми повинная явиться.

На исходе с моим поцелуем

Позабудешь судьбу ты земную.

 

За спиной ворожеи, от силуэта которой исходило бледное призрачное свечение, прямо из воздуха проявились слепяще-белые извивающиеся линии, складывающиеся в высокий и статный, мерцающий в ночной темноте, женский образ, сжимающий в руках посох с длинным изогнутым навершием, напоминающим лезвие косы.

 

Ты меня не растопишь весною,

Я змеёю ползу за тобою.

На дороге, на смертной тропинке

Соберу твою жизнь по крупинке.

 

Завораживающее, леденящее душу, пение неожиданно оборвалось на высокой ноте.

Призрачная фигура явившейся богини величественно и отчужденно смотрела на посмевших призвавать ее людей.

— Теперь проси, — с трудом выталкивая слова прокричала Ялика.

Мортус кивнул.

— Смерть-Дева! — плохо повинующимися губами прошептал Мортус. — Взываю к твоей силе, помоги… Молю…

По белеющему в сумраке лику богини промелькнула тень понимания. Она величаво кивнула и, запрокинув голову в беззвучном крике, подняла к небу свой устрашающий посох.

Налетевший порыв стылого беззвучного ветра чуть не сбил Мортуса с ног, разметав лежавшие вокруг прошлогодние листья с хвоей и сухие ветви. Пламя костра мигнуло и вновь застыло в неподвижном танце. Мужчина проследил за взглядом величественно застывшей Мары.

Небо заволакивало низкими клубящимися тучами, закручивающимися гигантской спиралью, из которой к земле устремились длинные извилистые языки тьмы.

Один из них потянулся было к застывшей Ялике. Лицо Мары исказила гримаса гнева и презрительного недовольства. Короткий взмах её посоха разрубил извивающееся щупальце мрака, заставив того осыпаться на землю дождем черного пепла. Богиня выжидательно посмотрела на с трудом удерживавшегося на ногах под порывами пронизывающего ветра Мортуса, пригвоздив того к земле мертвенным взором стылых глаз.

— Не медли, пресветлая, — надрывно проорал он Ялике и, воздев к небу руки, закричал. — Демон, я принимаю твою силу!

Мара удовлетворённо повела головой. Призрак легкой улыбки на секунду озарил ее неземной лик.

Черная облачная спираль ускорила свой бег. Клубы мрака устремились к застывшему в молитвенной позе Мортусу, закручиваясь вокруг него и окутывая того непроницаемой сумрачной пеленой. Ноги мужчины подломились и он, качнувшись назад, распростерся на земле, широко раскинув руки. Его тело забилось в конвульсиях, впитывая в себя дымчатую вуаль.

— Иди, — Ялика скорее почувствовал, чем услышала, леденящий душу приказ богини.

Не теряя времени и крепко сжав в руке рукоять мерцающего серебром клинка, ворожея кинулась к извивающемуся на земле в болезненной агонии телу.

— Давай, пресветлая! — скозь зубы натужно процедил Мортус, которого колотила крупная дрожь, едва Ялика склонилась над ним. — Давай! Не медли.

Ворожея широко размахнулась и с видимым усилие вонзила кинжал в грудь мужчины, преодолевая оказавшимся неожиданно сильным сопротивление плоти. Тело Мортуса выгнулось дугой. Свист яростного ветра заложил уши. Яркая вспышка, бьющая из раны на груди мужчины, слепящим столбом белого холодного огня ударила в небо, прямо в центр бешено вращающейся спирали. Ялику отбросило назад волной невидимого ветра. Изогнутое тело Мортуса медленно оторвалось от земли, покрывшись сетью извилистых трещин, сквозь которые во все стороны сочилось слепящее призрачное пламя, вырывавшее куски плоти мужчины.

Ялика, зажмурившись и прикрыв глаза ладонью, отвернулась в попытке защититься.

Неожиданно ярящееся буйство обезумевших стихий прекратилось. Воцарилась оглушающая тишина. Ворожея медленно открыла глаза.

Мара величественно протянула руку навстречу поднимающемуся с земли Мортусу. Мужчина неуверенно сделал шаг к неподвижно застывшей богине.

— Благодарю, пресветлая, — услышала ворожея тихий шепот, когда Мортус проходил мимо неё. — Наконец-то я свободен.

Он вложил свою ладонь в протянутую руку Мары. Та неожиданно тепло улыбнулась.

Две фигуры покрылись призрачным свечением и медленно истаяли в воздухе.

Обычные звуки ночного леса ворвались в плотную пелену тишины, оглушая шелестом листвы, уханьем и перекличкой ночных животных и птиц. Застывшее пламя костра растерянно мигнуло. Языки пламени медленно, словно нехотя, возобновили свой ярящийся танец.

Ялика подобралась поближе к костру, поджав колени к груди, в попытке совладать с пробравшей ее зябкой дрожью и согреться. До рассвета оставалось ещё полночи.

Ворожея подняла голову, окинув взглядом бескрайний простор бездонного небосвода.

Одна из звезд радостно подмигнула ей. Ялика в ответ добродушно улыбнулась.